Альбрехт хмыкнул, повернул голову ко мне. Не двигаясь, я произнес холодно и отчетливо:
— Мне кажется, король, даровавший вашему роду это право, давно умер.
Он выпрямился, сказал с благородным негодованием:
— Но право есть право!
— Это не право, — сообщил я, — а некая дурь. Я не собираюсь поддерживать замшелые обычаи, тормозящие прогресс и всяческий гуманизм. Снять шляпу!
Граф вздрогнул, рука уже дернулась вверх, но опомнился, выпрямился еще больше и сказал дерзко:
— Наши старинные привилегии…
Я взглянул на Альбрехта, тот кивнул Зигфриду. Мой телохранитель без замаха, но с таким удовольствием сбил шляпу с головы представителя древнейшего рода, что у того от мощного подзатыльника едва голова не оторвалась от тонкой шеи.
Я сказал в пространство перед собой:
— Если этот мезинский дурак еще раз не снимет головной убор, каким бы тот ни был, в моем присутствии или в присутствии королевы… то на первый раз хорошенько выпороть на площади у позорного столба, а если повторится… повесить сразу же без замены штрафом. А сейчас выбросите его прочь.
Ничего не понимающий граф не успел пикнуть, как его подхватили под руки и бегом почти вынесли, ноги волочились по земле. Исчезли надолго, видимо, слово «выбросить» поняли как выбросить вообще из дворца во двор, а то и вообще за пределы двора на городские улицы. Но так как мы не во дворце, только из шатра вышли посмотреть на Маркус, то даже и не представляю, как бдительные стражи поняли простое и как бы понятное слово «выбросить».
Я повернулся к его замершим спутникам.
— Мезина должна быть сильной, — произнес я жестко, — богатой и процветающей! Это будет доступно только при гуманном прогрессе, высокой культуре и отказе от диких привычек. Тот, кто соблюдает закон, всегда будет под его защитой. Кто не соблюдает… чтож, не завидую тому, кто воспротивится.
Один из прибывших вместе с графом, слишком тугодумный, чтобы понять изменившиеся реалии, промямлил растерянно:
— Но ведь ее величество королева Ротильда…
Я развернул и посмотрел на него в упор.
— Вы говорите о моей жене?
Он открыл рот для ответа, посмотрел на меня и медленно закрыл. Кажется, и до него наконец-то дошло, что это Ротильда моя жена, а не я ее муж. И хотя в математике не один ли хрен, но в реальной жизни как бы очень даже не совсем.
Телохранители сдержанно улыбаются, простодушный Зигфрид расхохотался во весь голос.
Альбрехт покачал головой.
— Жестоко.
— Находите? — поинтересовался я.
— Старинные привилегии, — пробормотал он, — пользуются уважением. И почтением. Это же в память о заслугах предков!
— Заслуги предков принадлежат Отечеству, — сказал я высокопарно, — а не отдельным всяким нахлебникам… Ишь, прадед совершил подвиг, может быть, даже погиб, а дивиденды получает внук?
Он усмехнулся.
— Но род один…
— Каждый отвечает за себя, — отрезал я. — Так и в Писании сказано. Нечего жить заслугами предков! Никаких привилегий.
— Кроме тех, — сказал Зигфрид, — которые установит Ваше Величество.
Я кивком указал на него Альбрехту.
— Слышишь глас народа?
— Ваше Величество, — ответил Альбрехт с укором, — это само собой разумеется. Не стоило даже упоминать о такой очевидности!
Ротильда, вся в пышных и красных, как закатное небо, волосах, сидит в ночной сорочке на краю кровати и быстро просматривает бумаги. Услышав шорох откидываемого полога, вскинула голову, лицо осветилось такой искренней радостью, что я усомнился, будто в самом деле уже знаю пределы женских хитростей и притворства.
— Мой король, — проговорила она счастливо, — уж прости, надо было сперва одеться…
— Не так уж и надо, — великодушно сказал я. — Ты хороша даже в рубашке, которая все равно ничего не прячет.
— Ах, Ваше Величество!
— Ротильда, — сказал я серьезно. — Мне надо отлучиться по делам службы.
— Службы?
— Я служу королем, — напомнил я, — не забыла? Так что увидимся не совсем скоро… Ох, да не ликуй так уж откровенно, это же обидно.
Она вскрикнула:
— Ваше Величество! Какое ликование, я безумно огорчена!
— Вижу, — сказал я, — вся расцвела моментально.
— Ваше Величество, — запротестовала она, — я обижусь.
— Ладно, — сказал я и остановил ее жестом. — Слушай. У меня для тебя две новости. С какой начинать?
— С хорошей, — ответила она.
