– А потом – бац – и в их машину заложили бомбу, – закончил свой доклад обыкновенный парень, ставший менеджером. – Так что наш гений теперь похож на идиота.
Десять пар глаз смотрели на рассказчика со страхом и изумлением. В классе на несколько секунд повисла напряженная тишина.
– А мне всегда казалось, что он не такой, как все, – задумчиво произнесла Большова. И мы все просто свиньи, что относимся к Королеву, как к изгою.
Не глядя ни на кого, она вышла из компьютерного класса как всегда – стремительная и независимая.
21
В пятницу Анна Петровна начала урок как обычно: стала записывать на доске новую тему, стараясь не обращать внимания на шумок за спиной. Инок вошел последним. Незаметно для литераторши он тихо сел за первую парту, прямо напротив учительского стола. На лбу у него был пластырь.
Анне Петровне с утра нездоровилось.
– Итак, записывайте тему, – срывающимся голосом велела она и постучала мелом по доске. – «Проблема нравственного выбора героев… Написали?… Нравственного выбора героев «Преступления и наказания».
Королев тоже достал тетрадь и стал переписывать слова с доски. Он старался не глядеть на Анну Петровну, которая сегодня вдруг стала похожа на неповоротливую белую мышь. Вспомнив сцену на лестнице, свидетелем которой он был в минувший вторник, Инок покраснел, отвернулся от доски и стал оглядывать аудиторию бессмысленным взглядом.
Здесь все как всегда: мрачно-желтые стены, над пустым шкафом – портреты. Вокруг него за первыми партами, как всегда, пусто. Зато на «камчатке» – вся компания с Коршуновым во главе.
– Итак, продолжим рассмотрение романа, – откашливаясь, Анна Петровна постучала ручкой по столу. – Карапетян, не надо меня снимать! Уберите мобильник! Как вы могли видеть по уже прочитанным главам, перед проблемой нравственного выбора встают все герои романа, и положительные и отрицательные. На выбор отрицательных героев влияет не только корысть, но и сильные чувства. Поэтому совершенно отрицательных героев у Достоевского нет…
Инок склонился над партой. После той неожиданной встречи на лестнице учительница литературы тоже избегала смотреть в его сторону. Он подумал, что женщины могут сильно меняться в зависимости от обстоятельств.
«Удивительный вы народ, бабы, – вспомнил он слова деда. – И прибить ребеночка можете, и жизнь за него отдать. Никогда я вас не понимал».
А он? Сможет ли он когда-нибудь понять женщин? И сможет ли какая-нибудь из них полюбить его? И будет ли у них ребенок?
Анна Петровна три раза хлопнула в ладоши, требуя тишины. Цунами на задних партах слегка успокоилось.
Отдышавшись после продолжительного вступления, она вдруг спросила:
– Так, кто знает, как звали Достоевского? Колодина!
Долговязая Зина вытянулась над партой и пробормотала обиженным голосом:
– А почему сразу я? Что, больше никого нельзя, что ли? Вон, Королева лучше спросите. Он у нас вундеркинд.
Анна Петровна заволновалась:
– Так, кто из вас знает, как звали Достоевского? Поднимите руки!
– Федор Михайлович его звали, – снисходительно улыбнулась Большова. – Это на портрете написано.
В классе снова раздались смешки, но Анна Петровна была непреклонна:
– Итак, я вам задавала пятую часть третьей главы, где Порфирий Петрович…
Инок посмотрел на Тоньку, которая что-то шептала на ухо долговязой Зине, и подумал: «А Большова забавная. Похожа на ведьмочку, но не злую. Вот бы ей метлу сейчас…»
Позабыв про недавнюю вспышку любви к Анне Петровне, он стал бесстыдно разглядывать Тоньку, пытаясь запомнить ее черты, а потом, как ни в чем не бывало, достал из сумки свою тетрадь с эскизами мышей и принялся рисовать Большову на свободной странице. Женский образ, и правда, чем-то сильно напоминал Тонкую. Два хвостика на затылке, полосатый свитер, высокие ботинки, чуть вздернутый нос. Делая наброски, он сравнивал свой рисунок с девушкой, сидящей за ним. Подметив неточность, он аккуратно стирал ее ластиком и вновь принимался рисовать, совершенно не слушая учительницу.
Анна Петровна тем временем что-то вещала, то и дело прерывая свою речь кашлем. Ее, впрочем, никто не слушал. У каждого из второкурсников были дела поважнее.
Большова заметила, что Инок ее рисует, и стала ему улыбаться. Ей польстило внимание необычного однокурсника, который еще совсем недавно представлял страну на международных соревнованиях. Вдобавок, ей не хотелось обижать того, кому и так слишком сильно досталось. Ну и, если уж совсем честно, ей хотелось посмотреть потом, как она получилась в его исполнении.
