– Нет, – мило улыбнувшись, проворковала купеческая вдова. – Он был просто хороший человек.
– Дорогая! – с чувством промолвила Берберова, положив руку ей на локоть. – Как я тебе сочувствую!
Амалия сделала вид, что застегивает пуговку на перчатке. Все ее упоение, весь радужный настрой разом куда-то улетучились. Она была разочарована, обнаружив, что даже в самых прекрасных бальных платьях и под самую дивную музыку на свете люди остаются такими же пошлыми, эгоистичными и мелочными, как и в любом другом месте. Ей так хотелось верить в сказку, а та обернулась банальным фарсом. Бал только начался, а она уже с нетерпением ждала, чтобы он поскорее закончился.
– Посмотри, какая куколка! – важно сказал Григорий Гордеев своему приятелю Дмитрию Озерову в правом углу залы. Озеров был сыном хозяев бала. Он мечтал о славе литератора и писал стихи и прозу, но вот слава о нем вовсе не мечтала, ибо его литературные опыты успеха не имели. В остальном это был вежливый, интеллигентный, спокойный молодой человек, ни в чем не вызывавший нареканий.
– Ты о ком? – спросил он у Григория.
– Возле Берберовой, – многозначительно промолвил Григорий, заливаясь счастливым глуповатым смехом. – Видишь? Та, что потупила глазки.
Озеров пристально посмотрел в указанном направлении, увидел Амалию, поправил очки, но не удержался и взглянул на нее вновь.
– Кто это? – нарочито равнодушным тоном осведомился он. – Ты ее знаешь?
– Впервые вижу, – отвечал его собеседник.
К ним подошел Евгений Полонский. В свете все трое считались большими друзьями.
– Эжен, – спросил у него Григорий, – кто эта юная особа между генеральшей и толстой бабой у дверей?
Евгений обернулся и без всякого интереса поглядел в другой конец залы.
– Ее зовут Амалия, – объявил он.
– Ты ее знаешь? – удивился Дмитрий. – Познакомь меня с ней.
– Я ей не представлен, – поставил его на место Евгений. – Видел как-то мельком в Париже.
Григорий захохотал.
– В Париже! Это интересно! Что она делала в Париже, а?
Он высунул кончик языка и силился подмигнуть приятелям обоими глазами. Его широкое мясистое лицо лоснилось от пота.
– Как ты глуп, Гриша, – равнодушно заметил ему Евгений.
Гриша, ничуть не обидевшись, еще заливистее рассмеялся.
– Я приглашу ее на вальс, – решился Озеров и сделал шаг вперед.
– Берегись, Митенька, – сказал ему вслед граф Полонский. – По-моему, та вульгарная особа рядом с ней только и ищет, кому бы ее сосватать. Да и, насколько я помню, происхождение у нее – так себе.
Озеров не был снобом, но он заколебался и упустил момент. Амалия, по-прежнему чувствуя себя под перекрестным огнем взглядов, двинулась к толпе ожидавших приглашения девушек. Она не была трусихой, но колени у нее подгибались.
«Никогда не буду больше ездить на балы!» – решила она.
«Но чего же я боюсь? – в смятении подумала она уже в следующее мгновение. – Чего? Как все это глупо, в самом деле!»
– Похоже, у бедняжки неспокойно на душе, – притворно участливым тоном заметила длиннолицая девушка в желтом платье. К ней только что подошел офицер в красивом белом мундире, собираясь пригласить ее на танец.
Офицер обернулся, и Амалия мгновенно узнала его. Этого человека она видела в Ментоне – он жил в уединении на соседней вилле и лечил слабые легкие. Когда умер ее отец, сосед – его звали Орест Иванов – первым предложил свою помощь, хотя за все предыдущее время они перекинулись едва ли десятком фраз. И хотя память об Иванове была связана для Амалии с самыми горестными минутами ее жизни, она тем не менее обрадовалась, заметив среди многолюдной толпы хоть одно знакомое лицо, и дружески кивнула ему. О том, что произойдет непосредственно вслед за этим, она даже не могла помыслить: бросив девушку в желтом, офицер шагнул Амалии навстречу.
– Мадемуазель Тамарина, если не ошибаюсь? – весело спросил он, кланяясь ей. – Вы еще не танцуете? Позвольте пригласить вас!
Амалия порозовела и наклонила голову. В руке у нее был веер, и она оглянулась, ища, куда бы положить его, но тут Лариса Сергеевна подошла и взяла его. Случайно Амалия перехватила взгляд девушки в желтом, который был красноречивее любых слов. «Однако как легко нажить себе врага», – мелькнуло в голове у Амалии, но она не стала задерживаться на этой мысли. Офицер в белом взял ее за кончики пальцев и повел в круг.
– А я и не знал, что вы будете, – сказал он.
– Я и сама не знала, – искренне ответила Амалия.