Я изумился.
— А кто сказал, что есть и хорошая?.. В общем, так. Я уезжаю, но присматривать за тобой буду. Ты из тех женщин, за которыми нужен глаз да глаз.
— Ваше Величество?
— Все серьезные документы, — предупредил я, — после твоей подписи должны визироваться мною. Если там только твоя подпись — акт недействителен.
Она посмотрела на меня исподлобья.
— А я надеялась…
— На что?
Она объяснила тихим голосом обиженного ребенка:
— Ваша победа над Мунтвигом должна была укрепить и мое положение, я ведь ваша жена!
— Ваше положение, — сказал я, — моя королева… отныне незыблемо. И ваши слова имеют больший, чем раньше, вес. За вашей спиной все теперь видят Ричарда Завоевателя, а не просто принца-консорта. Но, с другой стороны, как вы сами понимаете…
Она вздохнула.
— Понимаю. И смиряюсь.
— Мудрая позиция, — одобрил я. — Кто говорит, что женщины — дуры? Ротильда, вы реабилитируете всех женщин на свете!
Она сказала язвительно:
— Спасибо, Ваше Величество.
Я поцеловал ее в лоб, она подставила губы, я поцеловал и в губы, они у нее такая прелесть, что пришлось сделать усилие, чтобы оторваться и заставить себя выйти из шатра.
Зигфрид уже ждет, сразу поинтересовался:
— Мы сопровождаем?
— Откуда взял, — спросил я сварливо, — что отбываю?
— Чувствую, — ответил он.
— Вот так и храни тайны, — сказал я с огорчением, — когда одни шпионы вокруг. Нет, пока не отбываю!
— Сперва расскажете, — сказал он, — кому что делать? Ну, это ненадолго. В шатер к графу?
— И это знаешь, — буркнул я.
— Ну да, — ответил он. — Граф уже и карту расстелил, вас ждет.
— С ума сойти, — сказал я. — Каждый мой шаг расписан, будто я не король… а не знаю кто. Правда, я всего лишь, гм, выборный король. Ладно, только не забегай вперед. Если хочешь охранять, то охраняй так, чтобы я тебя не видел вовсе. А то вроде на похвалу напрашиваешься.
— Вот еще, — сказал он обидчиво, но в самом деле исчез так быстро, что либо сам умеет, либо Скарлет научила своим колдовским штучкам.
Глава 2
У шатра Альбрехта охрана выпрямилась, бодрые и бравые, готовые защищать короля от всего на свете. Как же, если в моем расположилась королева, то военный совет точно не для женских ушей, все понимают и даже сочувствуют моей бездомности, вот уж чего не люблю, когда сочувствуют не тогда, когда я на сочувствие нарываюсь сам.
Норберт и Альбрехт вежливо поднялись, я же король, но по моему нетерпеливому жесту снова плюхнулись на лавку.
На столе заботливо расстелена карта Сен-Мари, я сразу навис над нею, как туча, что обязательно разразится грозой. Взгляд прыгнул к Тарасконской бухте, там мой драгоценный флот, но я заставил себя скрупулезно просматривать города и даже повел пальцем, стараясь ни один не пропустить.
— Кто-то уже наметил, — спросил я, — откуда выставят войска в поддержку Вирланда?
— И даже крепости, — сказал Альбрехт, — какие можно обойти.
— Какие стоит обойти, — уточнил Норберт.
Альбрехт сказал покровительственно:
— Дорогой барон, это несущественно. Пусть все сидят в замках! Важнее то, что Сен-Мари в целом наверняка выставит армию впятеро больше, чем есть у стальграфа и рейнграфа вместе взятых. Даже если к ним прибавить и армию из Гандерсгейма.
— А выставят? — спросил я.
Альбрехт сказал с укором:
— Ваше Величество! Сен-маринцы не большие любители воевать, но когда пятикратное преимущество, любой трус почувствует себя героем. А они все-таки не совсем трусы.
Норберт заявил сухо:
— Ваше Величество, необходимо дождаться армию в полном объеме. Вы и так бессовестно распылили всю нашу мощь, оставив часть в Сакранте, часть в Ричардвилле…
— Спасибо, — сказал я саркастически, — что не стали перечислять остальные земли.
Альбрехт заметил с долей ехидства:
— Пока что называемые королевствами.
Я сделал вид, что не услышал этого проницательного гада, сказал Норберту:
— Барон, увы, нам придется попробовать… пока что просто попробовать управиться с тем, что есть.
— Почему?
Не поднимая головы, я указал пальцем вверх.
— Он торопит.
— Господь?
— Если предположить, что Маркус, — ответил я, — его длани дело… хотя чье может быть еще?