Овчарка вцепилась ему в плечо, сбила с ног. Зубодер мог бы сунуть здоровую руку ей глубоко в глотку, чтобы она не могла кусать. Мог бы извернуться, чтобы схватить ее обеими руками за шею, но страх парализовал его разум. В панике он катался по земле, бестолково пытаясь отбиться от зубастого чудовища. Зато не растерялся Ролан. Прыгнул на пса, сверху руками обхватил его шею и принялся душить.
Собака была сильной, сытой, она не хотела подыхать, поэтому извивалась как могла, чтобы скинуть с себя живые тиски из цепких рук. Но Ролан не ослаблял хватку и в конце концов дождался, когда овчарка стихнет. К этому же времени Зубодер пришел в себя, оправился от потрясения. Рукой прикрывая окровавленное плечо, он со всей силы пнул ногой лежащий на земле труп.
– Погань позорная! Ненавижу!
Глянул на Ролана, оскалился в благодарной улыбке.
– Ну ты волк, в натуре... Я бы и сам эту мразь сделал, но ты, по-любому, молоток...
Он хотел сказать еще что-то в том же духе, но Ролан охладил его словоблудный пыл.
– Ты не болтай, ты по сторонам смотри. За первой псиной вторая может быть...
Зубодер втянул голову в плечи, опасливо огляделся по сторонам. В глазах страх, ушки на макушке. На разодранное плечо не обращает внимания и про лепнину из гнуса забыл.
– Дальше пошли! – подтолкнул его Ролан.
Собак больше не было, со временем опасность стать их жертвами сошла на нет. Зато гнуса становилось все больше. И кусали они все плотней и больней.
В конце концов Зубодер не выдержал, опустился на колени, лег на бок.
– Все, это предел... Придуши-ка ты меня, браток, – попросил он.
Уговаривать его Ролан не стал. Он и сам был на пределе, но сдаваться не собирался. Понимал, что надо идти – не важно куда, лишь бы подальше уйти от возможных преследователей. Пусть там, в лесной глуши нет никакой пищи и крова, пусть там гнуса тьма-тьмущая, но идти надо. Идти, пока несут ноги. И если Зубодер выбился из сил, то это его личное горе. Пусть помирает, если он такой малодушный. Что в лесу, что на зоне – каждый за себя.
– Сам сдохнешь, – обронил он и двинулся дальше.
– Эй, так нельзя. Не уходи.
– Можно, – останавливаясь, сказал Ролан. – И уйду.
– И меня бросишь?
– А ты мне кто такой, чтобы возиться с тобой?
– Э-э, не уходи! – отчаянно заскулил Зубодер. – Подохну же!
– Тогда за мной. Через не могу...
Ролан продолжил путь.
– Притормози, – крикнул вдогонку Зубодер. – Я за тобой!
Он действительно поднялся с земли, с трудом, но последовал за Роланом. Отчаянно матерился, вяло отмахивался от гнусной мошкары. И шел, шел... Ни крова, ни пищи, ни огня – ничего, только гнус и неизвестность. Но Ролан продолжал переставлять ноги даже после того, как на лес опустилась ночь. Что в тумане, что в темноте...
Волков он не боялся, потому что сам чувствовал себя волком – пусть и обессиленным, но злым и жадным до жизни. Он твердо верил, что сможет выйти из леса к людям, если не получить, то вырвать у них помощь. Верил и шел, без остановок, превозмогая боль истерзанного тела. Его уверенность передалась и Зубодеру. Понимая, что на буксир его брать никто не собирается, из опасения потеряться и сгинуть в лесу, он шел за Роланом через буераки, буреломы и топи, по темноте и ночному холоду...
Глава 4
Максим не решился взять себе имя какого-нибудь древнегреческого божества, но его фигуре мог позавидовать сам Аполлон. И лицо – эксклюзив от матушки-природы. Все по максимуму, в точном созвучии с его именем, которое он слегка изменил. Максимус танцевал в группе красивых и мускулистых мальчиков, но все внимание женщин было обращено к нему одному. Аврора же вообще не могла оторвать от него взгляд. Бутафорский, но великолепно исполненный шлем римского легионера, наплечные щитки, мощный голый торс, широкий пояс, кожаный низ, длинный кинжал в ножнах. Он был великолепен...
Максимус был гораздо лучше, чем Гефест. Но этих парней объединяло одно – к тому и другому Аврора склонна была относиться как к красивой развлекательной игрушке. Ничего духовного, только телесное. Но как же она хотела поскорее вкусить этот телесный плод...
Она знала много об этом парне. Лидер танцевальной группы, родом из Санкт-Петербурга, двадцать два года. Даже ориентацию его выяснила – гетеросексуал, большой любитель женщин. Типичный бык-оплодотворитель.
