Добрая фея - Проскурин Вадим Геннадьевич

Вадим Проскурин Добрая фея

ГЛАВА ПЕРВАЯ Фея

1

Тихий и теплый летний вечер пришел на смену жаркому дню. У реки свежо и прохладно, широкий водный поток неспешно движется слева направо, вода мутная, илистого дна совсем не видно. Ласковый ветерок колеблет водную гладь, покрытую мелкой, почти неразличимой рябью, от жуков-водомерок, деловито шныряющих по поверхности воды, расходятся широкие круги. Где-то вдали квакает лягушка, стрекочут какие-то насекомые. Мир и покой.

Он подумал, что видит этот пейзаж в последний раз, и глухо застонал. Не потому, что этот уголок дикой природы так уж дорог ему, нет, дело совсем в другом. Ему хотелось плакать, кричать что-то неразборчивое, размахивать кулаками, угрожать непонятно кому, а потом напиться и все забыть. Заснуть, проснуться и понять, что это был страшный сон. Чтобы он оказался в собственной постели, чтобы Ольга разбудила его неловким движением, а он открыл глаза и медленно осознал, что все приснилось. Что мерзкое и противное слово «развод» так и осталось абстрактным словом, которое можно встретить в светской хронике желтых газет, ты знаешь, что это слово означает, но одно дело знать, и совсем другое дело — прочувствовать на собственном опыте.

Нельзя сказать, что распад их семьи был неожиданным. К этому все шло, все признаки были налицо. Он был готов, что им придется расстаться, если не прямо сейчас, так через пару-тройку лет, он давно отбросил надежду, что их любовь будет длиться до гроба, как в сказках. Но он всегда считал, что они сумеют расстаться цивилизованно, без битья посуды, что они сумеют «остаться друзьями», так это называется в любовных романах. Конечно, будут обиды, будет душевная боль, но они взрослые люди, интеллигентные, уравновешенные, они договорятся.

Вначале он заметил, что Ольга стала слишком часто уезжать в короткие деловые поездки. Он подумал тогда: «Все нормально, рано или поздно это должно было случиться, так почему бы не случиться ему прямо сейчас?» Он не был уверен в своих подозрениях, но готовился к худшему… впрочем, тогда он не считал это худшим исходом. Это было даже забавно, продумывать разные сценарии решительного разговора, наслаждаться собственной уравновешенностью, которую он, несомненно, проявит, а Ольга будет бесноваться, впадет в истерику, будет кричать, оскорблять его, а он не подаст виду…

А потом наступило сегодняшнее утро. Пятница, тринадцатое, он еще подумал в начале разговора, что это самый подходящий день для финального выяснения отношений.

— Нам нужно расстаться, — сказала Ольга просто и буднично, с подобной интонацией она могла попросить его передать сахарницу.

Он подумал, что ослышался. Но он не ослышался.

— Сын будет жить со мной, — продолжала Ольга. — Квартиру я пока оставлю тебе, с долями разберемся потом, когда все уляжется. На машину я не претендую, а вот дачу я, извини, тебе не отдам. Я вот что предлагаю. После работы съезди на дачу, собери свои вещи, а в воскресенье возвращайся. Я как раз соберу свое барахло и уеду. Как тебе такой вариант?

— У тебя кто-то есть? — спросил он.

Он понимал, что не нужно спрашивать об этом, что любой вариант ответа будет ему неприятен. Надо было просто кивнуть и сказать что-то вроде: «Хорошо, сейчас допью кофе и поеду». Но он не смог промолчать, он растерялся, и его понесло.

— Какое тебе дело? — спросила Ольга, поморщившись. — Ну, допустим, есть, что с того?

— Ну, интересно же, — сказал он. — Расскажи про него. Как вы познакомились?

— А ты уверен, что хочешь услышать? — спросила Ольга.

Он пожал плечами и сказал:

— Если стесняешься, можешь не рассказывать. Она тоже пожала плечами, немного помолчала и сказала:

— Мы познакомились по Интернету, через службу знакомств. Я разместила анкету, он написал мне в личку, мы встретились… все как обычно.

— Сын уже знает?

— Пока нет, скажу, когда из школы придет. Ты не бойся, я не буду запрещать ему с тобой видеться, приезжай хоть каждое воскресенье. Заодно будешь алименты привозить. Если будет что привозить.

Он дернулся, как от пощечины.

— Ты поэтому уходишь? — спросил он. — Нашла богатого спонсора?

Он хотел задать этот вопрос спокойно и безразлично, но голос предательски дрогнул.

