Итак, Сильвер закашлялся и вытянул из себя пару струн, после чего публично проклял того негодяя, который обрушил на него рояль.
– Кругом одни враги, – горько пожаловался он.
– И Дромадур говорит то же самое, – со смехом подхватил пьяный Гаргулья.
Сильвер поежился, и все почувствовали, что со стороны Гаргульи это слишком.
– Пончик, – тихо позвал Филипп.
– Я занят, – отозвался тот из глубины бокала.
Гаргулья вовремя спохватился, что ему пора идти на ночные занятия, опрокинул стопку опохмела и вполне пристойно попросил Филиппа пригласить его на свадьбу. Тот пообещал, что не забудет, но вид у него при этом почему–то был немного неуверенный. Ромул попытался расплатиться, но искушенный автомат даже не стал пробовать его бублики на зуб и сразу заявил, что они фальшивые. Рассерженному Лиходею пришлось платить по таксе, согласно которой один настоящий бублик равнялся двум ненастоящим. В итоге у него не хватило наличности, и, не вмешайся Филипп, проныра–автомат наверняка вызвал бы наряд мышкетеров. Рассерженный Ромул отправился лепить новые бублики; Сильвер увязался за ним, и дорогой они толковали о том, как повезло Филиппу и как несправедлива эта дурацкая жизнь.
Сон восьмой
– Несправедлива, – твердил себе Сутягин, – несправедлива, несправедлива…
Он и сам не знал толком, что его так обидело – пресмыкательство Сильвера или дружеское расположение Филиппа, – но все чувства Сутягина, как лучшие, так и худшие, были оскорблены. Ненависть к Филиппу заполонила то, что в старых романах высокопарно именовалось бы сутягинской душой. Он был несчастен и чувствовал себя совершенно беспомощным.
– Проблемы? «Бюро добрых услуг» решит их все!
Сутягин вздрогнул. Бросил взгляд налево, направо, убедился, что все вокруг заняты своим делом и о нем, Сутягине, даже и не помышляют. Почему–то ему стало дьявольски одиноко – наверное, оттого, что он и впрямь был одинок.
– Служба милосердия, – продолжал все тот же неприятный голос. – Протяни руку ближнему в беде, и когда–нибудь он протянет руку тебе.
Голос был живой, гадкий и скрипучий, как скрипка Страдивари, когда на ней играет профессиональный барабанщик. Сутягину стало не по себе.
– Я не понимаю, – начал он в растерянности, говоря сам с собой, потому что все сколько–нибудь человеческие лица пребывали вне пределов досягаемости. Нищие приставали к прохожим, и те, как положено, подавали им дырки от бубликов. В конце улицы мышкетеры спецотряда особого назначения поливали из огнемета тощее деревце, каким–то чудом выросшее из старой, полуразвалившейся стены. Деревце оказалось вишней, и его ветви, охваченные огнем, красиво извивались в ослепительной агонии. Восхищенные мальчишки тыкали пальцами, показывая на поверженного врага.
– Посмотри вниз, – велел голос.
Сутягин уставился на свои ботинки (хромированные вороненой сталью, единый размер, водостойкие, жаропрочные, характер мягкий, засекают блондинку за три километра). Гномон чувствовал, что делает глупость, и не обманулся в своих ожиданиях. Он только что наступил на цементную жвачку.
– Да не сюда, сюда смотри! – сердился голос.
Сутягин повиновался. Приподняв решетку старинного водосточного колодца, на него смотрела чья–то голова.
– Это вы со мной разговариваете? – несмело начал Серж.
– Положим, я, – сказала голова. – Проблемы есть?
– А если есть? – смело спросил Сутягин, кое–как сдвинувшись с места (вместе с куском отличного железобетонного асфальта) и подходя к голове.
– Решим за сходную цену, – буркнула та, глядя на него исподлобья.
– Заплачу, сколько хотите, – обнадежил Серж. – Работа непыльная, но… деликатная.
– Залезай, – пригласила его голова, – потолкуем.
Что–то (наверное, его седьмое чувство) подсказало Сутягину, что здесь он действительно найдет решение своих проблем. Он спустился в колодец.
* * *
Ровно за 3 часа 16 минут 28 секунд до того, как Серж Сутягин поддался на обещание безымянной головы из бюро добрых услуг по сходной цене, изящная дамская сумочка из кожи мертиплюкского питона, извиваясь по–змеиному, подползла к молодому блондину, который мирно спал и видел тринадцатый сон. Досмотреть его, впрочем, молодой человек не успел, потому что сумочка обвилась ремнем вокруг его шеи и сделала попытку прекратить всякий доступ кислорода в его грудь. Отчаянно кашляя, Мистраль (ибо это был именно он) пробудился и, чувствуя на своей шее тугую петлю, не долго думая схватил с ночного столика 26–й том «Покорителей Вселенной» собственного сочинения, после чего что есть силы приложил им по сумочке. Засвистев от боли, та разжала кольца и свалилась с постели. Мистраль поднялся, растирая шею.
