С дежурной сменой встретил новый, 1996 год, немного посидел с ними и пошел спать в ординаторскую. Надо было беречь силы: ночь только началась. Вокруг были слышны выстрелы китайских «бомбочек», небо сияло китайскими же фейерверками, и все это дополнялось пьяными криками и громкой музыкой. Народ веселился, кто как мог.
Подняли меня через полтора часа: привезли паренька с разбитой головой. Кость целая, только рассечена кожа на лбу. Пока я зашивал парня, он все время крутил головой, мешал, не давал себя обезболить.
— Не хочу наркоз!
— Так новокаин же, один маленький укол.
— Так зашивай!
Я зашил так. Больно парню не было — действовал водочный «наркоз», только он все интересовался, сколько я сделал стежков и когда снимать швы.
Следом привезли еще двоих с разбитыми физиономиями. Зашил и их. После гаишники доставили пьяного на освидетельствование — нашли, когда ловить. Я им честно сказал, что никогда не проводил экспертизу и что я вообще-то хирург, но стражи порядка только заржали в ответ:
— Читай инструкцию, там все написано.
— Вывели водителя из машины, — пояснил один из гаишников, отсмеявшись, — а он идти не может. «Пил», — говорю. А он: «Нет, не пил!» Падает на меня, ноги не держат. Вот, ездить может, а ходить — уже нет!
Я прочел инструкцию к реактивам, сделал пробу Раппопорта, заполнил акт — «в алкогольном опьянении». Водила злобно сверкнул глазами:
— Я тебя потом найду, лепила! Я тебе покажу, какой я пьяный!
Унесли его гаишники.
Потом привели еще одного побитого, да не одиночку, а в компании. Человек десять, молодые парни и девчонки — галдели, шумели, хирурга требовали. Друга их какой-то местный Потап отдубасил. Ребята за друга переживали — матерились, дерзили, курили в отделении. Мы их едва угомонили и выставили на улицу. У побитого, кроме синяка под глазом и разбитой губы, не нашлось ничего серьезного. Пьяный был конечно же.
В общем, так всю ночь, до шести утра, и подвозили к нам пьяных парней с рваными и ушибленными ранами, без работы я не остался. А еще переживал, что ни одного хирургического пациента не будет.
Последнюю уже в шесть утра привезли девчушку лет шестнадцати. Пьяненькая, вскрыла вены. Взяла бритву и нашинковала себе левое предплечье. Разрезы получились неглубокие, но кровоточили сильно.
Обычно подростковые попытки суицида — это больше игра на публику: кожные раны зияют, кровь хлещет, а серьезных повреждений нет. Ребятам жалко себя, да и крупные сосуды в этом месте лежат глубоко, надо основательно постараться, чтоб добраться до них.
Я наложил девчушке швы, постаравшись поаккуратнее. «Дура малолетняя, не соображает чего творит. Потом жалеть будет», — думал я, слушая, как она плачется о неразделенной любви. Какой-то там Андрейка с какой-то Танькой весь вечер танцевал и на нее внимания не обращал, поэтому пришлось прибегнуть к помощи бритвы, выпив перед этим для храбрости стакан крепленого вина.
Ох как много еще будет в моей практике таких девчушек… Любовь свою несчастную они забывают через месяц, максимум через год, а уродливые шрамы остаются на всю жизнь.
Однажды мне трижды пришлось зашивать одну и ту же девушку — все никак не могла угомониться. Когда ее привезли в третий раз, я не выдержал:
— Слушай, а чего ты все предплечья-то режешь? Возьми да по сонной артерии себя бабахни, тогда точно никто не спасет. А то уже третий раз режешься, и все неудачно.
— Я думала об этом, — на полном серьезе ответила самоубийца. — Но если я шею перережу, то в гробу буду некрасивой.
— А какая разница, какой ты в гробу будешь лежать? Тебе ж уже все равно будет.
— Э, не скажите! Тогда Толик, из-за которого я вены режу, увидит меня в гробу красивой и поймет, что зря он с Веркой Краповой связался и меня бросил. Будет тогда всю жизнь жалеть и мучиться!
Ну что тут скажешь? Это не ко мне, это к психотерапевту. Примерно через год я случайно встретил эту девушку на улице — она шла под руку с каким-то парнем и вся светилась от счастья. Не знаю, был ли это внезапно одумавшийся Толик или кто другой, но больше она к нам не попадала.
Часовая стрелка показывала семь утра, через час мое дежурство должно было закончиться. Я сходил в столовую, перекусил, быстренько пробежался по отделениям — все было спокойно. На «скорую» никто больше не обращался. К восьми часам пришла терапевт, я сдал дежурство и засобирался домой.
