Осень наступила раньше обычного, но, словно убедившись в своей силе, не торопилась все подчинить и во все вмешаться. Дни стояли прохладные, но солнечные и сухие. Листва желтела, оставаясь на деревьях, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь красные, оранжевые, желтые листья, казались теплыми, и вообще в природе установилась атмосфера какого-то благодушия. Проходили дни за днями, погода не менялась, и лишь изредка короткие дожди освежали воздух и листву.
Криминальная обстановка в городе оставалась постоянной, без больших перемен. Ежесуточно угоняли десятки машин, находили две-три, да и то лишь те, которые похитили школьники младших классов, чтобы покататься и пошалить. Едва начинало темнеть, улицы и электрички быстро пустели и гость, нерасчетливо задержавшийся до восьми, до девяти вечера, оставался ночевать у хозяев, не решаясь воспользоваться транспортом. В электричках наутро находили отрезанные головы, в оставленных рюкзаках — руки, ноги, на обочинах — остальное. Поймали несколько людоедов. Один питался исключительно девочками, второй предпочитал любовниц. Отощавшие пенсионеры, роясь по утрам в мусорных ящиках, находили мертвых младенцев в целлофановых мешках — юные мамаши избавлялись от детей с какой-то остервенелостью, а пойманные за руку, дерзили в телекамеры, злобно смеялись, истерично рыдали, объясняя все беспросветностью своего существования — они не могли купить себе ни японского телевизора, ни турецкой кожаной куртки, не могли поехать на Канарские острова и посетить солнечную Грецию. А без этого жизнь казалась им пустой, дети — обузой, прохожие — врагами. Рыночные отношения безжалостно наступали на простодушную нравственность древнего народа. Президент время от времени исчезал на неделю-вторую, появлялся на телеэкранах с заплывшими глазами и говорил о великой дружбе с великой Америкой. Политические его недоброжелатели сидели в тюрьмах, а мордатые соратники обещали через два-три года падение страны замедлить.
Шел 1993 год.
* * *Задача каждого была определена заранее, и каждый не один раз опробовал все, что от него требовалось. Поэтому все выполнялось четко, быстро, без суеты и неразберихи. Сынок должен был вскрыть дверь — это главное. Причем дверь должна быть вскрыта не только без шума, не только быстро, но и без повреждений, иначе будет испорчен товарный вид машины, потребуются новые расходы на ремонт и покраску, а многим покупателям это не нравится, многие попросту опасаются машин с подобными повреждениями, несмотря на безукоризненные документы.
Внешность Сынка ни у кого не вызывала подозрений. Был он невысокого роста, выглядел тщедушным, если не сказать хилым, а его чистое тонкое лицо с печальными глазами неизменно вызывало доверие всех, к кому он обращался. Но Сынок был непревзойденным мастером по вскрытию запертых автомашин, и не смущали его никакие хитроумные запоры, сигналы, сирены. Они скорее тешили его и возбуждали любопытство. Дружбы он ни с кем не водил, с остальными общался в минуты крайней необходимости и появлялся в группе за несколько минут до угона, а получив свою долю, исчезал.
Когда Сынок распахивал дверь, за руль тут же бухался Юрик — крупный, длинноволосый, причем волосы его были собраны на затылке в пучок, скреплены кожаным шнурком, а глубоко посаженные глаза, трепетные ноздри и нависший лоб еще более делали его похожим на известного певца Малинина. Похоже, Юрик сам прилагал усилия, чтобы подчеркивать сходство — и девушек это страшно возбуждало, да и самому нравилось, придавало значительность.
Когда Юрик оказывался за рулем, Сынок уже должен был сидеть справа — в его обязанности входило помочь завести мотор. Если все шло нормально, по плану, вдвоем они и скрывались на машине. Но если возникали сбои, появлялось препятствие, в дело вступал Борис по кличке Боксер — коротко остриженный, с ежиком надо лбом, в черной куртке и зеленых штанах на вырост. Милиция, прохожие с неуместной своей участливостью, неожиданно возникший хозяин — все это лежало на нем. Отшить, успокоить, прикинуться простачком и направить погоню по ложному следу.
И только в самом крайнем случае, при явной угрозе срыва всей операции, должен появиться Амон, устранить помеху и исчезнуть. Амон был небольшого роста, но широкоплечий, одевался во все черное и сам был смуглый, с настороженным взглядом, с редковатыми, но крепкими зубами. Его побаивались даже свои, опасаясь произнести нечто такое, что ненароком зацепит его, обидит, а когда обижается Амон, что его зацепит — предсказать было невозможно. Уже начало темнеть, и желтоватые осенние сумерки сгустились между домами. Первым появился Амон. Медленно прошел вдоль дома, где, по всей видимости, и жил хозяин машины, обошел двор и, не найдя ничего настораживающего, расположился на скамейке, закинув ногу на ногу. Рядом молодой папаша в полотняной куртке возился с дитем. Ухватившись за указательный палец отца, малыш в сером комбинезончике и вязаной шапочке усердно вышагивал вдоль скамейки, сосредоточенно глядя себе под ноги.
