Ужасы воздуха Рассказ А. Конан-Дойля
(Со включением рукописи, известной под именем «отрывков из записной книжки Джойс Армстронга»).Предположение, что эта книжка, шутки, ради, подброшена неизвестным лицом, теперь уже оставлено всеми, расследовавшими это дело.
Самый злостный шутник не решился бы связать сбои болезненные фантазии с бесспорными трагическими фактами, подкрепляющими рассказ Армстронга. И, хотя утверждения, заключающиеся в нем, изумительны и даже чудовищны, тем не менее, приходится им верить и о многом изменить свое представление. По-видимому, мир, где мы обитаем, отделен сравнительно лишь небольшим и не очень прочным барьером от странных и неожиданных опасностей. Попробую в этом рассказе, воспроизводящем оригинальный документ, изложить читателю все выяснившиеся до сих пор факты, предупредив его, что, если можно сомневаться в правдивости рассказа Джойса-Армстронга, то относительно фактов кончины лейтенанта Миртля и м-ра Гая Коннора нет никаких сомнений — их конец был подлинно таков.
Записная книжка Джойса Армстронга была найдена в поле, именуемом Нижний Гэйкок, в миле к западу от деревушки Уиталам, на границе Кента и Суссекса, 15-го сентября с. г. земледельческим батраком Джемсом Флинном, который служить у фермера Матью Додда. Прежде всего Джемс Флинн заметил валяющуюся на земле глиняную трубку, затем в нескольких шагах оттуда подобрал осколки разбитого бинокля; и, наконец, в соседней канаве увидал плоскую книжечку, в холщевой обложке, которая оказалась записною книжкой или, верней, блок-нотом, так как листки были отрывные. Некоторые из них и были вырваны и валялись отдельно от книжки. Батрак поднял их, но иных не нашел, в том числе и первого, что составляет печальный пробел в столь интересном и важном документе. Книжка была передана нашедшим его хозяину; тот, в свою очередь, показал ее д-ру Азертону из Гартфильда; а доктор, убедившись, что такой документ необходимо показать экспертам, отправил ее в лондонский Аэро-Клуб, где она и по сейчас находится.
Первых двух листков недостает, и один вырван в конце, но это не нарушает цельности рассказа. По всей вероятности, на первых двух листках была запись подвигов м-ра Джойс Армстронга в качестве воздухоплавателя, но они и без того общеизвестны, и по дерзновению и интеллигентности с Армстронгом не мог соперничать ни один из английских летчиков. Как всем известно, он изобрел немало усовершенствований в авиации, в том числе жироскоп, который носит его имя.
Большая часть рукописи аккуратно написана чернилами, но последние строки карандашом, и карандаш так прыгал в руке писавшего, что буквы трудно даже разобрать — как этого и следовало ожидать, когда человек пишет, сидя на аэроплане. Кроме того, на последней странице и на обложке видны пятна — по мнению экспертов, пятна крови — по всей вероятности, человеческой и, во всяком случае, крови млекопитающего. Между прочим, в этой крови найдены микроорганизмы, весьма близкие к микробам маларии, а, так как Джойс Армстронг страдал перемежающейся лихорадкой, — это лишний пример того, какое могучее новое оружие современная наука влагает в руки наших сыщиков.
А теперь несколько слов о личности автора этого сенсационного документа. Джойс Армстронг, по словам немногих друзей, близко знавших его, был не только механик и изобретатель, но еще и мечтатель. Он имел большое состояние и большую половину его истратил на авиацию. В его ангаре было четыре собственных аэроплана, и за последний год он, говорят, совершил ни более ни менее, как сто семьдесят полетов. Был он человек замкнутый, порой хандрил и тогда прятался от людей. Капитан Дэнджерфильд, лучше всех знавший его, говорит, что его эксцентричность порой угрожала развиться в нечто более серьезное. Одно из проявлений этой эксцентричности было обыкновение брать с собой на полеты ружье. Другое — страшно тягостное впечатление, которое произвела на него катастрофа с лейтенантом Миртлем.
Как известно, Миртль, стараясь побить рекорд высоты, упал с высоты тридцати с лишним тысяч фут — страшно сказать — безголовым трупом, хотя остальное тело сохранило свои очертания. И каждый раз, на собраниях авиаторов Армстронг, по словам Дэнджерфильда, спрашивал с загадочной улыбкой: «А вот вы скажите мне, куда же девалась голова бедного Миртля»?
Однажды, в Школе Авиации зашла речь об опасностях, с которыми приходится бороться летчику. Говорили о воздушных провалах, вихрях, неустойчивости аппаратов и т. д. Армстронг только плечами пожимал, но мнение своего не высказал, хотя видно было, что он расходится в мнениях с товарищами.
Следует заметить, что, после собственного его загадочного исчезновения, личные дела его оказались в полном порядке, как будто он предвидел катастрофу. А теперь, перехожу к рассказу, списывая его буквально начиная со страницы 3-й, запачканной кровью записной книжки.
