Британские журналисты, похоже, сыграли все-таки для своей страны плохую роль – люди умные в Германии по карте вполне могли разобрать логику врага. Да и Гиммлер не откуда-нибудь взял информацию, а именно из этой газеты.
Мейер понимал все эти вещи, о которых говорил Гиммлер, но молчал, потому что был уверен – рейхсфюрер позвал его не ради обсуждения газетных новостей, а для другого, и все, прозвучавшее сейчас, – лишь преамбула.
– Надеюсь на успех вместе с вами, рейхсфюрер, – произнес Мейер и вновь замолк.
Наконец Гиммлер отодвинул газеты в сторону. С минуту он рассматривал собеседника, затем произнес:
– Вы любите Виктора Гюго, дружище?
Вот, началось. Этот вопрос явно обозначал начало обсуждения темы, ради которой Курт Мейер был вызван к начальнику. Для того чтобы собраться с мыслями, штандартенфюрер выждал паузу.
– Он не ариец, – наконец произнес он. – Как и все эти прочие бальзаки и мопассаны…
– А вот я в юности, признаться, читал «Собор Парижской Богоматери», – улыбнулся Гиммлер. – Из этой книги я сделал вывод, что французы – опасные противники…
– Почему же? – удивился Курт.
– Виктор Гюго мастерски описал их страсти… Во французском национальном характере присутствует нечто такое, – Гиммлер пощелкал в воздухе пальцами, – неукротимое, что заставляет их опасаться.
– Если мои рассуждения будут интересны рейхсфюреру, – заговорил Курт еще более сдержанно, потому что с Гиммлером спорить было нельзя и в то же время хотелось высказать свое видение вопроса, – я позволю себе быть откровенным. Мне не нравится благодушная политика Германии по отношению к Франции. Мне не нравится Компьенский мир, который наши дипломаты заключили 22 июня 1940 года. Надо было разгромить Францию до конца… Чтобы в мировой истории отныне не было упоминания об этой стране… – Курт даже разволновался. – А так – получается дешевая символика.
– Символика, Мейер? – улыбнулся рейхсфюрер. – Это хорошо, что вы заметили здесь символику. Компьенский мир был заключен в том же лесу и даже вагоне, где было подписано столь унизительное для нас перемирие в 1918 году… Тогда французы поставили нас на колени… А в 1940 году уже мы, немцы, продиктовали свои условия нового мира с поверженной Францией! – В голосе Гиммлера отчетливо прозвучали торжественные нотки. – Политическое значение Компьенского мира нельзя преуменьшить!
– И все же я стою на более радикальных позициях, – осторожно заметил Мейер.
– По этому вопросу вы образцовый член НСДАП, дружище! – улыбнулся Гиммлер. – В конце концов, мне нравится ваш подход… Можете считать прозвучавшее ранее очередной проверкой… Но к делу. Вам предстоит командировка во Францию, – рейхсфюрер серьезно посмотрел на Курта.
– Франция? – Мейер поднял брови. – Я готов приступить к выполнению задания. Но почему Франция? Не будет ли угодно сообщить детали?
Рейхсфюрер Гиммлер молчал некоторое время.
– Не будем заниматься политическими, военными и прочими прогнозами, – поморщившись, продолжил он. – Констатируем лишь, что 1944 год – не 1940-й, теперь у нас иная реальность. В обстановке, когда в Нормандии высадились объединенные англо-американские войска, нам следует повысить нашу природную немецкую злость. Деятельность террористов из маки, а также активность тщеславного выскочки де Голля, вещающего из Лондона на территорию Франции, приносят большой вред… В Париже и Франции зреет недовольство, столица может восстать…
Гиммлер замолк. С минуту хозяин кабинета и гость рассматривали друг друга, затем рейхсфюрер продолжил:
– В этой обстановке нам нужно совершить решительный поступок, Мейер! Германия всегда отличалась решимостью, и сейчас мы не потеряем инициативу… Гитлер уже отдал приказ об уничтожении Парижа. Да, дружище, да, это гнездо разврата с его луврами и версалями, а также прочими кафешантанами нужно стереть с лица земли…
– Как вы сказали? – нахмурился Мейер. – Уничтожить?
– Совершенно верно, Мейер, совершенно верно! В том случае, если мы будем вынуждены покинуть город, конечно… Согласитесь, в таком приказе есть политический подтекст. Весь мир должен узнать, что мы, немцы, способны дать по зубам противнику в самый неожиданный момент!
Возникла пауза. Гиммлер с большим воодушевлением поднялся. Мейер тоже сделал движение, чтобы встать, но рейхсфюрер сделал ему рукой знак – мол, оставайтесь на месте.
