Виктор Войников РЕЗОНАНС
— Как тебя зовут?!
Кошмар был из тех, которые длясь секундами, минутами и часами тянутся бесконечно. Я задыхался. Я висел в темноте, не чувствуя ни своего тела, ни своего веса. Только страшный грохочущий голос звучал у меня в ушах.
— Как тебя зовут?! Как! Тебя! Зовут!
Я извивался словно червяк на крючке, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Пытаясь нащупать хоть что-то.
— КАК ТЕБЯ ЗОВУТ!? — ревущий голос подминал под себя, пожирал меня, как огонь пожирает пластик.
— ТВОЕ ИМЯ!!!? — моя душа съеживалась словно пенопластовая крошка в огне. Еще чуть-чуть и ничего не останется. Еще чуть-чуть и я исчезну. От меня ничего не останется. Только этот рокочущий, пожирающий и захлестывающий сознание рев.
— КАК ТЕБЯ ЗОВУТ!??
* * *Мы шли по пляжу. Было пасмурно, но ветра не было. Соль и йод в воздухе. Крики чаек. Шорох волн. Влажный песок под босыми ногами.
— Давно тебя они мучают? — спросила она, поддевая раковину пальцами босой ноги.
Я пожал плечами. У меня всегда было плохо с датами.
— Не знаю. Но каждый раз — каждый раз — кошмар повторяется.
— Каждый раз одно и то же?
— Не совсем. Но сюжет один и тот же. Я лежу без движения и слышу его.
— Кого?
— Голос. Голос, который задает мне вопросы.
— Одни и те же?
— Нет, — я пожал плечами, — иногда они повторяются, но чаще они разные.
— Это тебя пугает? — спросила она.
При свете дня, у берега моря, накрытого пеленой облаков, кошмар казался скорее странным, чем страшным. И внятно объяснить что меня пугало я не мог.
— Знаешь… страшно не столько то, что кто-то меня спрашивает. Страшно то, что я перестаю существовать. Перестаю быть.
Мы остановились. Она долго смотрела на горизонт. Море нежно касалось ее ног. Я вздохнул.
— Да ладно, не заморачивайся. Кошмары и есть кошмары.
Она покачала головой.
— Нет, — она посмотрела на меня и вздохнула, — Мы похожи даже в этом. Я знаю это ощущение. Словно ты просыпаешься в темноте и не можешь ничем пошевелить. И тебя охватывает страх от того, что эта темная неподвижность, эта темнота — она навсегда.
— А вот вопросы, — сказала она после паузы, — Это что-то новенькое. Такого у меня не было.
— Хоть в чем-то мы отличаемся, — улыбнулся я.
Наша похожесть вошла в поговорку и была предметом шуток, понятных только нам двоим.
Первый раз мы встретились во время ливня в крошечной чайной на углу большой площади. Мы смотрели на то, как за большим окном проносятся трамваи, звеня на повороте и брызгая водой из луж на рельсах. Она положила голову на кулак. Над ее чашкой вился ароматный пар. Я не мог вспомнить с чего начался наш разговор и как получилось, что мы оказались за одним столиком. Помнил только это завороженное выражение лица, с которым она смотрела на дождевые струи, хлещущие по мостовой и старинным фасадам зданий.
— Никогда не думала, что старые города могут быть настолько красивы, — сказала она.
— Когда светит солнце, они еще симпатичнее, — ответил я. Этот город не был для меня родным, но я хорошо его знал. И любил. Я мог ходить здесь бесконечно. И, когда мы встретились снова, повел ее на экскурсию.
Это было так же волшебно, как привести ребенка в магазин старых игрушек. Мы рассматривали барельефы и гербы на фронтонах, гладили мох на старых ракушечниковых контрфорсах. Переходили темную и тихую реку по мощеным гранитом мостам, которые освещали кованые фонари. Слушали орган в костеле. Забрались на самую высокую точку города, чтобы посмотреть на него сверху.
Наши встречи становились все чаще.
Наконец, мы начали проводить вместе все свободное время. По роду своей профессии я всегда был человеком отстраненным и старающимся сохранять дистанцию с другими людьми. Окружающие чувствовали это и старались не беспокоить меня, когда мне хотелось быть одному. Именно поэтому мне нравился этот город — с его гранитными мостовыми, с его рекой и парками, с его библиотеками, полными старинных фолиантов и лабиринтом переулков. Он ничего не требовал. Тут можно было жить не особо общаясь с другими людьми — общения с самим городом хватало с лихвой.
