— О чем задумался? — разливая в кружки кипяток, спросила художница.
— Да так… о своем…
— Долг? — теперь беспокойство приподняло голову, заинтересовавшись сложившейся ситуацией.
— Вроде того, — еще один уклончивый ответ со стороны ангела, и Марк поднялся.
Подошел к Монике и взял у нее из рук кружку. Отпил горячей жидкости — его пустой взгляд снова устремился в окно, где валил сплошной белой завесой снег.
— Я тебя спросить хотела.
— М?
— Когда? — от волнения, внезапно охватившего ее, Моника, поставив кружку на стол, потеребила край свитера.
Марк смотрел на нее не больше пары секунд, однако этого пронизывающего взгляда хватило художнице, чтобы понять: вопрос был лишний.
— Я не имею права такое рассказывать.
— Не обязательно дату, можешь назвать хотя бы месяц.
— Я не могу.
— Но ты знаешь?
— Знаю, — он поджал губы — жест, означающий, что тема беседы ангелу не приятна.
Моника это видела, однако, отступать от своего не хотела — ей слишком важно было узнать, когда же наступит конец… отпущенные дни проходили так быстро, что паника все чаще охватывала девушку — неизбежное приближалось, а желание жить только усиливалось. Что касается смирения перед превратностями судьбы, то оно не спешило появляться.
— Скоро? — продолжала допытываться она.
Ангел не ответил: он снова вернулся к созерцанию снега, попивая кофе маленькими глотками.
Он не ответил, однако не нужно было слов — Моника все поняла.
Скоро.
— Месяц назови…
— Зачем тебе это знать?
— Надо.
— Ты можешь просто жить… жить и не думать о конце. Жить, наслаждаясь моментами. Жить, не глядя ни в прошлое, ни в будущее — жить настоящим, — он говорил спокойным, ровным голосом, все-также глядя на нее.
— Не могу как видишь…
— Ты даже не пытаешься.
— Тебе легко так говорить! Ты ведь не умрешь через какие-то два гребанных месяца! — Моника сорвалась на крик — бесцветный голос Марка задел ее за живое.
— Да, я не умру, однако от этого мне не легче, — отчеканил ангел, и по стальным ноткам, просквозившим в его тоне, девушка догадалась, что зацепила мужчину тоже. Но отступать от своего она не собиралась, вопреки слабым надеждам Марка.
— Да ну? Ты проведешь меня на тот свет и вернешься в свое привычное спокойно-ледяное состояние. И чем же тяжела твоя доля, а?
— Успокойся.
— Скажи мне.
— Нет.
— Почему нет?!
— Я хочу, чтобы ты жила отведенные тебе дни, а не провела их в ожидании смерти.
— Ты хочешь так, а я хочу иначе. Скажи мне!
— Для тебя будет лучше…
— В жопу! — девушка от разбирающего ее гнева топнула ногой и закашлялась — в горле запершило. — Прекрати решать: что для лучше, а что нет. Это моя жизнь, и мне выбирать!
— Разглашение таких сведений вообще не входит в мои обязанности, — темный ангел обладал поистине… ангельским терпением.
— А секс со своими подопечными входит в твои обязанности? Неплохая работенка у Проводников, как я вижу! Хорошо устроились!
— Успокойся.
— Скажи мне месяц!
— Нет.
— Марк!
— Апрель, — ответил ангел, после того, как художница прижала ладони к вискам и лбу — внезапная вспышка боли оборвала скандал…
— Значит, весна… — пробормотала Моника, пытаясь справится с головокружением, но ноги стали ватными, тело сковала свалившаяся слабость.
Сквозь туман, заволакивающий сознание, она почувствовала, как Марк взял ее на руки. Понес куда-то.
— Куда несешь?
— В спальню, — последовал короткий ответ.
— Я дура…
— Временами.
Ответ вызвал у Моники вымученную улыбку.
— По закону жанра ты должен был ответить что-то типа «Нет, что ты…» или «Понимаю. Бывает».
— Плохой сценарий… импровизация меня всегда привлекала больше, — он осторожно уложил ее, накрыл одеялом и заботливо поправил подушку.
— Смерть укладывает меня в постель. Ми-ми-ми просто…
— Отдыхай.
— Выключи свет, — тихо попросила, и через несколько секунд лампа потухла. А затем скрипнула дверь, закрываясь за покинувшим комнату ангелом.
Девушка закрыла глаза, полностью отдаваясь завладевшей телом слабостью… та быстро унесла ее в беспамятство.
* * *А проснулась Моника от резкого и неприятного звука. Марка поблизости не было, и девушка, поднявшись, обула тапочки, найденные рядом с кроватью, и побрела в прихожую, где надрывался звонок.
