Беликов Александр ФЕЯ НЕУДАЧ
В тот вечер мне в руки попалась книга «Малая литературная форма Европы конца 19 века», какого-то незнакомого мне издательства. А так как срочной работы у меня не намечалось, то я ударился в чтение.
Хотя я и сам — литработник, но любовь к чтению у меня не исчезла, а, наоборот, превратилась в удовольствие, которое не каждый день можешь себе позволить. Поначалу я лениво листал всевозможные любовные и юмористические рассказы, даже уже хотел захлопнуть толстый том и ложиться спать, как вдруг, открыл раздел «Сказки».
Эта малая литературная форма, пришедшая из фольклора, мне нравилась с детства. Сначала родители читали мне сказки, а потом, я, еще не умея читать, стал сочинять их сам, и просил маму, чтобы она их записывала. После всех моих переездов и неурядиц эти записи куда-то затерялись, но любовь к сказкам осталась на всю жизнь. Мало того, именно они и привели меня в литературу.
Я лежал и с улыбкой перечитывал давно знакомую классику, как вдруг неожиданно встретил фамилию совершенно незнакомого мне автора.
В аннотации говорилось, что автор умер совсем молодым, успев написать всего-навсего три сказки. И погиб он как-то нелепо: на дилижанс, в котором он ехал к матери, напали разбойники. Он вступил с ними в бой, но проиграл. А произошло это печальное событие больше века назад, аж пятого октября одна тысяча восемьсот девяносто восьмого года.
Я прочитал первую сказку незнакомого мне ранее автора и поразился. Какая яркая и самобытная идея, шикарное изложение, открытая наивность и тонкий юмор! Не отрываясь, я прочитал остальные две. Вторая и третья меня поразили не меньше. Три прекрасных, совершенно незаконно забытых жемчужины.
Дальше шли сказки других авторов, но читать их, испытав такой восторг, уже не хотелось. Надо же, оказывается жил на свете молодой, талантливый писатель, и успел написать только три сказки… А потом нелепая смерть, и незаслуженное забвение. Может статься, о нем никто и не вспомнил бы, да только какой-то дотошный составитель сборника залез в архивы и достал на свет его произведения. В память о неизвестном авторе нам остались только маленькая аннотация и фотография.
Да, фотоснимок. То, что он сохранился — это уже можно считать чудом. Во-первых, искусство фотографии тогда только начало входить в широкий обиход, и стоило это удовольствие не дешево. А во-вторых, обычно фотографии и произведения писателей живут совершенно самостоятельной жизнью и редко пересекаются. И только иногда историки, изучая архивные снимки, нежданно-негаданно узнают в размытых изображениях лица известных людей.
Фотография выглядела не очень резкой и пожелтевшей. Но это не скрывало умное, веселое и добродушное лицо.
Я отложил книжку и у меня перед глазами возникли зрительные образы прочитанных сказок. Особенно ярко мне виделась маленькая Фея Неудач из третьей сказки. Автор так наглядно ее описал, что я увидел ее, как живую. Совсем крошечная: росточком с детскую ладошку. Но при этом наглая, самоуверенная и вздорная. А еще и высокомерная до надменности. С огромной прической, в розовом платьице и таких же туфельках на высоком каблуке. И настолько реально я представил ее себе, сидящую на деревянном резном изгибе моих настенных антикварных часов, что мне самому показалось, что она живая фея, а не мое воображение. Поэтому я взял и сказал ей:
— А не ты ли, голубушка, и наслала на него этих разбойников, раз уж у тебя такой несносный и вредный характер?
И уж совсем меня поразило, когда Фея Неудач, уже помимо моего воображения, повернула маленькую головку в мою сторону и презрительно фыркнула:
— Фу, что за грязные домыслы? Если меня и зовут Фея Неудач, то, это вовсе не значит, что на меня надо валить все несчастья и беды на этом свете! И что за мерзкое словосочетание: «Вредный характер, несносный»? К твоему сведению, балбес, у меня характер — волшебный!
— Как, ты разве живая, а не в сказке? Или я сплю?
— Что за деревенские манеры! «Ты», «Голубушка». Да что ты себе, негодяй, позволяешь, в конце концов! Если я не такая дылда стоеросовая, как некоторые, а изящная и миниатюрная, то это что, повод мне тыкать?
— Нет, но просто…
— Да для таких безмозглых, неотесанных грубиянов все легко и просто. Для таких как ты, тонких и высоких материй не существует в силу элементарной умственной слабости!
— Зря вы так утрируете. Я, наоборот, восхитился сказкой, где вы описаны.
— Ах, он, видите ли, восхитился! Дурацкой сказочкой, где про меня, нежную, тонкую и трогательную фею, написаны всякие гадости! Да если судить по этой писанине, я просто хабалка какая-то получаюсь!
