Катя осталась внизу, а Колосов вместе с подоспевшим экспертом снова взобрались на холм. Катя наблюдала за ними — маленькие фигурки на холме, человеч-ки — чего-то там возятся, копошатся, исследуют, смотрят. Следы протектора… Следы вроде и правда ночные. А чтобы ночью съехать сюда вниз с шоссе, надо быть либо отчаянно-смелым, либо вдрызг пьяным. Тут и фонарей-то нет ни одного, а спуск вон какой крутой. Она подошла к кустам — а тут вот сирень цветет, буйная, махровая. Кладбищенская сирень. А вроде ничто не указывает на то, что здесь, за этими сиреневыми кустами, в роще располагается кладбище. К кладбищу должна вести дорога, утоптанная бесчисленными поколениями торная тропа, а тут… Внезапно что-то привлекло ее внимание: ветка сломана, и вон еще одна, и вон там. Катя шагнула в кусты. Они были помяты, складывалось впечатление, что сквозь эту зеленую чащу кто-то прокладывал себе путь. Катя углубилась в заросли — она сразу же забыла о данном обещании не забегать вперед. Вытащила из чехла цифровую камеру. «Так, сейчас мы вас проверим, сейчас мы вас сравним, сейчас мы вас проверим…» Какие-то назойливые кусачие мошки, потревоженные вторжением, заплясали у самых ее глаз. Катя мотнула головой, отгоняя их, и едва обо что-то не споткнулась. Наклонилась — это что еще за штука тут валяется? Подняла с мокрой земли короткий металлический лом — именно так ей в тот миг показалось, — довольно увесистый, испачканный глиной. Она взвесила его на руке, огляделась — ее со всех сторон окружали густые кусты, стена зарослей словно сомкнулась, не пропуская в свою душную влажную сердцевину посторонние звуки. Но справа в гуще зелени снова бросились в глаза сломанные ветки. Катя шагнула в этот пролом и…
— Никита! — Она не удержалась от крика, да что там от крика — от отчаянного, почти заячьего вопля, увидев это. — Никита, скорее сюда!
— Чего вы орете как ненормальная? — послышался из кустов в двух шагах хриплый простуженный юношеский басок. — С главка, что ли? Эксперт или следователь? — Обладатель баска — высокий, худой, как журавль, юный сержант ППС в армейской плащ-палатке вышел на открытое место. — Что, до печенок проняла картинка? То-то. А я один тут уже полтора часа — участковый меня оставил место происшествия до приезда опергруппы охранять. А сам очевидцев ищет, свидетелей. Какие свидетели на кладбище ночью? Да не дрейфь ты, успокойся, дыши глубже. Он же мертвяк мертвяком… Крови, конечно, многовато. — Сержант вздохнул. — Эй, да ты одна тут, что ли? Ну-ка покажь документы, может, ты приблудная какая? Так посторонних я сюда пропускать не имею права.
— Я из пресс-службы главка. Вот мое удостоверение. — Катя сунула ему под нос корочку. — Я не одна гут, просто они там, на холме, след автомобиля отрабатывают, сюда пока еще не дошли. А я… я действительно испугалась немного… Никак не ожидала. — Она смотрела на пролом в кустах сирени. — Он кто — ваш, местный?
— Мертвец-то? Да нет, таких я тут точно в окрестностях не встречал. Залетный. Так там ведь и тачка его на дороге брошена.
— Машина? На дороге? Где? Мы ехали сейчас и никакого транспорта припаркованного не видели. А какая машина — внедорожник, да? Там след с холма вниз как раз внедорожника и…
— «Фолькс» там подержанный, «Фольксваген» стоит во-он там. — Сержант махнул куда-то в сторону, совершенно противоположную и холму, и шоссе. — Там, у водокачки нашей бывшей.
— Вы тело уже осмотрели, документы нашли? С чего вы решили, что это его машина?
— Ничего я один тут не осматривал. Права не имею, поставлен только охранять. И документов не видел.А что это его машина, что ж… Таких «фольксов» у нас, в нашей деревне, точно нет. И потом, брошен он — на сигнализацию не поставлен, не заперт, багажник и тот открыт настежь — его дождем весь залило. А канистры-то в багажнике как раз и нет.
— Какой канистры? Я что-то вас не понимаю.
— А вон канистра-то пятилитровая, во-он бок ее в траве белеет. Бензин там по земле растекся, так что вы там смотрите осторожнее.
— Почему бензин? Какой еще бензин?
— Какой бензин? Обыкновенный бензин. Сжечь он что-то тут собирался — вот какой бензин, — сержант мрачно сплюнул, — сжечь, к свиньям. Только сжечь-то и не успел, зарезали его.
Затрещали кусты, и точно по волшебству, как из рога изобилия, на место происшествия посыпался десант: Колосов, эксперт-криминалист, сыщики местного отделения милиции, последним прибыл участковый с понятыми — ветхими деревенскими бабками из поселка Мебельный, умиравшими от любопытства и страха.