Коршунов сначала не придал значения тому, что внимание соседки приковано к изгою, который когда-то был вундеркиндом. Напротив, это его даже позабавило. Никитос и сам любовался ее улыбкой – такой задорной и лукавой. Эта девушка, которая так нагло его продинамила во вторник, снова возбуждала его. Он, уже в который раз на этой неделе, вновь начал строить планы. Но она улыбалась совсем не ему, и этот бессловесный разговор художника и модели стал не на шутку злить его. Инок, который еще вчера казался ему обыкновенным идиотом, теперь был реальным препятствием между ним и Тонкой. Коршун решил перейти в наступление.
– Эй, Тонь! – слегка толкнул он соседку спереди. – Хочешь «Сникерс»?
Но Тонька лишь отодвинула протянутую руку:
– Отстань! Не видишь, я позирую!
– Тонь, да ладно тебе! – попытался он отшутиться, но она энергично сбросила его руку.
«Наверное, он сейчас пригласит ее в кино», – подумал Инок, пририсовывая Тоньке метлу между ног.
И тут в его плечо вонзилось острое. Художник удивленно оглянулся и увидел чью-то ручку, которая упала к его ногам. По классу снова пробежали смешки. Анна Петровна замолкла и в ужасе поглядела в сторону задней парты:
– Это кто сделал? Опять вы, Коротков?
Костян, сидевший рядом с Коршуном, состроил дурашливую гримасу:
– Ага. Я типа эпилептик. Как Достоевский в кино.
По рядам прокатилась новая волна одобрения.
– Прекратите паясничать, Коротков! – приказала учительница. – Итак, Достоевский. Федор Михайлович. Вы вообще «Преступление» открывали?
Вместо ответа Костян состроил дурную гримасу и издал утробный звук.
Анна Петровна почувствовала острый комок в горле. Русская классика совершенно не интересовала никого из второкурсников. Отроки строили друг другу рожи и снимали это на видео. Большова, как всегда кокетничает с Коршуновым. Один Королев что-то пишет.
– Ну, кто из вас читал «Преступление и наказание?» – заискивающе произнесла литераторша. – Поднимите руки!
Но вместо десяти с лишним рук перед ней вырос нескладный Вадик Рубайло:
– Да зачем нам этот Достоевский? Мы же будущие маркетологи!
Шум сменился одобрительным свистом, и артистичный Вадик с чувством продолжал:
– Вот шестисотый мерс – это классика, да. А в преступлениях пусть юристы копаются. Правильно, Аннпетровн?
Ситуация грозила выйти из-под контроля. Аннушке нужен был хотя бы один союзник в борьбе за образование. Она с надеждой взглянула на Королева, который был чем-то похож на юного рыцаря из ее тревожного сна.
– А вы, Иннокентий? Вы же Достоевского читали, правда?
Королев оторвался от рисунка и поднялся из-за парты. Оглядывая шестерых классиков на стене, он размеренно произнес:
– Д-достоевский б-был геймер. Он и-играл и с-сочинял игры.
В классе на секунду приумолкли, но только на секнду.
Коротков, который пришел в себя первым, привнес в образовавшееся затишье новую порцию веселья:
– Геймер! Гений! Вундеркинд! Га-га-га!
Инок вздрогнул и вновь съежился на лавке, неловким движением руки столкнув тетрадь на пол. Он хотел спасти недавний предмет своей страсти, а вместо этого стал в очередной раз посмешищем!
– Эх, вы! – литераторша заботливо нагнулась, чтобы поднять упавшую тетрадь своего рыцаря, но вдруг в испуге отдернула руку, прошептав:
– Что это, Королев?
На желтой обложке красовалась ухмылка какого-то чудовища.
Пересилив страх и отвращение, Аннушка выпрямилась и учительским голосом произнесла:
– Вы очень интересно рассуждаете, Королев! Пожалуйста, продолжайте!
Но Короткий тем временем снова прицелился, и через секунду Инок вновь почувствовал, что боль в затылке. Он наклонился к парте и стал тереть образовавшуюся царапину.
Тут сзади него раздался взволнованный девичий голос:
– Эй, Костян! Тебе совсем что ли делать нечего? Чего к человеку лезешь? Сам получить захотел?
Забыв про боль, Иннокентий в недоумении обернулся. В этот момент Большова замахнулась рюкзаком, а потом со всей силы огрела ухмыляющегося Короткова по затылку.
В классе примолкли, ожидая, что же будет дальше. Никому из ребят не хотелось ссориться с Тонькой. Каждому из них был известен ее крутой нрав.
– Да как тебе не стыдно! – с презрением воскликнула Большова. – А вы? Что вы все ржете? Вы что, забыли все, что Королев был вундеркиндом? Да если б не авария, он был бы уже звездой!