— Боги благослови хозяина, — прошептала она уже в морду коню, обнимая его крепко, — Гримушка, надо бежать, так быстро, насколько сумеешь!
Конь переступил копытами, как бы подгоняя ее: что обниматься лезешь, прыгай в седло! Так она и сделала — и, перемахнув через пару-другую заборов, они помчались со скоростью ветра. Гримнир и впрямь бежал быстро, насколько мог — или близко к тому — грива коня хлестала по лицу прижавшейся к его шее магичке. Постепенно утренняя сонливость и дурман выветрились из головы, и она стала мыслить ясно.
"Этот убийца почему-то отказался выполнить заказ. Может, посчитал меня слишком легкой для себя задачей? Тогда баронет сильно ошибся, выставляя напоказ свое богатство. Хотел самого лучшего — и получил самого лучшего. Но убийцы высокого ранга — они привередливые… Хорошо, что я не стала рассказывать ему, что я маг… да, хорошо".
До побережья оставалось не больше часа езды, когда Тео, похлопав по шее Гримнира, прокричала:
— Стой, медленней!
Конь, у которого все же были пределы выносливости, шумно дыша и поводя взмыленными боками, пошел шагом.
— Давай к реке, я тебя оботру, чтобы не запалился, и попьешь заодно.
Они пробрались через густой камыш к широкой уже реке. Тео спрыгнула с седла.
— Только много не пей.
Гримнир фыркнул. Магичка, зайдя в воду по колени, ополоснула лицо, достала из кармана кусок хлеба, утащенный со стола "Рога героя" и впилась в него зубами. Над головой гудела мошкара, Гримнир устало отгонял ее взмахами хвоста, а Тео — руганью и беспорядочными движениями рук.
— Тебе интересно, почему эту реку назвали Найниль? — с набитым ртом спросила она у коня. Тот помотал мордой, обрызгав ее. — Ты свинья, у меня теперь все лицо мокрое… Так почему эту реку назвали Найниль, что на старом наречии означает "Альбатрос"? Ведь альбатрос — морская птица… — магичка честно поделилась половинкой краюхи с Гримниром, с улыбкой наблюдая, как тот подбирает крошки с ладони своими мягкими губами. — Конечно, ты скажешь, что она впадает в море, но не все так просто…
Жеребец развернулся и вышел на берег. Тео сняла седло, сумки, попону, достала кусок сухой ткани и стала обтирать его.
— Существует легенда о том, что эта река возникла не так, как все. Что она будто бы родилась в море… И только потом устремилась вглубь, к горам. Что-то там про несчастную любовь девушки-реки и парня-облака, или как-то так. И что будто бы они там встретились, и она от счастья стала пресной. Или не встретились, и пресной она стала от горя. Лично я — за хорошую концовку.
Гримнир повернул голову и посмотрел на магичку красивым карим глазом.
— А, прости, при чем тут Альбатрос? Ну, он летел в вышине, показывая влюбленной речке путь в горы, залетел слишком далеко от моря и погиб.
Тео склонила голову набок, прислушиваясь к странным, нечеловечески путаным, звенящим мыслям демона в своей голове.
— Да, ты прав, как ни крути, конец печален. И почему в народных преданиях обязательно кто-то умирает?
"Кто-то-долженобязан-можетумеретьчтобыдругим-людям-приятно-было хорошоиспокойно-и-освященосмертьюжизнь"
— Ты пессимист. Хотя, зная твою историю, я не удивлена.
Несколько тысяч лет в камне… какой великий маг заточил его туда, и зачем — Тео не знала. Знала только, что пятнадцать лет назад, когда она только-только стала ученицей у Ольсена, Серого мага, она нашла в пещерах обломок скалы, который пел песни. Язык был нечеловеческий, но она почему-то поняла, о чем говорилось в этой песне — о тоске, мучительной и неизбывной. О тяжелых сводах, что окружают со всех сторон, и давящей на сердце тьме. О тьме и сводах она и сама могла бы спеть в тот момент, потому что вход в пещеру завалило — она никогда не смогла бы с уверенностью сказать, что это было не делом рук Ольсена, — и ей пришлось пробираться запутанными узкими ходами куда-то, где, вполне возможно, и выхода-то не было. И когда в небольшой пещере она услышала, что кто-то поет — ученица мага расплакалась от радости. Такая сильная эмоция, как радость, разбудила демона, и он попытался заговорить с ней. Несколько часов ушло на то, чтобы убедить Тео, что она не сошла с ума… потом они вместе придумывали, как выбраться, и Тео, совершив почти невозможное для ученицы магическое деяние, переместила демона в крохотный аметист в кольце, что носила на пальце. Только на следующий день она нашла выход. Только через два года она научилась понимать своего странного спутника — видимо, то единение, что они оба, столь разные и непохожие, испытали в пещере, было обусловлено отчаянием и некоего рода влюбленностью. Влюбленностью, не имевшей ничего общего со страстью или физической любовью, а скорее неимоверной силой притяжения. Его к ней — как к жизни, впервые за долгие годы мерцающей где-то там, за пределом; ее к нему — как к чему-то чуждому, непостижимому, но прекрасному. Спустя три года она предложила ему имя — Гримнир, что означает "Многоликий". И только после семи лет со дня их первой встречи он сказал ей, что хотел бы находиться в теле живого, двигающегося и дышащего существа. Почему он не пожелал просто покинуть ее и улететь, ведь она бы выпустила его из кольца при первой же просьбе — он не говорил.