Рыночная торговка, а не фея! И как я не стараюсь уничтожить этот проклятый пасквиль — он нет-нет, да и вынырнет где-нибудь!
Фея надула губки и отвернулась в сторону. Хоть мне ужасно и не понравился этот разговор, но я не удержался и продолжил:
— Знаете, а вот именно это ваше отношение к автору и к его сказке подсказывает мне, что вы как-то причастны к смерти автора.
— Хо-хо, какой тут великий сыщик объявился. Нету у тебя никаких доказательств! Одни только инсинуации и наглые, ничем не обоснованные домыслы! И не надо меня своими бесстыжими глазами сверлить!
— Да вовсе я не сверлю, — машинально ответил я.
— Ага, раз оправдываешься, значит виновен! То есть, ты, дылда, сознаешься в том, что сверлил меня наглым взглядом!
— Да будь ты хорошей феей, ты бы попыталась спасти автора, написавшего про тебя сказку. Пусть даже тебе эта история не очень и понравилась!
— Ах, как это трогательно: дылда в ночной пижаме будет меня учить, что такое хорошо, а что такое плохо! Да я вовек с эдакой неслыханной наглостью не встречалась!
— Но ведь ты даже и не попробовала? А это же так просто: взять и спасти человека. Например, предупредить о грозящей опасности.
— Опять ты мне тыкаешь? Да я настолько старше, что у тебя и ума до таких чисел досчитать не хватит.
— Хорошо, так, все-таки, вы пробовали сделать такую простую вещь, как попытаться спасти автора этой замечательной сказки? Или не пробовали?
— Ха, грубая, неотесанная дылда! Ему это «просто»! А ты за всю свою никчемную жизнь попробовал сделать хоть что-нибудь волшебное, чтобы так запросто рассуждать о том, что легко, а что сложно?
— Нет, ничего волшебного я не сделал. Но будь у меня такой шанс, то я бы постарался спасти автора.
— Ах, так! Он хочет попытаться! Ну, так попробуй, а я посмотрю, что у тебя из этого получится!
Фея Неудач откуда-то из складок платья вытащила пригоршню сверкающего порошка и дунула на него. Искрящееся облако окутало меня, и я куда-то полетел. Не так, чтобы меня подняло вверх, скорее наоборот. Создалось такое ощущение, что в кровати, на которой я лежал, образовалась дырка, и я в нее провалился.
Не могу сказать, как выглядел этот полет. Я не заметил никаких прекрасных видов и пейзажей и ничего не услышал. Просто ощущение падения, темнота и довольно чувствительный удар об асфальт. Вернее даже не об асфальт, а о грязную деревянную мостовую.
От удара у меня потемнело в глазах. Я лежал на спине и держался руками за ушибленную коленку. Ко мне кто-то подошел и спросил:
— Дружище, вы сильно ушиблись? Я могу вам чем-нибудь помочь?
Я приоткрыл глаза и увидел: то самое лицо, с фотографии. Я очень смутился и начал отнекиваться, чем окончательно привел моего спасителя к мысли, что мне необходима помощь.
Глянув на себя, я с облегчением заметил, что я оказался одетым и обутым по моде конца девятнадцатого века. Спасибо фее хоть за то, что не отправила меня в прошлое в домашней пижаме и босиком. А то меня бы точно упекли в дом умалишенных. Но вот все остальное явно выдавало меня, как человека не местного и не из этой эпохи.
А еще я с растерянности, взял да брякнул моему спасителю:
— Извините, а я вас знаю. Вернее, читал ваши сказки. И они мне очень понравились. Даже больше, я являюсь вашим рьяным поклонником.
Он помог мне подняться и убедился, что я не сильно пострадал от падения.
— Надо же, какой я, оказывается, популярный! — Улыбнулся мой новый знакомый. — А вы чем занимаетесь, если не секрет?
К такому прямому вопросу я оказался не готов, и поэтому ответил:
— Я-то. Да я тоже, пишу сказки.
— Дружище, вы тоже сказочник? Это чрезвычайно интересно! И, судя по акценту, вы приехали издалека?
— Да, я не из этих краев.
— Знаете, а у меня к вам такая бесцеремонная просьба, — хитро улыбнулся он. — Раз уж вы читали мои сказки, а я с вашими не знаком, то не могли бы вы мне что-нибудь прочесть из вашего творчества?
Я даже немного замялся. Какую сказку ему прочитать? Про Колобка, который захотел стать искусственным спутником земли? Или про зайца, который устроился барабанщиком в рок-группу? Не пойдет. Да и сказка про черепаху, которая каталась на мотоцикле без шлема, все это не подходило. Уж слишком эти истории близки моей современности. А для конца девятнадцатого века, эти сюжеты ни в какие рамки не лезли.