При ином раскладе я бы встала и ушла, не затруднив себя даже прощанием, но сейчас выпендриваться было неразумно. Я перевела предложенную сумму в рубли по курсу. Протянуть до выздоровления хватит, а там, глядишь, и перепадет какая-нибудь работенка поприбыльней. Я всегда говорю: следует быть ближе к народу. А народ жаждет ясности. Так почему не доставить ему удовольствие?
Отнесусь к заданию как к халтурке. В общем, я выдавила из себя звуки, означающие готовность приступить к выполнению поручения. Не иначе у меня в этот момент поднималась температура.
— Замечательно!
— Я знал, мы поладим, — обрадовался народ.
— Расходы, — прервало их восторги мое сипение.
— Да какие тут расходы!
— Кафе внизу, в нашем доме, — .забеспокоились азартные парни.
Мы полчаса препирались. Они стояли на своем: не на что мне тратиться. Я возражала, хрипела, чихала и кашляла. Результатом моих усилий явились двести рублей, выбитые у скупых миллионеров на непредвиденные обстоятельства;
Вероятно, они сдались, испугавшись перспективы подцепить от меня заразу.
— До свидания.
— До скорой встречи.
— Будем ждать от вас вестей.
— Надеемся, они не заставят себя ждать.
— Держите нас в курсе.
— Мы в вас верим.
— Угу! — это у меня вырвалась прощальная реплика.
Я выбралась из подъезда и прислонилась спиной к стене. Хотелось завыть от жалости к себе, но нельзя было: я находилась в самом центре города. Передо мной небольшая площадь, с одной стороны которой виднелись парк и художественный музей, с другой — правительственные учреждения, банк, магазины и прочие казенные дома. Напротив меня красовался старинный особняк — тоже музей, тарасовского поэта Павла Андреевича Образцова, снискавшего себе лавры прославлением в стихах родного города. Местные искусствоведы, критики и литераторы любовно называли Образцова «наш декабрист», хотя это было несправедливо. Кроме десятка стихотворений, ничего Павла Андреевича с событиями 14 декабря не связывало. Отсутствие его на Сенатской площади скорее всего было обусловлено отдаленностью нашей местности от Петербурга да тарасовскими дорогами. Они и сейчас-то из рук вон плохие, а в XIX веке легче было добраться из Петербурга до Америки и обратно, чем от нашего города до ближайшего села.
Образцововеды приравнивали своего кумира чуть ли не к Пушкину, объясняя малую известность тарасовского гения происками царской тайной канцелярии и лично Николая I. На мой же неискушенный взгляд, Образцова с Александром Сергеевичем роднили разве что бакенбарды, род деятельности и дата появления на свет. Исходя из последнего, на ближайшие выходные в городе намечалось празднование двухсотлетнего юбилея именитого соотечественника. Наш городок старается не отставать от столицы. Если там праздник, то чем мы хуже? Весь вопрос в выборе объекта чествования, а тут такой повод.
Фасад дома-музея заново был побелен, а перед ним водружен памятник Павлу Андреевичу производства тарасовского ваятеля Кубасова. В данный момент памятник кокетливо скрывала белая простыня, отчего он напоминал пограничника в маскхалате. Покровы должны снять в воскресенье при большом стечении народа, и о предстоящем стриптизе газеты трубили уже с полгода. Бурно обсуждались достоинства и недостатки памятника. Я в этом не участвовала. Да и что тут обсуждать? Зная другие произведения Кубасова, и так ясно: к новому уроду можно будет для устрашения водить особо непослушных детей, правда, как в кино, с ограничением возраста — не моложе десяти лет. Иначе несформировавшейся детской психике будет нанесена тяжкая травма.
Надо добавить, альянс Образцов — Кубасов насчитывает немало лет. Их совместному творчеству город обязан художественной композицией «Журавли», хорошо заметной из любой точки Тарасова, так как она водружена на самом высоком холме. Гости города! Если по ночам вас мучают кошмары, требуйте номер с окнами в противоположную от горы сторону. Кубасов воплотил в камне ненавистные любому тарасовскому школьнику строчки Павла Андреевича:
Ужо светало. Над горою, Покрытой жухлою травою, Клин журавлиный пролетал.
И в том же духе еще строф двести, предназначенных для заучивания подрастающему поколению в целях привития любви к малой Родине. Мне привили.
Стойкую аллергию.
Глава 2
Летнее кафе, где, по разумению спорщиков, убивали каждого, кто потребует жалобную книгу, называлось без претензий АО «У Макара» и являлось продолжением одноименной забегаловки. Существовать ему оставалось считанные дни. Бесполезные во время дождя солнцезащитные зонтики свернуты и сложены штабелями около стены. Почти все стулья подняты на столики. Ни одного посетителя — только облокотившаяся о стойку продавщица и хмурая уборщица, подметающая дорожки с изображением морских камушков.