— Закурить не найдется? — спросил молодой отец, проходя мимо Амона.
— Не курю, — ответил тот, глядя в сторону.
— Это правильно, — парню, видимо, хотелось поговорить. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — рассмеялся он.
— Помрет, — кивнул Амон, не очень-то вникая в слова — он был озабочен появлением Сынка и Юрика. Те, не торопясь, шли по дорожке вдоль дома, приглядываясь к стоявшей у торца дома серой «девятке».
— Володя! — раздался из окна звонкий женский голос. — Идите домой! Хватит гулять! Ужин стынет!
Отец и малыш одновременно подняли головы и улыбнулись — это их звали.
— Идем! — крикнул папаша, подмигнув Амону — извини, дескать. — Начальство зовет, — улыбчиво пояснил отец, показав пальцем вверх, не то на пятый этаж дома, не то в осеннее небо.
Амон не ответил, неотрывно глядя на возню Сынка и Юрика у машины. И папаша, не услышав отзыва на свои слова, обернулся и, увидев, как напряженно Амон смотрит в кусты, тоже взглянул туда. Он не сразу понял, что происходит, а когда до него дошло, что идет угон, что вскрывают машину, он, не раздумывая, оставив малыша на дорожке, бросился к машине.
— Елки-моталки! — успел крикнуть он Амону. — Машину угоняют!
Когда он подбежал к машине, Юрик уже сидел за рулем, а Сынок справа от него. Парень рванул дверь на себя и с какой-то необыкновенной ловкостью выволок Юрика из машины. Тот не успел ничего сообразить, как получил сокрушительный удар в челюсть и тут же рухнул в желтую листву. После этого парень с той же легкостью выволок из машины и Сынка. К ним бросился из кустов Боксер, но, получив сильный удар ногой в живот, не успел ничего предпринять. Парень действительно оказался бойцом. Пока Боксер сипел, согнувшись пополам, пока медленно поднимался, приходя в себя, Юрик, пока дергался Сынок в сильных руках парня, со скамейки раздумчиво поднялся Амон и неторопливой, тягучей походкой направился к месту схватки. Какая-то замедленность, если не леность, была во всех его движениях. Ухватив покрепче вырывающегося Сынка, парень обернулся и увидел Амона.
— Видал, ловкачи! — весело крикнул он. — У соседа решили «девятку» угнать. Сейчас мы с ними разберемся!
— Разберемся, — проговорил Амон чуть слышно, скорее про себя, и, приблизившись к парню сзади, крякнув, всадил ему нож в спину чуть повыше пояса. Для верности он еще и провернул его там, во внутренностях, и выдернул. Подхватив Сынка из слабеющих рук парня, Амон швырнул его к машине. Сынок упал прямо на сиденье и тут же начал возиться с ключом зажигания. Приковылял к машине и бухнулся на заднее сиденье все еще согнутый пополам Боксер, неуверенно сел рядом с Сынком Юрик.
Парень умирал на глазах. Известково-серая бледность покрыла лицо, жизнь из него уходила в какие-то секунды. Амон чуть сонно взглянул на него, хотел было нанести еще один удар, но передумал, в этом уже не было надобности. Он лишь наклонился, поднял полу куртки и тщательно вытер свой нож. Еще раз обернувшись на умирающего, он все с той же ленцой подошел к машине, уселся на заднее сиденье и захлопнул дверцу. В зеркало он видел, как к мертвому подошел сынишка и улыбчиво начал дергать его за куртку, решив, что отец хочет поиграть с ним.
— Спокойнее, Сынок, — сказал Амон, откидываясь на спинку и закрывая глаза. — Не надо так сильно волноваться. — Весь его вид производил впечатление страшно уставшего человека. — А то машина не заведется.
— Ты свое сделал? — оскалился Юрик, сидевший рядом с Сынком. — Вот и сиди. И не воняй!
— Воняешь ты, — чуть раздвинулись в улыбке губы Амона. — Из штанов вонь идет… Не забудь сменить, когда приедем…
— Знаешь что?!
— Скорость превышать не надо. — Амон так и не открыл глаз. — В городе скорость не должна превышать шестьдесят километров в час.