Как только Эллиот убедился, что может ходить нормально, он сел в самолет и полетел в Голливуд к Льюсу, который встретил его изумленным взглядом, потому что давно списал этого парня со счетов. Но при виде высокого, загорелого красавца, вошедшего как ни в чем не бывало, у Льюса появилась надежда, что еще не все потеряно. Он немедленно связался с Майером, но тот уже поставил на Эллиоте крест. Майер знал, что Эллиот — никудышный актер, а мастер драк и фехтования с протезом вместо ноги ничего для него не стоил и казался чем-то вроде евнуха. Майер сказал, что очень сожалеет, но дело не пойдет. Надо сказать к чести Льюса, тот настаивал, но если Майер говорил «нет», это означало «нет».
Льюс положил телефонную трубку, сообщил Эллиоту новость, и тот побледнел.
— На что же я теперь буду жить, черт побери?
Льюс удивленно пожал плечами.
— О чем ты беспокоишься? — нетерпеливо проговорил он. — Тебе причитаются отчисления с трех фильмов. Ты можешь рассчитывать минимум на тридцать тысяч в течение пяти лет и немногим меньше в течение еще пяти. Голодать не будешь, и кто знает, что может случиться через десять лет. Может, нас всех уже не будет в живых.
Эллиот сжал кулаки.
— Я всем должен. Твои тридцать тысяч — цыплячий корм. Я надеялся, что новый контракт вытащит меня из долгов.
Льюс хмыкнул.
— Продай виллу. За нее сразу дадут полмиллиона.
— Вилла не моя, будь все проклято! Она заложена по самую крышу.
— Ладно, Дон, посчитаем, сколько ты должен.
Эллиот в отчаянии стиснул руки.
— Не знаю, но очень много. Что-то около двухсот тысяч, а может и больше.
Льюс задумался на минуту. Он был продувной малый и всегда чуял возможность хорошо заработать. Шесть фильмов Эллиота могли принести годовой доход около тридцати тысяч в течение пяти лет, а по прошествии этого времени можно было рассчитывать на дальнейшие поступления. Он сказал, что надеется найти кого-нибудь, имея в виду себя, кто купит права и выплатит Эллиоту сразу сто тысяч наличными.
Эллиот пытался увеличить сумму до ста пятидесяти тысяч, и Льюс обещал попытаться что-нибудь сделать. После этого разговора Эллиот вернулся в Парадиз-Сити и стал ждать.
В конце концов Льюс убедил беднягу принять сто тысяч, и Эллиот, загнанный к тому времени в угол, согласился. Но эти деньги не помогли бывшей кинозвезде. В характере Эллиота была червоточина, которая заставляла его тратить деньги. Ему бы перебраться из виллы в маленькую квартирку, избавиться от многочисленной прислуги, которой надо платить и которая ела, как после голодовки, а он не только не сделал всего этого, но еще и заказал за тридцать тысяч новый «ройс», пообещав заплатить потом.
Эллиот знал, что впереди его ожидает бездна, но ничего не мог сделать, чтобы избежать падения. Иногда ему казалось, что кто-то нарочно подталкивает его к краю, а он, как слепой, послушно идет навстречу своей гибели. В глубине его сознания вертелась мысль о самоубийстве. Он говорил себе, что, когда наступит крах, он проглотит снотворные таблетки и заснет навсегда.
Эллиот думал, что, если конец неизбежен, нужно пользоваться жизнью, пока светит солнце. И он снова начал принимать гостей. Его приемы не пользовались прежним успехом, потому что он очень изменился: цинизм и нарочито издевательская манера общения, которых раньше не было, отталкивали людей. Никто не догадывался о его денежных затруднениях. Все, конечно, знали о том, что его карьера закончилась, но думали, что на банковском счету Эллиота лежит кругленькая сумма, которую он успел скопить во время процветания.
Но вот однажды Дону позвонил директор банка и попросил его заглянуть для беседы. Эллиот знал, что означает этот звонок: он превысил свой счет на двадцать тысяч долларов, и директор, с которым они частенько играли в гольф, сказал, что, к сожалению, не может предоставить кредит в дальнейшем.
— Правление требует погасить перерасход. Что вы можете сделать, Дон?
— Положитесь на меня, — улыбнулся Эллиот. — Я все улажу. Какая муха укусила ваших людей, Джек? Двадцать тысяч — это же мелочь.
Директор согласился, но объяснил, что на него нажимает правление.
— Нужно уменьшить перерасход хотя бы наполовину, Дон.
Эллиот обещал все устроить и вышел.
На прошлой неделе ему доставили «ройс», это была единственная в своем роде машина в Парадиз-Сити. Эллиоту предложили ее первому, и он просто не мог бороться с соблазном, зная, что агент не будет слишком торопить с оплатой. Оказалось, что великолепная машина помогла ему поддержать кредит. Стоило подъехать к какому-нибудь магазину или ателье, и кредит был обеспечен. Никому и в голову не приходило, что владелец такой машины может быть нищим.