«Тем не менее, беседуя за обедом в Реймсе с Козелли и Густавом Рэймондом, я убедился, что ни один из них и не подозревает наличности каких-либо опасностей в верхних слоях атмосферы. Я не сказал им прямо, что у меня в мыслях, но намекал так прозрачно, что, если б и у них были те же мысли, они непременно бы сказали. Но, ведь оба они пустые, тщеславные люди, которым ничего не нужно, кроме того, чтоб увидать в печати свои глупые имена. Притом же, ни один из них не поднимался выше 20,000 футов. А, если предположение мои верны, зона опасности начинается выше.
Мне могут сказать: ведь, на аэропланах летают уже двадцать лет — почему же раньше эта опасность ничем себя не проявляла? Ответ ясен. В старые времена, когда двигатели были слабые, когда авиатор довольствовался каким-нибудь Гномом или Грином в сто лошадиных сил, естественно, он не мог подняться высоко. Теперь же, когда почти на каждом аппарате двигатель в триста лошадиных сил и больше того, полеты в верхние слои атмосферы стали легче и обычнее. Когда-то считалось подвигом перелететь и через Альпы. Теперь же мы поднимаемся и на 30,000 фут, не ощущая никаких неудобств, кроме холода и легкого удушья. Многие совершали такие полеты, совершенно безнаказанно. Но что же это доказывает? Житель Марса мог бы двадцать раз побывать на земле и не увидеть тигра. Однакож, тигры существуют. Так и наверху есть джунгли, обитаемые зверьем почище тигров. Я уверен, что когда-нибудь эти опасные места будут отмечены на карте воздушных путей. Я и сейчас могу указать местонахождение двух из них. Одно лежит над Биаррицом, другое — как раз над моей головой (я пишу эти строки у себя дома, в Уильтшайре). Думается мне, что есть и третье — над Гомбургом-Висбаденом.
Впервые меня навело на эту мысль бесследное исчезновение некоторых авиаторов. Разумеется, говорили, что они упали в море, но меня это не удовлетворяет. Например, Веррье во Франции: аэроплан его был найден близ Байонны, а тела не нашли. Бакстер тоже исчез бесследно, хотя аппарат его был найден в лесу под Лейстером. Д-р Миддльтон, следивший в телескоп за его полетом, заявляет, что, как раз перед тем, как тучи закрыли от него аэроплан, он видел, как аппарат, на огромной высоте, неожиданно, скачками, поднялся и стал почти перпендикулярно, в позиции, которую он счел бы невозможной, если б не видел ее собственными глазами. И больше Бекстера не видал никто. Сделали объявление в газетах — без всяких результатов. Затем, было еще несколько аналогичных фактов и, наконец, гибель Гая Коннора. Как много тогда болтали газеты про неразгаданную тайну воздуха — и как мало было сделано для разгадки этой тайны! Коннор спустился блистательнейшим vol plané с невероятной высоты. Но уже не сошел с аппарата, а так и умер на своем пилотском месте. Спрашивается: отчего он умер? Доктора говорят: „Сердце не выдержало?“ Вздор! У Гая Коннора сердце было здоровее моего. А Венабль что говорить? Венабль — единственный, кто был при нем, когда он умирал. Он говорить, что Коннор весь дрожал, словно напуганный ребенок. Венабль так прямо и говорит, что он „перепугался на смерть“ — но чего испугался — сказать не может. Он только и успел выговорить одно слово, вроде „Чудовищно“. А, по моему, это было не „чудовищно“, а „чудовище“. Вот, что хотел сказать бедный Гай. И умер он, действительно, от страха.
— А история с головою Миртля. Разве может кто-нибудь серьезно верить, чтобы при падении голова могла втиснуться в туловище? Не знаю, может быть, это и возможно, но только с Миртлем было другое. И откуда же жир на его платье? В протоколе так ведь и написано: „вся одежда перепачкана жиром“. Странно, что никто не обратил на это внимания. Я один — ну, да я, ведь давно уж это заподозрил. Трижды я поднимался высоко — как издевался надо мною Дэнджерфильд, что я беру с собой ружье! — но, вероятно, недостаточно высоко. Зато завтра, на своем новом легком аэроплане Поль Веронер, с мотором в 175 сил, я легко доберусь до 30,000 футов высоты. И выстрелю в знак того, что побил этот рекорд. Может быть, найдется и во что стрелять. Разумеется, это опасно. Но, если бояться опасностей, тогда уж лучше вовсе не летать, а сидеть дома у камина, в туфлях и халате. Завтра я исследую воздушные джунгли и, если там есть что-нибудь, я узнаю это. Если вернусь, сделаюсь знаменитостью. А, если не вернусь, эта записная книжка объяснит, чего добивался и за что заплатил жизнью… По крайней мере, не будет разговоров о несчастных случаях и тайнах…