– В чем дело? – недовольно спросила Ровена с другого конца кровати.
– Твоя сумка пыталась меня придушить! – сердито ответил Мистраль.
Ровена зевнула и перевернулась на другой бок.
– Наверное, ты ей просто не понравился, – сквозь очередной зевок предположила она. Сумка меж тем уже вернулась на кресло и, возмущенно шевеля кармашками, потирала ушибленный бок. – Который час?
– Не знаю, – отозвался Мистраль. – В десять мне надо быть у моего издателя.
Он поглядел на часы и увидел, что они показывают как раз десять. Делать было нечего: Мистраль подошел к часам и перевел стрелки таким образом, чтобы у него оставалось полтора часа в запасе. Теперь он был уверен, что не опоздает на встречу.
– И охота тебе заниматься этой глупостью? – с жалостью спросила Ровена. – Все пишешь зачем–то, бегаешь, суетишься… Зачем?
Не отвечая (иначе не хватило бы и полутора часов), Мистраль скрылся в ванной, чтобы побриться и привести себя в порядок. Когда он вышел оттуда, в голову ему полетела настольная лампа.
– Посмотри, что ты натворил! – с пылающими от гнева щеками прокричала Ровена.
Питонья сумка хныкала и показывала ободранный бок. Вокруг раны красовался внушительных размеров фиолетовый синяк, и Мистраль машинально вспомнил, что в 26–й части его эпопеи насчитывалось ровно 677 страниц.
– Извини, – только и мог проговорить он. – Я не хотел. Это все сумка…
Ровена заплакала. Плечи ее вздрагивали.
– Это была единственная сумка в городе! Эксклюзивный экземпляр, даже у Матильды нет такой! А ты… ты…
Мистраль подумал – но так как из его раздумий в любом случае не получилось ничего путного, их мы, пожалуй, не станем здесь приводить.
– Бедная моя, бедная, – причитала Ровена, обнимая обеими руками сумку, которая боялась даже шелохнуться. – У тебя просто нет сердца! Ты изверг, вот ты кто! Сумочный убийца!
Она умолкла и яростно воззрилась на Мистраля, чтобы увидеть, смогли ли ее слова хоть на мгновение поколебать равнодушное спокойствие этого человека. Сколько его знала Ровена, он всегда – или почти всегда – был вот так же невозмутим, хладнокровен и рассудителен. Она и презирала его за это, и чуточку побаивалась, потому что ее обычные выходки на него не действовали, точнее, действовали не так, как на других. Если Ровена уходила от него, Мистраль принимал это как должное; если возвращалась, обращал на это так же мало внимания, как на восход искусственного солнца. Он словно существовал в каком–то своем особенном мире, не таком, как у всех, и иногда у Ровены возникало впечатление, что все ее попытки достучаться до него абсолютно бесполезны. Вот и сейчас он стоял, засунув руки в карманы и глядя на нее своими непроницаемыми серо–зелеными глазами, и это сбивало ее с толку. Она не могла не признаться себе, что Мистраль смотрит на нее точно так же, как он смотрел бы, к примеру, на стол или стул, и это задевало ее не на шутку.
– Ты будешь завтракать? – спросил Мистраль.
Ну и как прикажете ссориться с таким человеком? Ровена надулась.
– Нет, – ответила она с вызовом. Но Мистраль не принял вызова и уже ушел из спальни. Пришлось Ровене наспех набросить на себя одежду и последовать за ним. Питонья сумка неодобрительно забурчала ей что–то вслед.
Ровена нашла Мистраля в столовой, где из скатерти–самобранки (концерн Вуглускра, усовершенствованная модель версии 27.10.7) одно за другим выскакивали аппетитные блюда, в то время как мелодичный голос, льющийся откуда–то с потолка, перечислял ингредиенты, а также калорийность каждого кушанья и сулил хозяину этого жилища приятного аппетита. Ровена подумала, не похоже ли ее поведение на отступление, но, так и не придя ни к какому выводу, все же села за стол, – правда, слегка отодвинувшись от него.
– Тебя не было на дне нерождения, – начала она, искоса следя за Мистралем.
– Чьем? – равнодушно спросил писатель.
– Матильды.
– А, да. – Ровена была почти уверена, что сейчас он скажет, что был занят работой, но Мистраль в очередной раз не оправдал ее ожиданий. – Я потерял приглашение.