Но Катино внимание целиком приковывало к себе это… То, что пять минут назад заставило ее так позорно и так непрофессионально вскрикнуть и попятиться.
В кустах сирени на вытоптанной, судя по всему в жестокой драке, площадке среди сломанных веток и листвы, обильно забрызганных кровью, лежал молодой мужчина. Худое загорелое лицо его было искажено гримасой боли, все тело как-то скрючено, сведено судорогой, руки прижаты к животу, из которого торчала… Нет, Катя не могла на это смотреть, отводила глаза. Это было что-то дикое и нереальное — словно какой-то посторонний нарост на истерзанном теле. Это была рукоятка охотничьего ножа, вонзенного в человеческую плоть на всю длину лезвия. Ощущение было такое, словно этот нож пригвоздил, пришпилил несчастного к земле, к этим поломанным кустам, к корням. Труп, залитый кровью, измазанный глиной, был щедро усыпан опавшими цветками сирени — точно фиолетовым снегом.
Катя почувствовала, что, если она сейчас же, сию минуту не отвлечется от этого пустого обывательского созерцания, ее непременно вырвет. Через силу, но надо включиться в работу — снимать этой вот цифровой камерой, зажатой во взмокшей ладони, надо тормошить, расспрашивать эксперта, надоедать своими «что» и «почему» Колосову, оперативникам — одним словом, делать что-то, а не просто видеть это — нож, торчащий из человеческого тела, само это бедное тело, скрюченное жгутом боли вокруг этого жуткого ножа.
Осмотр места длился более трех часов. Прибыл кинолог с собакой, Колосов вместе с ним и опергруппой снова прошел весь путь от шоссе к месту убийства, а также к дороге, где был обнаружен брошенный на произвол судьбы «Фольксваген». В машине нашлись документы — техпаспорт и водительское удостоверение на имя Алексея Неверовского.
— Личность установлена, и на том пока спасибо, — хмуро сказал Колосов после осмотра. — Москвич, проживает на Ленинском проспекте, машина вон почти новая — а он бросил ее прямо на дороге, багажник даже не закрыл — так торопился смерть свою, что ли, тут встретить?
— Сколько ран ему нанесли? — спросила Катя (когда Колосов вместе с судмедэкспертом с усилиями извлекали нож из тела, она была возле «Фольксвагена» — снимала работу кинолога).
— Три проникающих ранения в брюшную полость. Все несовместимые с жизнью. Удары нанесены с большой силой. Кто-то взял, да и сделал ему харакири. И этот кто-то ждал его здесь.
— Где? — Катя вздрогнула, оглянулась. — На кладбище?
— Ты вон там нашла лом?
— Да, в тех кустах.
— Следов там нет, лом просто зашвырнули в сторону. Думаю, лом этот Неверовский взял в качестве оружия из машины вместе с канистрой — по дактопоиску еще проверим, чьи там отпечатки конкретно, но думаю, это штука его. — Колосов вытер со лба пот и отогнал назойливую мошкару, которой кишели заросли. — Взял он эту штуку для самообороны.
— От кого? — спросила Катя.
— От того или тех, кто прибыл сюда раньше его.
— Почему ты думаешь, что эти кто-то приехали сюда раньше?
— Потому что Неверовского ждали вон там. — Колосов кивнул в сторону буйного куста махровой персидской сирени. — Там следы — дождь картину подпортил, но один довольно четкий — явно кроссовки сорок третьего размера. Мы с кинологом отработали его. И знаешь, откуда он ведет?
— Куда? — поправила Катя.
— Самое любопытное, что откуда и куда в этом случае совпадают. Видишь вон то дерево? — Колосов указал в сторону старой березы. Вокруг нее рос густой и частый подлесок, среди которого торчали из земли ржавые ограды, покосившиеся кресты. — Ты там еще не была?
— Я видела, вы там с кинологом что-то осматривали. Я была здесь, а потом возле машины. А что там такое?
— Думаю, тебе лучше самой взглянуть, может, какую версию мне подкинешь.
Колосова окликнули — прибыл следователь прокуратуры и руководство местного ОВД.
Катя осторожно обошла вытоптанный участок, на котором лежало тело. Возле него все еще работал судмедэксперт. Вот он махнул рукой, снова подзывая Колосова и следователя прокуратуры. Катя, пересиливая себя, тоже приблизилась.
— Посмотрите, у него на предплечье татуировка, — тихо сказал судмедэксперт Колосову. — Она вам ничего не напоминает?
Катя увидела на предплечье Неверовского, освобожденном от рубашки, татуировку: словно оттиск синюшной переводной картинки — бледная путаница линий. Вроде похоже на человекоптицу фантастического вида — до середины туловища что-то вроде ястреба, а выше — нечто смахивающее на сиамских близнецов, какой-то сросшийся мутант с двумя головами — мужской и женской. Колосов был великий спец по татуировкам, этим своеобразным знакам иерархии уголовного мира. Но Кате показалось, что эту татуировку он рассматривал с каким-то особенным напряженным вниманием.