Рейхсфюрер был красив в своем воодушевлении. Он обошел вокруг стола и остановился у окна, глядя на Берлин, неоднократно подвергавшийся бомбежкам англичан. Гиммлер раскачивался на каблуках, сжимая и разжимая кулаки, видимо, воображая масштабы мести, которая должна была поразить врагов.
Не оборачиваясь, Гиммлер заговорил:
– Уже отдан приказ военному коменданту Парижа. Правда, генерал фон Бойнебург, занимающий эту должность, в последнее время проявляет нерешительность… Вообще, откровенно говоря, его пора менять. Ну да ладно. Если что, обращайтесь к его заместителю, фон Маннерштоку. Это гораздо более надежная фигура.
– Считаете, что Маннершток справится с поставленной задачей?
– Если за дело возьмется фон Маннершток – нет сомнения! Сейчас Бойнебург должен заниматься архитекторами, подбирать группу саперов, способную выполнить поставленную задачу…
– Будет произведено минирование? – хрипло произнес Мейер. – Не проще ли уничтожить город бомбардировкой с воздуха?
Гиммлер словно очнулся. Глубоко вздохнув, он принял обычный вид, вернулся к столу.
– Насколько мне известно, для минирования предполагается использовать метрополитен. Наша авиация также будет работать… нанесет точечные удары.
Из хозяина кабинета словно выпустили воздух. Он замолк, глядя куда-то мимо Курта, и Мейер почувствовал, что нужно разрядить обстановку.
– Хорошо, – произнес Мейер. – Какая же задача, в таком случае, ожидает меня?
– Вам следует проконтролировать вывоз из Парижа культурных ценностей, имеющих отношение к германской истории. А также проследить за уничтожением пленных, работающих на парижских заводах…
Гиммлер снова воспрянул духом.
– Скучать вам не придется, – весело продолжил рейхсфюрер. – Доктор Менгеле сейчас находится во Франции. Он прекрасно знает Париж, да и искусство любит, очень тонкий ценитель. Он вам поможет, рекомендую. – Гиммлер улыбнулся собеседнику. – Это и есть суть вашего задания, Мейер. Итак, вступайте в контакт с Менгеле, консультируйтесь. Остальное вы знаете. Во всем подчиняетесь только мне. Иных начальников для вас не существует.
Курт Мейер поднялся и вытянулся.
– Мне все понятно, рейхсфюрер! – щелкнул каблуками он. – Разрешите идти?
– Идите, Курт, – улыбнулся Гиммлер. – И передайте моему другу и вашему шефу группенфюреру Мюллеру, чтобы не нагружал вас работой в течение этого времени, пока вы будете собираться…
Шеф гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер действительно внял просьбе Гиммлера и не стал нагружать работой одного из своих лучших сотрудников Курта Мейера. Обычно рабочий день в отделе «IV E 3 – контрразведка и борьба со шпионажем», как, впрочем, и в других отделах, длился до глубокой ночи. Но уже в шесть тридцать штандартенфюрер Курт Мейер сдал все дела начальнику и вышел из здания РСХА.
В гараже штандартенфюрер Мейер некоторое время беседовал с механиком, которого прежде просил проверить тормозную систему своей машины. Поблагодарив мастера за работу и, главное, не забыв заплатить ему, штандартенфюрер Мейер сел в свой новенький черный «Мерседес» и выехал на Принц-Альбрехтштрассе.
Некоторое время «Мерседес», за рулем которого находился Курт Мейер, кружил по городу. Водитель словно хотел оторваться от слежки. «Хвоста», впрочем, не было. Убедившись, что за «Мерседесом» не следует другая машина, штандартенфюрер Мейер направил свой автомобиль на городскую окраину.
Аккуратный пригород был застроен небольшими коттеджами. Курт остановил «Мерседес» возле особняка, окруженного цветочными клумбами. Уверенным жестом распахнул калитку и прошел во двор. Прошагал по песчаной дорожке, ведущей к крыльцу.
На крыльце штандартенфюрер замешкался. Пришла мысль – как-то уж очень бесцеремонно он проник за калитку… Мейер сделал вид, будто копается в карманах, оглянулся. Улица была пуста. Курт вздохнул с облегчением и открыл входную дверь.
Через некоторое время в кухне этого дома, за плотно зашторенными окнами, расположились в уютных креслах Курт Мейер и пожилой мужчина, внешность которого была словно взята с обложки немецкого этнографического журнала. Чрезмерно упитанный, он носил длинные шорты и клетчатую рубашку в национальном стиле, седую голову толстяка обычно украшала тирольская шапочка с пером. Правда, сейчас шапочка висела на крючке в прихожей.
Хозяин дома с любовью рассматривал Курта, глаза толстяка имели какое-то детское выражение, в руке дымилась трубка.