— Иду!
Щелкнул при повороте ключа замок, и через образовавшуюся щелочку Моника смогла увидеть нежданного гостя.
— Артем? — спросила она, изумленно глядя на невысокого светловолосого парня.
Тот смущенно улыбнулся в ответ и кивнул. Попытался было пройти внутрь — Моника не позволила.
— Зачем пришел? — грубо поинтересовалась.
— Навестить.
— Не нуждаюсь в твоих визитах.
— Послушай, мне звонила твоя мама…
— О Господи, — тяжело вздохнула, прислонившись лбом к дверному косяку.
— И я пришел…
— Лучше бы ты вообще не появлялся, — отрезала девушка, краем глаза, заметив фигуру Марка за спиной. Заинтересованный разговором ангел стоял в дверном проеме и внимательно наблюдал за ними.
— Я знаю, что совершил ошибку.
— У меня что-то горит… Пока.
Попытка закрыть дверь закончилась провалом — Артем протиснулся внутрь, но Моника уже шла на кухню. Разговаривать с человеком, так подставившим ее, не хотелось, тем более слабость не прошла — короткий сон не очень-то и помог.
— Моника, нам надо поговорить.
— По-моему, нам не о чем поговорить.
— Я действительно сожалею о своем поступке… о том, что бросил тебя.
— Ты пьян? Или под кайфом? С чего это вдруг в тебе заговорила совесть?
— Не надо делать из меня чудовище!
— Я и не делаю. Я всего лишь констатирую факт.
— Но люди меняются…
— Звонок моей мамы все так поменял? Скажи, зачем ты пришел.
— Просить прощения.
— О, да… — язвительно отозвалась Моника — от гнева, разбирающего ее, тряслись руки и в голове снова застучали молоточки, но на вновь накатившую слабость девушка не обратила внимания — ей хотелось высказать в лицо бывшему все, что накопилось. — Пришел просить прощения у умирающей душеньки? Думаешь, что я тут от радости прыгать буду, раз такая особа пожаловала ко мне домой? Проваливай.
— Моника, не начинай.
— Это не я начала… Не я свалила утром, узнав, что моя девушка заболела! Это не я трусливо не брала трубку! Это не я делала вид, что не знаком с Моникой! Это не я на вопросы знакомых, о моем самочувствии, отвечал, что я замыкаюсь! Это не я сбежала от ответственности…
Врачи предупреждали, что нервничать опасно в таком состоянии…
Потом был приступ.
Уже где-то на грани всепоглощающей темноты и реальности, где боль будто тиски сковала тело и давила тяжестью на голову, Моника слышала, как Артем звонит в скорую… И увидела, как рядом с ней присел ангел — его прохладные ладони коснулись лба девушки, и она ушла — течения во второй раз унесли ее в царство сновидений.
* * *На настенных часах длинная стрелка подбиралась к арабском девятке, а маленькая недавно миновала семерку. Час назад, как в больнице закончилось время посещений и в палатах воцарился тихий час. Только в одной поздний гость задержался: его, невидимого обычному оку, не спешили проводить к выходу медсестры, только что совершившие обход.
Он сидел, сгорбившись, на краю кровати. Эта ночь должна быть снежной и ветреной.
— Ты мне соврал… — голос Моники вывел ангела из раздумий — он тотчас обернулся. Девушка пришла в себя и сейчас смотрела на любовника усталым взглядом.
— Это не апрель, — продолжала говорить художница, пользуясь молчанием Марка, — не весна… это январь. Я права?
— Конец.
— Значит, жить мне осталось от силы недели две.
— Я не сумел тебе сказать правду. Прости, даже для меня, это оказалось тяжело…
— Не надо, — вяло отмахнулась Моника, — твои извинения все равно ничего не изменят. А обижаться и злиться я не собираюсь… ты не представляешь, какой глупостью кажутся все обиды, когда смотришь на них, оглядываясь.
— Представляю, — усмехнулся ангел грустно.
Моника молча обвела взглядом палату, где она находилась в одиночестве, и пришел ее черед усмехаться.
— Значит, Артем не поскупился на одноместную палату… Ну, хоть какой-то от него толк.
Марк промолчал. Он снова был в своем истинном облике: на бледном лице застыла маска равнодушия, сложенные черные крылья, сцепленные в замок руки и мрачный взгляд карих глаз.
— Мы с тобой еще встретимся?
— Вряд ли.
Через несколько секунд последовал следующий вопрос.
— Ты всегда был Проводником?
— Нет. Когда-то я был человеком.