– Федя! Позови-ка сюда того, знаешь, загорелого… Из комнаты, где свидетели сидят.
Человек, которого Кошкин пожелал увидеть, явился через минуту. Держался он спокойно и уверенно, и капитану его манера понравилась. Он уже устал от всплесков чужих эмоций. К тому же и день сегодня выдался не самый простой.
– Ваше имя?
– Рубинштейн Лев Самойлович, – представился мужчина и протянул Кошкину свой паспорт. Затем добавил все с тем же спокойствием, которое, кажется, мало что могло нарушить: – На всякий случай хочу отметить, что я являюсь гражданином иностранного государства и мой допрос должен быть согласован с консульством.
В лице Кошкина не дрогнул ни единый мускул.
– Это не допрос, Лев Самойлович, – мягко сказал он, откладывая бумаги в сторону, – а просто дружеская беседа.
– В самом деле?
– Мне просто хотелось бы услышать внятный рассказ о том, что произошло на сегодняшнем несчастном вечере встречи, после чего я сразу же вас отпущу, – пояснил Кошкин. И, словно считая дело решенным, развернул паспорт. – Значит, вы бразилец?
– Гражданин Бразилии, – довольно сухо поправил Рубинштейн. Но все же сел, что означало согласие на беседу.
– Тогда давайте перейдем к делу, – кивнул Кошкин, возвращая ему паспорт. – Когда именно вы появились в квартире?
Лев вздохнул.
– Так получилось, что я приехал раньше назначенного часа. Самолет почему-то приземлился вовремя, – с улыбкой заметил он.
– Насколько мне известно, первыми прибыли Марина Завойская с мужем. А вы…
– Да, верно, – подтвердил собеседник. – Я приехал сразу же после них.
– Вот с этого момента давайте поподробнее, пожалуйста, – тихо попросил Кошкин.
Лев пожал плечами, как бы показывая, что ему нечего скрывать. Итак, он прилетел в Москву и сразу же отправился к Свиридовым. По дороге купил хозяйке огромный букет цветов, потому что… Словом, ее приглашение его тронуло. И вообще, ему хотелось сделать Елене приятное.
Он говорил – и словно вновь переносился в пятый час вечера, когда все еще начиналось…
– Прекрасная Елена, ты ли это? – весело спросил Лев, целуя руку хозяйке.
– Лева! – Елена рассмеялась и тряхнула головой так, что затанцевали бриллиантовые сережки в ушах. – Ну надо же! Вот так сюрприз! Все-таки ты сумел выбраться?
– С трудом успел на самолет, – важно объявил Рубинштейн.
– Ну и как там тебе, в Бразилии? – Она говорила, а глаза уже осмотрели и взвесили на невидимых, но очень чувствительных денежных весах стоимость его простого костюма и стареньких часов – талисмана, который Лев носил уже много лет, не снимая. – Я еле-еле смогла тебя разыскать! Хорошо хоть, твоя бабушка дала мне номер твоего телефона.
– В Бразилии все прекрасно, Леночка, и по-прежнему много диких обезьян, – поддерживая принятый шутливый тон, объявил Лев. – Ой, ничего, что я по старой памяти тебя называю так фамильярно? Может, надо Елена Сергеевна?
– Ну что ты, Лева, ей-богу… – пожурила его хозяйка. – Все-таки в одном классе учились, неловко даже.
– Да… Странная штука память. – Лев вздохнул. – Я ведь школу терпеть не мог, а теперь почему-то вспоминается только хорошее.
– Это потому, что мы тогда были моложе, – заметила Елена.
– И лучше. Юность все окрашивает в радужные тона. – Глаза Льва ностальгически засияли. – Помнишь старого дурака, который у нас вел НВП?
– Начальную военную подготовку? – с лукавством в голосе расшифровала Елена.
– Ох, как же он нас задолбал своими противогазами!
– И автоматами, – весело подхватила респектабельная хозяйка дома. – Я уж не знала, куда от него деться.
– А нашу классную руководительницу помнишь?
– Аллу Сергеевну? – Елена повела плечом. – Еще бы!
Конечно, она прекрасно все помнила. У нее всегда была отличная память.
– Жутко противная тетка. – Лев поморщился. – Постоянно меня по математике резала. Хотя считал я как раз очень хорошо, – с улыбкой добавил он.
«Нет, ну зачем, зачем обо всем этом рассказывать? Ведь мне даже не известно, жива ли еще Алла Сергеевна, которую я когда-то терпеть не мог…» На лицо Льва набежало облачко.
– Наверное, вам неинтересны все эти ностальгические подробности, – сухо сказал Рубинштейн капитану Кошкину.
– Почему же? – миролюбиво возразил тот. – Люди встречаются, вспоминают то, что их когда-то объединяло. Это вполне естественно. Что было дальше?
Лев Самойлович как-то неопределенно повел плечом.
