Виктор нашел ее в библиотеке, но сделал вид, что не замечает ее слез.
— Фэб, крошка, — ласково сказал он, — пришел поверенный твоего отца.
— Я не хочу никого видеть, — фыркнула Фэб, оглядываясь по сторонам.
Виктор протянул ей свой носовой платок ярко-лилового цвета.
— Рано или поздно тебе придется поговорить с ним.
— Я уже это сделала. Он звонил мне по поводу опекунства через день после смерти Берта.
— Возможно, речь пойдет о недвижимости твоего отца.
— Меня это не касается. — Фэб шумно высморкалась в платок. Она искренне полагала, что ей плевать на ущемление ее прав, и хотела лишь избежать оскорбительных формальностей.
— Он крайне настойчив.
Виктор поднял с пола ее сумочку, щелкнул замочком. Это изящное творение Юдифь Лайбер он приобрел для Фэб в оптовом магазинчике в Ист-Виллидж. Обнаружив прилипший к подкладке сумочки батончик «Милки Уэй», венгр неодобрительно качнул головой. Отбросив мятую шоколадку в сторону, он вынул расческу и привел в порядок ее волосы. Затем подошла очередь помады и пудры. Помогая Фэб восстанавливать макияж, Виктор невольно залюбовался ею.
Эти не правильные черты лица молодой женщины казались ему куда привлекательнее стандартных кукольных физиономий рекламных моделей, с которыми ему приходилось работать. Впрочем, незаурядная красота Фэб приводила в восхищение многих, включая знаменитую владелицу модного фотоателье — мисс Эйш Белчер.
— Сними эти порванные чулки. Ты выглядишь как девица из кордебалета «Ле Мис».
Пока Фэб покорно стаскивала чулки, Виктор вновь упаковал ее сумочку. Затем, заботливо поправив золотой фиговый брелок, свисавший с пояса Фэб, он проводил ее до двери.
— Я не хочу ни с кем встречаться, Виктор.
— Ты ведь не собираешься отступать. Янтарные глаза Фэб вспыхнули темным огнем:
— Я не могу больше выносить этот бедлам.
— Фэб, крошка, — он провел большим пальцем по ее щеке, — люди не всегда столь плохи, как ты о них думаешь.
— Мне ненавистна мысль, что кто-то станет жалеть меня.
— Ты бы предпочла, чтобы тебя никто не любил? Она изобразила на лице самоуверенную улыбку и взялась за дверную ручку.
— Я чувствую себя комфортно лишь в атмосфере всеобщего презрения.
Виктор поднял с пола съежившиеся в нелепый комочек чулки Фэб и покачал головой:
— Фэб, Фэб, когда ты перестанешь ломать себя?
— Когда добьюсь совершенства, — фыркнув, ответила она.
Глава 2
Брайен Хиббард, удобно устроившись в гостиной, разложил на коленях бумаги.
— Приношу извинения за свое вторжение сразу после похорон, мисс Сомервиль, но ходят слухи, что вы собираетесь улететь из Чикаго завтра же вечером.
Адвокат оказался плотным мужчиной небольшого роста, лет сорока с небольшим, с красноватой кожей и седеющими волосами. Отличного покроя угольно-черный костюм все же не мог полностью скрыть его небольшое брюшко. Фэб разместилась напротив него в одном из широких кресел, стоявших перед огромным каменным камином. Она всегда ненавидела эту темную, обитую панелями комнату, увешанную чучелами птиц, задранными к потолку черепами убитых животных и с пепельницей, вырезанной из копыта жирафа.
Когда Фэб скрестила ноги, тонкая золотистая цепочка полукругом легла на ее колено, поблескивая на свету. Хиббард опустил глаза и откашлялся.
— У меня нет причин задерживаться здесь дольше, мистер Хиббард. Молли возвращается в лагерь завтра днем, а мой самолет отбывает несколько позднее.
— Боюсь, что ваш отъезд создаст вам определенные трудности. Завещание вашего отца имеет некоторые нюансы.
Отец ознакомил Фэб со своим завещанием полгода назад, когда врачи обнаружили у него рак печени. Она знала, что Берт утвердил трастовый фонд для Молли и что Рид унаследует его обожаемую команду «Звезды».
— Вам известен тот факт, что у вашего отца были некоторые финансовые затруднения в последние годы?
— Без особых подробностей. Мы редко общались. Отец и дочь не общались друг с другом в течение десяти лет. Только после смерти Артуро они изредка стали встречаться, когда Берт бывал в Манхэттене по делам. Но Фэб к тому времени уже выросла из детских штанишек, и их встречи скорее походили на стычки.
Старина Берт содержал стайку любовниц и имел обыкновение выбирать подруг жизни из состава кордебалета, однако его провинциальное воспитание давало себя знать. Душа Берта страстно жаждала респектабельности, и потому стиль жизни дочери раздражал его чрезвычайно. Он являлся, по сути, воинствующим мещанином и к тому же презрительно относился к любому виду искусства. Берт Сомервиль ненавидел газетные и журнальные публикации, в которых упоминалось имя Фэб, он заявлял, что блудная дочь выставляет его дураком в глазах партнеров по бизнесу. Снова и снова он предлагал ей вернуться в Чикаго и скромно и благопристойно вести домашние дела. Если бы эти его предложения были продиктованы родительской любовью, Фэб откликнулась бы на них, но Берт просто-напросто хотел наложить на нее лапу, как накладывал лапу на каждого, кто с ним общался.
Он до конца оставался жестким и бескомпромиссным жлобом, используя даже свою скоротечную болезнь в качестве моральной дубины, чтобы лишний раз уязвить Фэб. Он, лежа на смертном одре, не позволил ей приехать в Чикаго, прохрипев, что не желает видеть возле себя никаких чертовых сиделок. В последнем телефонном разговоре Берт заявил дочери, что она была его единственной жизненной неудачей.
Пока Фэб моргала глазами, чтобы не разреветься, до ее сознания вдруг дошло, что Брайен Хиббард продолжал говорить.