Она видела все то же, что и я, но немного под другим углом — кошку, которая сидела на водостоке в той же позе, что и горгулья, странный красный телефон, притаившийся во дворе в совершенно непонятном и невероятном месте (мы долго гадали, как его могут использовать хозяева), плющ закрывающий стены домов причудливыми узорами, где зелень сочеталась с ржавчиной. Мы могли проводить в этом городе часы, бродя по старым переулкам и открывая для себя все новые и новые секреты.
Когда ее долго не было — я начинал тосковать. Мир становился серым, скучным и предсказуемым. И даже вязкое спокойствие старого города уже не успокаивало меня. Мне не хватало ее, мне не хватало красок, яркости и новизны, которые, словно аура окружали ее присутствие, окрашивая и заставляя играть новыми и новыми цветами все вокруг.
Мы были похожи не только в этом. Нам нравились одни и те же книги, одна и та же музыка. Через некоторое время мы начали ловить друг друга на том, что думаем об одном и том же в одно и то же время.
Теперь выяснилось, что и кошмары у нас одни и те же.
— Давай сядем? — спросила она, когда мы проходили мимо небольшой кафешки на набережной, — Я немного устала.
Сегодня мы впервые выбрались за город. На этот раз экскурсию устроили мне. Она пригласила меня в свой родной городок. Город был небольшим и относительно новым. Зато тут было море, невероятное количество фонтанов (мы вместе насчитали их два десятка) и множество небольших и уютных уголков. Словно кто-то превратил город в сад камней, разложив в нем вместо камней небольшие зеленые парки и крошечные скверы с фонтанами.
Вдоль центральной улицы, расцвеченной гирляндами, которые зажигались ночью, превращая ее в красочный и в чем-то сказочный проспект, располагались почти все магазинчики, которые были в городе. Тут можно было найти старинные букинистические лавки, странные магазины со странными сувенирами и антикварные лавочки. В одной из таких лавочек, среди старинных флейт, потемневших от времени губных гармошек, метрономов и, почему-то, пишущих машинок мы обнаружили два камертона, лежавших рядом.
— Это мы, — сказал я, беря камертоны с полки.
Она непонимающе вскинула брови.
— Никогда не умела играть, — улыбнулась она.
— Я тоже, — я вручил ей один из камертонов и ударил тот, что остался у меня. Камертон издал чистый и низкий звук.
— Ой, — сказала она, удивленно посмотрев на свой камертон, — Он…
— Он тоже дрожит. Это резонанс. Камертоны настроены на одинаковую частоту и когда начинает звучать один — другой откликается на этот звук.
— Действительно похоже на нас, — улыбнулась она.
Теперь она сидела над чашечкой с ароматным кофе и рассматривала камертон в своих руках. И о чем-то думала. Я пожалел, что упомянул о своих снах.
— Не нужно было портить этот день.
— Ты ничего не испортил. Все в порядке. Просто напомнил старую книгу о ночных кошмарах.
— Старую книгу?
— Да. Она была не совсем о снах, но там рассказывалось о таком случае. Девочку мучили кошмары, в которых ее преследовала акула.
— Акула?
— Да. Она оказывалась в воде, видела плавник и пугаясь просыпалась. Не помню подробностей. Помню только, что сны доводили ее до безумия. С некоторого момента она вообще стала панически бояться засыпать.
Но нашелся человек, который посоветовал ей досмотреть сон до конца.
— Рациональное зерно в этом есть, — согласился я.
— Ну да. Эдакое «джиу-джитсу». «Поддаться и победить».
— Меня учили другому варианту. Страху нужно идти навстречу.
— Именно. И когда она решила досмотреть сон до конца он перестал ей сниться.
— Интересная история, — я читал эту книгу. Она была написана человеком, пережившим немецкие концлагеря. Принцип, на котором был построен подобный рецепт, назывался сложно и загадочно. Парадоксальная интенция.
— Ага, — она отпила глоток. Задумчиво пошевелила пальцами ноги к которым прилипли песчинки, — И я все собираюсь попробовать этот рецепт, но… забываю про него что ли? — она поежилась, — Постараться увидеть свой кошмар — особенно такой — это не так уж и просто.
— Да, — согласился я, — Даже не знаю — захотелось ли бы мне, чтобы он вернулся.
— Но попробовать стоит?
— Стоит, — я посмотрел в свою чашку. Мне почему-то не хотелось говорить об этом. Слова и мысли были правильными, но… но мне совсем не хотелось пробовать это на практике. Что-то было не так, — Ты во всяком случае попробуй.
Она коснулась моей руки и заглянула мне в глаза.
— Человек, — тихо сказала она, — Что с тобой? Я зацепила больное место?