— Минеральной воды, — попросила я, ища в сумке тюбик с аспирином «Упса».
— Минералки нет.
— Тогда спрайт. Сколько с меня?
— Девушка, вы что, ослепли? Написано на ценнике.
— Я неграмотная, — я начала звереть. Проскочило бредовое видение, вполне оправданное в моем состоянии: проламываю тетке голову кассовым аппаратом и тащу ее тело спорщикам. Вот ваше преступление! Она назвала цену.
— Дорого, — возмутилась я.
— Не берите, — равнодушно отозвалась продавщица. Но не взять я не могла: во-первых, дело, во-вторых, если не выпью таблетку — загнусь. Пришлось потратить часть отпущенных на подобные случаи средств. Я села за столик рядом со стойкой, отсюда удобнее вступить в разговор с обслуживающим персоналом. Я приняла лекарство и прикрыла, глаза, ожидая желаемого эффекта. Хотелось курить, но все предыдущие попытки затянуться заканчивались раздирающей гортань болью и чахоточным кашлем.
— Я подметаю, а они грязь носят, — пожаловалась уборщица висевшей над нами туче. Под «они» подразумевалась я.
— Мети, мети! — лениво откликнулась продавщица. — Жалеешь небось, что бомжика с веником гоняла.
— Он чо, сегодня за объедками не приходил?
— Как в воду канул, а жаль, вчера сам Макар Петрович с друзьями сидели.
Много всего осталось.
— То-то я смотрю, все вверх ногами, грязища. Одних бутылок вагон, — уборщица недовольно покачала головой.
— Им-то не убирать, — поддакнула продавщица.
Я приподняла отяжелевшие веки и вздрогнула. Рядом с моим столиком, вплотную к стене, стояла кадка с пальмой. Густая, неестественно зеленая по причине искусственного происхождения листва закрывала алое пятно на стене. Вот оно, доказательство убийства.
— Кровь! — прохрипела я.
Женщины засуетились. Мы втроем отодвинули кадку. Под ней на серых плитах подсыхала густая красная лужа. Трупа не было, а жаль.
— Бутылку с кетчупом разбили, — облегченно вздохнула продавщица, пиная туфлей осколки. — Об стену грохнули, паршивцы. Пальму-то зачем перетаскивать было?
— Перепились, наверное. Начальство! — продавщица хмыкнула. — Нам на работе ни-ни, а сами что творят!
— Никого не убили? — решилась я задать волнующий меня вопрос.
Женщины посмотрели на меня, как на идиотку. Мне это было, конечно, до фонаря. Но меня перестало знобить.
— Вы, девушка, сядьте и не волнуйтесь. Тут полный порядок, свои кутили.
Я воспользовалась их советом, вернулась за столик и задумалась.
Дальнейшие действия были покрыты мраком неизвестности. Я могу выяснить телефоны администрации кафе, только какой в этом прок? Отвечать, сколько вчера выпили, они мне не обязаны. Интересно, пропажу бомжика следует считать зацепкой или жертвой милицейского рейда? Я достала сотовый, набрала номер и попросила позвать Андрея Мельникова, следователя и моего хорошего знакомого. Он не раз выручал меня в самые сложные моменты расследований. Нынешний момент, судя по всему, подходил под данное определение.
— Татьяна, что у тебя с голосом? — звуки, которые я выдавала за приветствие, его не обманули.
— Голоса нет, — выдавила я, — буду краткой. За последние сутки на Музейной площади что-нибудь криминальное произошло?
— А что?
— Нужно.
— Ничего не случилось, загадочная ты наша. А должно было?
— Бомжик с веником пропал.
— Ты чем лечишься? Часом не водкой?
— Выяснишь, не забирали его?
— Зачем? И так знаю, нет. Нашим нынче не до него, — вздохнул Андрей.
— Ожидается приезд президента?
— Ты газеты читаешь? — сразу чувствуется, разговаривают два специалиста: сплошные вопросы, словно ведем дознание.
— А надо?
— Неужели даже телевизор не смотришь? — развеселился Андрей.
— Что-то важное пропустила?
— Ты никуда не уезжала?
— Не томи же, в чем дело? Сейчас начну чихать в трубку, заражу, — мстительно пообещала я.
— Если твои вирусы такие же вредные, как ты сама, то охотно верю. А оглохну я наверняка, — заржал Андрей. — Весь город только и говорит, что об убийстве Кубасова.