— Это не спонсор, — ответила она, и ее голос тоже дрогнул. — Я не блядь, как ты подумал. Хороший человек, ну, да, не бедный. Он меня любит, а я люблю его. Трудно поверить, правда? Думал, я никому не нужна, кроме тебя?

Она тяжело вздохнула.

— Я устала, — сказала она. — Знал бы ты, как я устала… Все на мне, дом, ребенок, да еще тебя содержать, как будто второй ребенок на мою голову…

— Это не навсегда, — сказал он, понимая, что начинает оправдываться и что это ошибка. — Я тебе говорил, грант кончился, но Денис пробьет новый, может, не сразу, кризис все-таки…

— Это я уже много раз слышала, — сказала она. — Я устала. Денег нет, по дому ты ничего не делаешь, ребенком не занимаешься, только пиво пьешь, какая от тебя польза?

— А от тебя какая польза? — спросил он. — Знаешь, как меня достали твои упреки?

— Знаю, — кивнула она. — Успокойся, их больше не будет. У тебя кофе остыл. Пей быстрее, на работу опоздаешь.

Он рассеянно глянул в чашку и допил остатки одним глотком. Кофе был холодным и мерзким. Она посмотрела на стенные часы.

— Собирайся. — сказала она. — Я тебя жду.

— Зачем ждешь? — тупо спросил он.

— Ты уйдешь, я начну собирать вещи, — терпеливо объяснила она. — Не глупи, Костя, одевайся, уходи.

В его душе начала подниматься ненависть. Ольга прогоняла его буднично, почти без эмоций, так прогоняют бродячую собаку, сунувшую нос в сумку с колбасой. Она относится к нему как к собаке, она не уважает его, презирает, она давно уже не любит его, но раньше, когда он приносил домой хорошие деньги, она его терпела. А теперь терпеть его незачем, он больше не нужен, пусть уходит. И так спокойно…

Он не помнил, что сказал потом и что она ответила. Это был провал в памяти, непонятно, сколько времени он длился — минуту или полчаса. А закончился этот провал отвратительной картиной, которая и сейчас стояла перед его лицом во всех подробностях. Красное и перекошенное от гнева и слез лицо Ольги, он размахивается и с наслаждением отвешивает ей пощечину. Ее голова дергается, она замахивается в ответ, он легко ставит блок и бьет ее в лицо, коротким прямым ударом, как ударил бы мужчину. Раньше он не думал, что сможет ударить женщину, но это оказалось совсем не трудно. Противно, но не трудно.

В прихожей звонит звонок, Ольга убегает. Костя стоит на кухне, опустив руки, он тяжело дышит, в крови бушует адреналин, а голова пуста. Где-то вдали Ольга что-то говорит, она захлебывается слезами, а он не понимает, что это значит, пока на кухню не врывается мужик.

Он одного роста с Костей, но намного шире в плечах. Немолодой, лет пятидесяти, лысый, с жесткими и грубыми чертами лица, в фильмах такие люди играют военных и полицейских. Движется он плавно и даже грациозно, как большой кот, и Костя понимает, что в рукопашной схватке с этим мужиком у него нет никаких шансов. Но его никто не спрашивает.

Вроде ничего не произошло, а Костя лежит на полу, из носа хлещет кровь, в бок больно упирается табуретка, которую он опрокинул, падая. А страшный мужик говорит красивым низким голосом:

— Мразь.

Очень противно все это вспоминать, мерзкое и отвратительное ощущение. И самое мерзкое не то, что опух нос, болит скула и левый глаз полностью не открывается, а то, что понимаешь, что получил за дело. Ты всегда считал себя приличным человеком, способным решить любую проблему спокойно и деловито, без лишних эмоций, а когда дошло до дела, вдруг выясняется, что в бездне твоей души живет грязная первобытная тварь. Она отодвинула в сторону всю твою рассудительность, все понятия о приличном, и оказалось, что ты не только способен ударить женщину, но и получить от этого удовольствие. Костя реально наслаждался, избивая жену, это он помнил прекрасно, и это было самым отвратительным и унизительным во всем случившемся.

А теперь придется жить, храня всю эту гадость в собственной памяти. И еще надо как-то объяснить сыну, что произошло и как оно произошло, что его отец — не совсем законченный мерзавец… Впрочем, почему не законченный?…

Если бы жизнь была игрой, сейчас было бы самое время вернуться к сохраненной записи. Или вообще начать игру сначала, с другой женщиной, которая никогда не поступит с ним так, не заставит показать миру всю свою низость, обычно надежно скрытую глубоко внутри. Хорошо бы сейчас из мутной реки вышла русалка…

Он понял, о какой ерунде размышляет, и застонал. Господи, как же стыдно…

2

— Ну что, Чарли, плакали наши шашлыки? — спросил Юра.