– Подошел ее муж. Лена нас познакомила. А потом я увидел Марину.
Рубинштейн поморщился, как от физической боли.
«Боже мой, ведь только ради нее он прилетел сюда! Еще надеялся на что-то, как последний дурак… Его поманили миражом, и он бросил дела, бросил все… только потому, что хотел вновь увидеть ее, ту, которую помнил такой тоненькой, изящной, такой очаровательной на выпускном вечере… на вечере, когда ему так жали ботинки, отчего он так и не решился пригласить ее танцевать… не решился, и, может быть, поэтому его жизнь теперь не такая, какой могла бы быть, и сожаление об упущенной возможности не оставляло его ни днем, ни ночью…
Нет, ни в коем случае менту нельзя все это рассказывать. То, что он почувствовал, когда увидел Марину, было ужасно, просто ужасно. Толстая, дурно одетая, застенчиво улыбающаяся, с этим ее отвратительным спутником жизни, мелким тиранчиком…»
– Странно даже вспомнить, что когда-то Марина мне очень нравилась, – мрачно произнес Рубинштейн.
– Почему?
– Она была такая воздушная, милая, трогательная… – Лев Самойлович покачал головой. – Надо же, что жизнь делает с людьми! Если бы мне не сказали, что передо мной именно она, я бы не узнал ее, честное слово…
Лев был убит и оскорблен тем, как Марина выглядит. А та нашла, что он совсем не изменился. Но, по счастью, вмешался муж Елены, спросив, не хочет ли гость из-за рубежа чего-нибудь выпить.
– Я бы не отказался, – буркнул Лев. После того, что он увидел, ему вдруг захотелось напиться. Хотя никогда особой тяги к спиртному не испытывал.
Евгений объявил, что присоединяется к нему. Лев угрюмо отвернулся. Присутствие человека, из-за которого любовь его юности превратилась в форменную развалину, невыразимо тяготило его. Он уже жалел, что вообще оказался здесь.
– Кажется, у вас в Бразилии какой-то бизнес? – спросил Алексей Свиридов, чтобы поддержать подобие светского разговора.
– Да… небольшой, – отозвался Лев после легкой заминки.
– И чем вы занимаетесь? – полюбопытствовал Алексей снисходительно.
Но тут Елена ввела очередного гостя, и Рубинштейн не успел ответить. Он всмотрелся в лицо вновь прибывшего и расхохотался.
– Ей-богу, это же Николай!
– Лева! – просиял тот. – Какими судьбами? Я слышал, ты вроде в Аргентине процветаешь, – шутливо добавил он.
– В Бразилии, друг, в Бразилии, – важно поправил Лев.
– Один черт, – беспечно отмахнулся бывший одноклассник. – Лена, ты просто прелесть! – Николай Ведерников повернулся ко второй женщине, присутствовавшей в комнате, и застыл на месте. Все чувства разом отразились на его лице. – Марина?!
– Мы так давно не виделись, Коля… – пробормотала та с извиняющейся улыбкой.
– С выпускного вечера, – уточнил Николай. – Много воды утекло, да?
– Да уж, – вздохнул Лев. – Как твои-то дела? В школе ты, помнится, лучше всех играл в футбол. Тебя даже к тренерам каким-то посылали.
Ведерников мотнул головой:
– Нет, футбол остался в прошлом. Хотя все вполне могло бы сложиться. Травма не позволила. – Он поморщился. – А впрочем, может, и к лучшему.
– Как жаль! – искренне воскликнула Марина. – А я и не знала. И чем же ты теперь занимаешься?
– Лечу животных, – отозвался Николай. – Я ветеринар.
– И тебе нравится твоя профессия? – В голосе Елены мелькнуло легкое неодобрение. В самом деле, что такое ветеринар? Как-то несолидно. Вот бизнесмен, положим, или торговец драгоценными камнями – совсем другое дело.
– Я всегда с животными любил возиться, – сказал Николай, словно оправдываясь. – Да и потом, они гораздо лучше, чем люди.
– Я смотрю, ты заделался пессимистом! – Лев допил свой бокал и отставил его в сторону.
– Не без того, Лева, – с подобием улыбки ответил ветеринар. – Жизнь такая сволочная, что оптимистом не станешь даже при всем желании.
Тут зазвенел очередной звонок, и Елена выскользнула из комнаты.
– А она хорошо выглядит, – заметил вполголоса Лев Николаю, имея в виду хозяйку. – Молодец.
– Глаза, Левушка, глаза, – предостерегающе шепнул собеседник.
– Что глаза?
– Стальные, друг мой. – Ветеринар усмехнулся. – Впрочем, она всегда была такая: снаружи хрупкая да мягкая, а внутри – ой-ой-ой.
Лев пристально всмотрелся в него:
– Ты же вроде влюблен в нее был.
– Я-то всегда влюблен, – со вздохом подтвердил Николай. – Только вот меня никто не любит.