– Ничего, сейчас мы их утихомирим. Уж что-что, а усыпить я могу кого угодно, в любой момент, невзирая на обстоятельства.
– Наверное, так и надо со мной поступить, – согласился я. – Только сперва объясни мне вот что. Ты говоришь, что пока встречал только троих сновидцев, застрявших в Ехо. Но почему-то уверен, что на самом деле их больше. И что все они в смертельной опасности. И знаешь еще кучу подробностей: что выглядеть они могут по-разному, что способны на невероятные вещи – да вот хотя бы в восемнадцати телах по городу гулять. Но при этом понятия не имеешь, как им помочь. Зато заранее совершенно уверен, что я всех спасу. Все это настолько нелогично, что даже немного похоже на правду. И при этом не лезет ни в какие ворота. Скажи хотя бы, откуда у тебя такая информация? Только учти, если окажется, что ее ты тоже получил во сне, я чокнусь, не сходя с места. Хоть что-то должно происходить наяву! Мне так спокойнее.
– Не во сне, – улыбнулся Джуффин. – Я рад, что ты начинаешь хотеть мне поверить.
– Да я с самого начала этого хочу.
– Вполне возможно. Но еще больше ты хочешь чувствовать себя чрезвычайно умным и опытным человеком, который видит меня насквозь. А это несбыточная мечта, сэр Макс. То есть умный-то ты умный, не вопрос. Особенно в последнее время. На мой вкус, даже слишком. Но насквозь я и сам себя вижу, скажем так, с переменным успехом.
Это утверждение было похоже на правду даже больше, чем все остальное.
– Но вопрос ты задал хороший, – сказал Джуффин. – Я бы и сам на твоем месте об этом спросил. Впрочем, ответ тебе и так известен: у меня был отличный учитель. Ты с ним, хвала Магистрам, знаком и примерно представляешь, как мне в свое время повезло. Почти всем, что я знаю и умею, я обязан Махи, это не секрет.
Я был разочарован. Ясное дело, про Махи Аинти – чистая правда. Такой чему угодно мог научить. Но от этого мое разочарование только увеличилось. Получается, никакой сказки на ночь не будет. А я-то губу раскатал.
– А что, к вам в Кеттари тоже однажды забрел такой сновидец? – спросил я без особой надежды на продолжение, просто для порядка. – И Махи не смог разбудить его дома? Надо же. В голову не пришло бы, что он хоть чего-нибудь не умеет.
– В это и мне не верится, – согласился Джуффин. И помолчав, неохотно добавил: – Никто к нам на моей памяти не забредал. Некого было будить.
Я помалкивал, но чувствовал, что постепенно превращаюсь в гигантский вопросительный знак. Интересно, какая это ступень магии? И можно ли будет меня потом как-нибудь расколдовать?
– У меня в детстве был друг, – наконец сказал Джуффин. – Мальчишка с соседней улицы. Дом у них был синий, а стекла в окнах старинные, с дымом, чтобы с улицы не было видно, что внутри делается. Очень красивые. Мы потому и познакомились, что я ходил на их окна смотреть. Прикидывал, удастся ли мне разбить одно и успеть удрать с куском стекла. Очень хотел его заполучить. Но поскольку уродился не в меру разумным и основательным, долго пытался придумать идеальный план – чтобы шума поменьше, и осколков набрать побольше, и удрать незамеченным. Дело кончилось тем, что Шаршин меня увидел и позвал в гости знакомиться. Он был простужен, сидел дома один и скучал. А когда узнал, что мне нравятся их стекла, не раздумывая стукнул по окну молотком, собрал осколки, несколько отдал мне, остальные выбросил на улицу. Объяснил: скажу отцу, что выходил на кухню, а когда вернулся, окно уже было разбито, и вокруг никого. Я был потрясен, причем не столько его щедростью, сколько хитростью. То есть самой концепцией – говорить, что вздумается, вместо того, чтобы честно пересказывать известные тебе факты.
– Так вот кто научил тебя так ловко врать, – улыбнулся я. – А я-то думал, тоже Махи.
– Ха! Махи пришлось заново учить меня говорить правду. Точнее, доказывать, что иногда это имеет смысл. Потому что к моменту нашей с ним встречи я заврался настолько, что сам себе верить перестал. Но речь сейчас не о нем, а о Шаршине. Наша дружба – лучшее, что случилось со мной в детстве. Уж на что я в ту пору был мрачным хмырем, а с ним мне было интересно. Порой даже весело, по крайней мере, смеяться я выучился именно тогда. А прежде никак не мог понять, почему люди время от времени начинают трястись всем телом, издавая лающие звуки. И почему, ради Темных Магистров, считается, будто им в этот момент хорошо?!
– Ну ничего себе, – озадаченно сказал я.