Но однажды вечером его мажордом-японец сообщил, что запас виски и джина на исходе, и напомнил о намечавшемся приеме с коктейлями. Эллиот отправился к владельцу винного магазина Фреду Бейли и испытал настоящий шок, когда тот предложил ему уплатить по предыдущему счету.
— Это тянется уже шесть месяцев, мистер Эллиот. Шесть тысяч долларов. Я могу вас попросить о…
Эллиот изумленно посмотрел на Фреда. Он и не предполагал, что паразиты, которые кормились возле него, вылакали за шесть месяцев столько виски.
— Я пришлю вам чек, — по возможности беззаботно ответил он. — А сейчас, Фред, мне нужно четыре ящика шотландского виски и пять джина. Доставьте мне их сегодня после обеда, ладно?
Бейли заколебался, но потом, глядя в окно, на сверкающий в лучах солнца «ройс», нехотя кивнул. Он рассудил, что владелец такой машины не может быть нищим.
— Хорошо, мистер Эллиот. Только не забудьте про чек, а то ведь с меня Тоже спрашивают.
И тут Эллиот понял, что его время истекло. Вернувшись на виллу, он достал счета, дожидавшиеся оплаты, и весь вечер провел за расчетами. Оказалось, он должен около семидесяти тысяч, не считая стоимости «ройса».
Он озабоченно оглядел роскошно обставленную гостиную. Во времена больших заработков ему удалось накупить дикое количество современных картин, дорогой скульптуры и коллекцию нефрита, обошедшуюся в двадцать пять тысяч. Все это он приобрел у Клода Нендрика, о котором я вам уже говорил.
Барни умолк, засосал остатки пиво и посмотрел на меня.
— Помните, я говорил вам про Клода Нендрика?
Я ответил, что помню: Клод Нендрик был главным скупщиком краденого в Парадиз-Сити.
Барни одобрительно кивнул.
— Правильно. Я рад, что вы следите за ходом моей мысли. А то, знаете, нет ничего хуже для человека, который держит ухо к земле, говорить с глухим.
Я признал его правоту.
Сэм принес еще пива, и Барни продолжал.
— Пришло время вывести на сцену этого самого Клода, потому что он тоже играет роль в краже марок Ларримора.
Барни навалился на стол.
— Сейчас я опишу вам этого типа. Это известный в городе педераст, ему около шестидесяти лет, он высокий и плотный, хотя, конечно, не плотней меня. Раньше он носил дурацкий оранжевый парик и мазал губы бледно-розовой помадой. На самом-то деле он был лысый, как яйцо, и носил парик просто ради смеха. Встречаясь с кем-нибудь из клиентов, он приподнимал парик, как другие приподнимают шляпу. Такой уж чудной тип, вы понимаете, мистер Кемпбелл, то есть, я хотел сказать, мистер Камерон.
Барни хлопнул себя по необъятному животу.
— Мой жир хороший, крепкий, а у него был мягкий, это никуда не годится. Еще у него был длинный нос и маленькие глазки, поэтому он походил на дельфина, но только не на симпатичного, а на злого, если только бывают злые дельфины. Выглядел он, конечно, комично, но это не мешало ему лучше всех в штате разбираться в антиквариате, драгоценностях и современном искусстве. Его дом был набит выдающимися произведениями, и коллекционеры со всего света съезжались к нему, надеясь на удачную покупку.
Барни усмехнулся.
— Покупать-то они, конечно, покупали, но при этом всегда оставались в прогаре. Кроме этого бизнеса, Нендрик занимался еще скупкой краденого. Он стал барыгой, можно сказать, в силу обстоятельств. Однажды к нему явились богатые клиенты, которые желали приобрести один шедевр, который не продавался. Они предлагали такие деньги, что Нендрик не мог устоять. Он нашел пару проворных ребят, они украли, что требовалось, коллекционеры заплатили и упрятали купленное в свои личные музеи, куда никому, кроме них, не было доступа. Если бы вы узнали о некоторых кражах, которые организовал Клод, у вас бы волосы встали дыбом. Однажды под его руководством была украдена бесценная римская ваза из Британского музея. Правда, на этом он чуть не нажил крупные неприятности, но это уже другая история, и сейчас я об этом рассказывать не стану. Я просто хочу, чтобы вы имели представление о Клоде. Он устроился так, что именно к нему местные богатеи обращались, когда хотели купить что-нибудь выдающееся. Они почему-то доверяли этому типу. Конечно, окружающие посмеивались над его оранжевым париком и косметикой, но все же приходили к нему за советом, когда хотели сделать значительную покупку.