Их подхватила волна музыки, закружила и увлекла за собой. Поначалу Амалия выступала робко – ее не покидало чувство, что все присутствующие смотрят именно на нее; но потом она забыла обо всем на свете, кроме танца и своего кавалера. Он прекрасно вальсировал, тонко чувствовал ритм и ни разу не допустил ошибки. То и дело Амалия ловила на себе исполненные жгучей зависти взгляды оставшихся без приглашения дам, и ей это было и забавно, и приятно. Вся ее былая неуверенность отступила куда-то, растворилась в дрожании сотен огней, наполнявших залу. Это был ее вечер и ее мир. Для нее – ликование музыки, для нее – яркий свет, для нее – восхитительное кремово-розовое платье, ничуть не сковывавшее движений, для нее – улыбки, смех и… этот молодой человек, чья рука в белой перчатке касалась ее руки. Они были самой красивой парой в зале, она – белокурая, тоненькая, с четко очерченными уголками губ и черными бровями, и ее кавалер – темноволосый, ослепительно юный, с серо-зелеными глазами и тонким профилем, достойным камеи. Особенно ей почему-то нравились в Оресте его длинные ресницы, от которых его взгляд словно становился глубже и загадочней. А еще ее пленяла его прелестная улыбка, от которой на щеках неожиданно появлялись ямочки, и тогда становилось ясно, что их обладателю не больше двадцати лет. Амалия видела Ореста всего четвертый или пятый раз в жизни, а ей уже казалось, что они знакомы давным-давно. Никогда еще ни с кем не было ей так легко, как с этим юношей в белом здесь, в просторной танцевальной зале московского особняка.
– А я и не знала, что вы офицер, – сказала она, кивая подбородком на его мундир.
Орест улыбнулся.
– О, это тайна!
Вальс вспыхнул фейерверком и угас. Амалия почувствовала, как ее кольнуло острое сожаление оттого, что все так быстро закончилось. Тем не менее она улыбнулась и грациозно поклонилась своему кавалеру, правой рукой отводя с виска непокорный локон. Иванов спросил, с кем она танцует мазурку.
– Еще не знаю, – ответила Амалия.
– Тогда оставьте ее за мной, хорошо?
Он блеснул глазами, улыбнулся и отошел. К Амалии уже спешила Лариса Сергеевна с ее веером. Оркестр заиграл кадриль.
– Дорогая! – воскликнула купеческая вдова. – Я понятия не имела, что ты знакома с князем! Право же, ты должна была мне его представить!
– С каким князем? – удивилась Амалия.
– Тот молодой человек, с которым ты танцевала… разве ты не знаешь, кто это? Князь Орест Рокотов, богач и… кавалергард…
Веер замер в руке Амалии.
– В самом деле? – довольно сухо ответила она. – В Ментоне я знала его под другим именем.
– О, – оживилась Лариса Сергеевна, – наверное, он хотел сохранить инкогнито. Так ты что, даже не знала, кто он такой? Уму непостижимо!
Но Амалия не успела ответить, потому что в это мгновение к ней приблизился Дмитрий Озеров и, застенчиво кашлянув, пригласил ее на кадриль.
Глава 8
– Décidement, elle te fait raffoler[25], – сказал граф Евгений.
Был май – прекрасный май в пене сирени. Легкие облака, казалось, заблудились в высоком небе цвета мечты. То там то сям над травой пролетали, кружась, белые и желтые бабочки. Коляска, в которой сидели приятели, медленно катилась вперед, и ажурное переплетение листьев отбрасывало на их лица подвижную меняющуюся тень.
– Ради бога, не строй из себя резонера, – с досадой сказал Дмитрий.
Евгений с жалостью поглядел на своего друга. Дмитрий был высокий, но узкоплечий, с впалой грудью и немного вялыми чертами лица. Его русые волосы слегка вились на концах, а на переносице уже начали прорезаться хмурые морщинки. Он не любил постоянно носить очки и теперь близоруко щурился на аллеи, по которым они проезжали. В сторону Евгения Дмитрий не смотрел.
– Прежде чем ты натворишь глупостей, – донесся до него голос графа, – я хотел бы, чтобы ты кое-что узнал об этой особе.
– Все, что мне надо, я и так знаю, – еще более сердито ответил Озеров.
Но Евгений упрямо продолжал:
– Ее семья разорена, а мать напросилась жить к родственнице мужа, богатой купчихе. Отец недавно умер от чахотки и оставил долги – как я слышал, на сумму в восемь тысяч рублей, не меньше. Часть долгов купчиха выплатила, но ей, похоже, уже наскучило заниматься благотворительностью. Теперь она не прочь переложить эту обузу на другие плечи…
– Евгений!
– Надо сказать, – добавил граф, – что эта особа хорошо усвоила ее план. Сначала она втерлась в доверие к тебе и Оресту, потом Орест представил ее своим родственникам Орловым, которых она совершенно очаровала, и теперь ее чаще можно застать у них дома, чем их самих. А между делом она напропалую кокетничает с тобой, с Орестом и еще с дюжиной молодых людей, причем даже Грише Гордееву не удалось избежать ее чар. Недавно он заявил мне, что у мадемуазель Амели глаза цвета шампанского и что он никого не встречал красивее ее. Я пытался его образумить, но… – граф Полонский пожал плечами с крайне утомительным видом. – Кончится тем, что она кого-нибудь из вас непременно на себе женит. Она же только об этом и мечтает!