– Таким уж я уродился, – пожал плечами Джуффин. – Понимаю, что сейчас в это непросто поверить. Но удивляться особо нечему: Истинная Магия кардинально изменяет людей. Меня же она переделала практически полностью. Ради одного этого имело смысл ею заняться. Оставаться таким, каков есть, в моем случае было бы глупо. Никакого удовольствия – ни мне самому, ни окружающим. Впрочем, Шаршина я вполне устраивал. И он оставался моим лучшим другом, несмотря ни на что. Втягивал меня в игры, подбивал на приключения, смешил и развлекал. До сих пор не знаю почему. Таких вопросов в детстве не задают, а взрослым он так и не стал. Потому что однажды уснул и не проснулся. Не смогли разбудить, как ни старались. Где-то полгода еще дышал, а потом перестал. Для меня это было огромное потрясение. И большое горе. Ты, кстати, второй человек, которому я о нем рассказываю. А первым был Махи. Когда я понял, что у него есть ответы вообще на все вопросы, меня было не заткнуть. С утра до ночи ходил за ним по пятам: «А это почему? А то? А где? А когда? А вот еще однажды был случай – это как понимать? Что делать? Кто виноват? Доколе?» И про Шаршина, конечно, тоже спросил. И тогда Махи рассказал, что порой случается с некоторыми талантливыми сновидцами, которым не повезло вовремя встретить толкового учителя. Как восхитительно они себя при этом чувствуют, на что оказываются способны, и чем обычно заканчивается этот праздник. Но живьем нам такие ни разу не попадались, наш Мир в ту пору еще не был «модным курортом», который снится всем подряд. Вот откуда у меня информация, сэр Макс. И вот почему ее недостаточно.
– И вот почему это для тебя так важно, – кивнул я. – Спасибо, что рассказал. Теперь все сходится.
– Думаешь, я настолько сентиментален? – удивился Джуффин. – Всегда был уверен, что произвожу несколько иное впечатление.
– Не сентиментален. Просто не любишь проигрывать. Настолько не любишь, что даже былые поражения стараешься отменить – отсюда, из сегодняшнего дня, задним числом. Однажды судьба отняла у тебя друга – давным-давно, когда ты не знал и не умел ничего такого, чтобы ей помешать. Друга не вернешь, и нового детства, которое можно было бы прожить вместе с ним, не будет, но если удастся разбудить и спасти хоть сколько-то других сновидцев, это в каком-то смысле сравняет счет. По крайней мере, ты покажешь этой засранке, кто в доме хозяин. В смысле, судьбе. Очень хорошо тебя понимаю. Сам такой. Есть в моей жизни несколько поражений, которые я тоже хочу отменить. Пусть задним числом, неважно, все равно. Понятия не имею, как это можно сделать, но не сомневаюсь, что однажды найду способ. Мало в чем я так уверен, как в этом.
– Зная тебя, заранее содрогаюсь, – совершенно серьезно сказал Джуффин. – И надеюсь не подвернуться под горячую руку. А теперь давай я тебя все-таки усыплю. Тебе правда надо выспаться, это я как знахарь говорю, а не как хозяин дома, желающий сэкономить на ужине.
– Ага! Так вот в чем интрига! – торжествующе воскликнул я.
– Можешь считать, это и есть тот самый коварный обман, которого ты ждал от меня весь день.
Я хотел возразить: «Всю жизнь», – но промолчал, побежденный собственным чудовищным зевком.
Когда я проснулся, было темно. Но из этого обстоятельства можно было сделать только один безошибочный вывод: окна спальни закрыты очень плотными занавесками. Отодвинув одну из них, я выяснил, что снаружи светло и так пасмурно, что время суток хрен определишь. Ясно, что не ночь, и на том спасибо.
В доме Джуффина кроме него самого обитают старый дворецкий Кимпа и маленький песик по имени Хуф. Оба мне чрезвычайно симпатичны, да и я всегда числился у них в любимцах. Однако сейчас я даже им не хотел показываться. Очень уж мне нравилось такое двойственное положение – судя по ощущениям, я тут, но с точки зрения окружающих меня сейчас вообще нигде нет. Когда еще доведется привести внешние обстоятельства в столь полную гармонию с внутренней правдой.
Опасался, конечно, что Хуф, наделенный острым чутьем, обнаружит меня сам и придет здороваться – поди такого не пусти, если начнет скрестись в дверь. Но, видимо, запах мой за последние годы изрядно изменился. Или же умный пес читал мои мысли с такой же легкостью, как его хозяин, и понял, что ко мне лучше пока не соваться. Так или иначе, но Хуф деликатно держался на расстоянии. С Кимпой было еще проще: ни один хороший дворецкий не станет заходить в гостевую спальню, пока не позовут. А Кимпа – лучший из лучших.