Максимус закончил выступать и первым исчез со сцены – к великому неудовольствию озабоченных дамочек, жаждущих прикоснуться к мужскому телу. Сегодня в их пользовании танцоры из группы Максимуса, а он сам спешит на встречу с Авророй. Она ждала его в кабинете управляющего клубом, широкие окна которого выходили прямо в зал. Отсюда она наблюдала за танцем, здесь же она будет принимать главного героя столь волнующего действа.
Парень не заставил себя долго ждать. Предстал перед ней в том же театральном образе римского легионера.
– Вы меня звали? – спросил он с порога.
Глаза красивые, но какие-то скучные. Аврора посмотрела в них с надеждой обнаружить хоть немного живого огня. Бесполезно.
– Почему ты обращаешься ко мне на «вы»? – удивленно спросила она, показывая ему на свободное кресло.
Но Максимус остался стоять, глядя куда-то мимо нее.
– Ну, вы же здесь всем заправляете. А мне еще здесь работать, – сказал он и вяло повел могучими плечами.
– А ты со мной поработай. Считай, что я позвала тебя на приват.
– Станцевать? Не вопрос. Давайте музыку... Но только танец.
– А что, больше предложить нечего?
– Ну, могу спеть.
– И все?
– Поглубже ничего нет.
– Почему?
– Я не альфонс, я актер эротического танца.
– А я слышала, ты каждый день меняешь женщин...
Аврора не удержалась, подошла к нему, нежно провела пальчиками по шершавой коже наплечного щитка, коснулась ими оголенной кожи. Но Максимус как будто этого не заметил.
– Ну, каждый день – это слишком, – нехотя сказал он. – А в общем-то да, меняю. Но так это по желанию, а не по принуждению...
– А ты пожелай.
– Не могу.
– Почему?
– А вы не в моем вкусе.
– Не в твоем вкусе?! – возмутилась Аврора. – Ты что, педик?
– Нет, и никогда не был... Просто у меня изысканный вкус. Извините, ничего не могу с этим поделать...
– Изысканный вкус?! То есть ты хочешь сказать, что я такая страшная, что не могу тебе понравиться?
– Ну, не страшная... Но некрасивая. И старая...
– Старая?! – вскипела Аврора.
Чего-чего, а столь вопиющей наглости от этого красавчика она не ждала.
– Ну, не то чтобы очень уж старая. Но не респект... Сколько вам лет, за сорок уже, да? А мне всего двадцать два...
– Мне?! За сорок?!..
Авроре казалось, что мир вокруг летит в тартарары. Все считали ее потрясающе красивой, уверяли, что выглядит она максимум на двадцать лет. И тут вдруг выясняется, что это совсем не так. Страшная она и старая...
– Да вы не расстраивайтесь, – попытался утешить ее Максимус. – У нас в группе Орфей есть, он у нас на старухах помешан. Вы его позовите, он все сделает...
Не чувствуя под собой ног от волнения, Аврора пытливо глянула на него. Может, он нарочно издевается над ней. Но нет, в его глазах не видно насмешки, лицо предельно серьезное. Похоже, он говорит то, что думает. Может, он идиот по жизни, но в женщинах он должен знать толк. И если считает, что Аврора – страшная старуха, то значит, так оно и есть на самом деле.
– Иди, – тихо, в замешательстве сказала она.
– За Орфеем?
– Иди на!.. – взвизгнула Аврора.
Никогда и никого она так грубо не посылала. Никто и никогда, казалось, ее так сильно не оскорблял... Неужели она и впрямь – скверная и выжившая из ума старуха?
Максимус пожал плечами. Дескать, разве на правду обижаются? И молча вышел из кабинета.
Аврору колотило так, что зуб на зуб не попадал. Трясущимися руками она вытащила сигарету из пачки, закурила, глубоко затянулась. Курила она редко, в случаях сильного душевного волнения. Сейчас же она была расстроена настолько, что возникло желание сунуть в рот сразу несколько сигарет.
Последний раз она курила давно, сейчас затягивалась глубоко – от крепкого табачного дыма закружилась голова, даже онемели кончики пальцев. Но она продолжала затягиваться, не обращая внимания на побочные эффекты. Сейчас она могла обращать внимание только на сильную душевную боль. Никогда еще ей не было так обидно за себя, как сейчас! Почему так – ей всего тридцать лет, а она уже старая и некрасивая?
Вне себя от переживаний, она не сразу поняла, что в кабинет вошел Алик Мотыхин. Как всегда, он появился внезапно и бесшумно.
– Что-то случилось? – не здороваясь, участливо и озадаченно спросил он.
– Скажи, я правда старая? – надрывно спросила она.
– Ты?! Старая?.. Ну, если двадцать лет – это старость, то да...
– При чем здесь двадцать лет? Мне уже тридцать!
– Но выглядишь-то ты на двадцать!