— Как же я устала… — пробормотала Тео, обнимая Гримнира за шею. — Ты тоже, я знаю. Но я, как ни стараюсь, не чувствую, где будет Прокол, откуда полезет эта Темная Мразь. Быть может, там, — она махнула рукой на север, — и нам придется возвращаться в ту деревушку, а я так устала…
Помолчав минуту, она встряхнулась.
— Ладно, что это я сопли распустила. По коням.
"лететьбежать-опять-быстрочтобы-успеть-во-времениипространстве-и-ты-опять-спасешьмир?"
— Думаю, теперь можно помедленней ехать. Белые сказали, что будет где-то тут… на побережье. Будем надеяться, они не ошиблись.
К середине дня они достигли побережья, по которому были разбросаны маленькие рыбацкие деревушки, как ракушки на пляже. Тео не стала задерживаться ни в одной из них; купив овса для Гримнира и вяленой рыбы для себя, она повернула коня к морю. До заката, озолотившего волны, они просто медленно брели по берегу, оставляя заполнявшиеся водой следы на песке. Рука ее лежала на его шее, и она пела песни о сокровищах на дне океана, о заморских странах и о несчастной любви. Гримнир почему-то любил человеческую поэзию — он говорил, что иногда в ней проскальзывают, как рыбешка в бурном потоке, тройные смыслы, схожие с его мышлением.
Высокие песчаные барханы, поросшие серебристой высокой травой скрывали многое; скрыли они и стрелков, подкравшихся незаметно и тихо, укрытых шумом моря, как плащом. Тео успела только услышать свист стрел над самым ухом, и отскочить в сторону. Гримнир же сделал всего несколько шагов, а потом упал в пенящиеся волны, тут же окрасившиеся кровью. Три стрелы попали в шею, две — в бок.
— Грим! — закричала Тео и, повинуясь привычке всадника, присела, укрываясь за его телом от стрелков. Но потом, прикусив от стыда губу до крови, поднялась во весь рост, ища глазами тех, кто прятался за барханами. Но они не показывались. Она подняла руку, чтобы в ярости и беспощадном гневе расплавить песок и сжечь нападающих дотла, не разбираясь, кто они: преследуют ли они ее по приказу баронета, либо это местные разбойники, позарившиеся на одинокого путника — но ее остановил голос внутри, он звенел одиноким алым ветром и горчил, как утренняя роса и блеск звезд, зажигающихся на небосклоне.
"мневволнахлежать-а-тебебежатьнестой-а-то-умрешь-прислушайсяприслушайся-разве-тынечувствуешькак-оно-приближается?"
Тео, хоть злые, жестокие слезы и жгли глаза, сумела остановить уже готовое сорваться с пальцев пламя и прислушалась… далеко, далеко в море гулко грохотало — шла буря. Солнце почти мгновенно утонуло во мгле, клубящейся на горизонте, поверхность воды подернулась болезненной рябью. Но главное — там же, где зарождалась буря и уже вставали из воды серые смерчи, там открывался Прокол. Разрыв в ткани реальности, дверь в другой мир, мир хаоса и разрушения, и оттуда темным потоком изливалось то, что люди называли Злом, или Чудовищем, а маги — Темнотой. И долгом каждого мага было — успеть к Проколу, закрыть его, и уничтожить Темноту, пока она не обрела форму здесь, в этом упорядоченном мире, и не стала причиной ужасных разрушений и сотен смертей.
"тыпочувствоваланестойбегитыдолжна"
Тео, стоя у лежащего в волнах Гримнира, оцепенело посмотрела на розовую пену, плескавшуюся у ее ног. В последних лучах закатного солнца, съедаемого темнотой, мокрая шкура жеребца блестела, как обсидиан, и острые кромки прибоя, казалось, терзали его, выпуская все больше и больше крови в море.
"беги!"
И Тео побежала. Сейчас же, как только она сдвинулась с места, у ее ног воткнулись стрелы, но она не обратила на них внимания. Бежать по мокрому песку было тяжело, и каждую минуту она ждала, что ее подстрелят, что она сумеет отвести порывом ветра несколько стрел, но какая-нибудь все равно ее настигнет; раздался клич, и с бархана ринулись люди, сверкая мечами.