Глава 4 Новогоднее рандеву
Но уйти мне не удалось: привезли шестнадцатилетнюю девушку с сильнейшими болями в животе. Заболело вдруг, около часа назад. Боли были локализованы внизу и в правой подвздошной области. Девушка согнулась пополам и держалась за правый бок. С ней была мама — строгая и уверенная в себе женщина средних лет, убежденная, что у ее дочери острый аппендицит. Я засомневался: слишком бурное начало и чересчур быстро все развивается.
— Сколько болит? Сразу низ живота заболел?
— Да, сразу внизу, причем резко, ни с того ни с сего и около часа назад, — ответила девочка через боль.
Я тщательно осмотрел ее. Живот действительно «острый» (то есть имелась какая-то катастрофа в брюшной полости, ведущая к перитониту — воспалению брюшины с последующим вовлечением в процесс остальных внутренностей, вызванная одним из органов, находящихся в животе), но на аппендицит не тянул, это больше походило на правостороннюю внематочную беременность с продолжающимся кровотечением в свободную брюшную полость.
— А ты половой жизнью живешь? — уточнил я.
— Нет, что вы! — отозвалась девочка.
— Да как вы смеете подобное у моей дочери спрашивать? Кто вам дал право? — вмешалась мамаша.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства. Клинически состояние вашей дочери похоже на внематочную беременность, а не на аппендицит.
— Какая внематочная? — ревет дама. — Она в школе учится, в десятом классе! Отличница, на бальные танцы ходит! Какая беременность? Что вы несете?
— Ну, и отличники иногда могут беременеть. Я сейчас приглашу гинеколога, он осмотрит девочку.
— Ни к какому гинекологу мы не пойдем! Позорище! Мою дочь к гинекологу! Если вы исключаете аппендицит, то мы пойдем домой!
— Но ваша дочь может умереть!
— Мы к гинекологу не пойдем, точка! Только через мой труп!
Я понимаю, что время работает против нас: девочка бледная, пульс нитевидный, кровотечение продолжается, мамашу не переубедить. Иду на хитрость:
— Хорошо, будем оперировать с подозрением на острый аппендицит. Вы согласны?
— Мы согласны! Но никакой внематочной! Никаких гинекологов.
Вызвал оперблок, в ассистенты пригласил Бугаеву, гинеколога.
Вошел в живот пациентки — вся брюшная полость была заполнена жидкой кровью и сгустками. Около полутора литров собрали и перелили в вену.[5] Всего девушка около двух литров крови потеряла. Странно, как она еще сама ходила…
Действительно, мы нашли внематочную беременность в правой трубе. Крошечный зародыш порвал маточную трубу, вызвав кровотечение, выпал в живот и плавал там. Я рассмотрел его — крошечный, сантиметра два, но уже с отростками, которые никогда не станут ни руками, ни ногами. Это он, погибая, чуть не убил свою маму.
Зинаида Афанасьевна Бугаева сама практически не оперировала, боялась. Из гинекологов лучше всего резал Александр Петрович Пахомов, но сегодня он не дежурил, поэтому пришлось вызвать Бугаеву.
Под ее руководством я самостоятельно устранил внематочную беременность, удалил правую трубу и яичник. Операция технически оказалась несложной, и в дальнейшем я делал ее уже без гинекологов.
— У вашей дочери оказалась внематочная беременность, с приличной кровопотерей, — объявил я матери девочки, когда вышел из операционной.
— Как же так? Этого не может быть… Она домашняя девочка… — еле выдавила женщина.
На нее было страшно смотреть, она побледнела и вся как-то съежилась, стекла по стенке, сев на корточки.
— Вы из-за своего упрямства могли потерять дочь! — надавил я. — Кровотечение продолжалось! Она чуть не погибла!
— Она же домашняя девочка. Домашняя! — твердила женщина, пропуская мимо ушей мои слова.
Девочка поправилась. Мать не отходила от нее, ухаживала, как могла.
— Что ж ты меня обманула? — спросил я позже у девушки, когда ее матери не было рядом. — Ты же могла погибнуть!
— Вы знаете, у меня было всего один раз, — отозвалась та. — После уроков зашла к однокласснику, и…
— Я понял, не продолжай. Видишь, и одного раза, оказывается, может хватить.
Так я понял, что осматривать и расспрашивать больных в подобных ситуациях надо без родственников. Девушка просто боялась «признаться во грехе» в присутствии своей мамы, которая подавляла ее волю.
Только мы разобрались с девочкой, как подвезли нового клиента. Вениамин Гвоздев, сорокалетний крепыш, начал отмечать Новый год с католического рождества — с 25 декабря. Работал Веня на военном аэродроме и имел доступ к авиационному спирту, который тырил без зазрения совести. Пил и тырил, тырил и пил.