— Я поражена качеством ваших изделий, сеньор Карраско, — громко сказала Эрендира Вигон, — вы настоящий волшебник!
— Сколько может стоить колье «Мавританская красавица»? — перебил ее бесцеремонный Геддес, указывая на самую известную работу ювелира.
— Можно сказать, оно бесценно, — самодовольно произнес Карраско, ставший, казалось, даже выше ростом от сознания собственного успеха. — Стоимость только камней и золота в этом колье превышает четверть миллиона долларов. Страховая компания оценила колье в два раза дороже, — сказал он, немного завышая истинную стоимость «Мавританской красавицы», — но я думаю, что в случае продажи с аукциона оно пойдет по еще более высокой цене.
— В таком случае женщине, которая будет его носить, придется ездить на танке, — пошутил Геддес.
Карраско усмехнулся. Сейчас больше всего на свете его волновало, когда же наконец здесь появится его американский гость. Ямасаки ходил вокруг выставленных ценностей и не задавал ни одного вопроса. Он также терпеливо ждал появления Рочберга. Остальные ювелиры осматривали коллекцию со смешанными чувствами восхищения и зависти — ревности к успехам более удачливого коллеги. Все трое переглядывались, но предпочитали не комментировать увиденное. Однако Дронго, наблюдавший за ними, и без слов понимал, какие эмоции владеют ювелирами.
Карраско поглядывал на часы. Двадцать минут одиннадцатого… Со стороны Рочберга это было уже предельной степенью неуважения! Неужели так трудно выйти из номера и пройти всего лишь двести или триста метров? Еще раз взглянув на часы, Карраско сжал зубы. Как смеет этот американский невежа заставлять ждать себя так долго?!
— Простите, — вежливо сказал, подойдя к нему, Ямасаки, — мне кажется, вы должны позвонить мистеру Рочбергу. Может быть, что-нибудь случилось?
Карраско взглянул на него с некоторым подозрением. Почему всегда хранящий молчание японец вдруг забеспокоился о своем коллеге из Лос-Анджелеса? Он не может не знать, что Рочберг собирается сократить сотрудничество с фирмой Ямасаки, чтобы заключить договор на продажу эксклюзивных изделий Карраско в Америке. Именно поэтому предложение Ямасаки показалось испанцу несколько странным.
— Он сейчас придет, — сказал Карраско, — мистер Рочберг предупредил меня, что может задержаться.
Все присутствующие слышали этот ответ, но никто не придал ему никакого значения. Карраско в который раз посмотрел на часы, украшенные его собственной монограммой, и тихо выругался по-испански:
— Карамба! Когда, наконец, явится этот жирный мерзавец?
Дронго услышал, как за его спиной Геддес сказал, обращаясь к Эрендире Вигон:
— Кажется, Рочберг решил демонстративно опоздать. Это в его характере — дать почувствовать всем, кто здесь хозяин.
— А он не подумал, что здесь Испания, а не Беверли-Хиллз? — зло спросила сеньора Вигон.
— Может быть, Рочберг не хочет сотрудничать с Карраско? — осторожно уточнил Тургут Шекер, наклоняясь к Руису Мачадо. Из-за высокого роста турку пришлось чуть ли не пополам согнуться, чтобы прошептать коротышке Мачадо свой вопрос прямо в ухо. Но стоявший рядом Дронго услышал и эти слова.
Карраско подошел к Энрико Галиндо.
— Вам нравится коллекция? — отрывисто спросил он.
— Безусловно, — ответил Галиндо, — вы знаете, я всегда восхищался вашей работой, сеньор Карраско. Особенно меня поражает «Мавританская красавица». Мне кажется, что формы колье совершенны. Вы идеально использовали цвет камней и их огранку для успеха общей композиции. Как жаль, что раньше мы не были лично знакомы.
— Да, — согласился Карраско, — но я много о вас слышал. Я пригласил сюда тех, о ком сейчас говорят как о самых перспективных мастерах. С уважаемым герром Шекером из Баден-Бадена и с сеньором Мачадо из Валенсии я тоже никогда раньше не встречался. Но все они любезно откликнулись на мои приглашения, как и сеньор Ямасаки.
Произнеся это имя, он мрачно взглянул на японца и подозвал своего пресс-секретаря.
— Выясните, почему задерживается наш американский гость, — зло сказал сеньор Карраско, — может, он вообще не хочет сюда приходить? По крайней мере, он мог бы нас предупредить.
Почувствовав его состояние, сеньора Ремедиос тут же поспешила к выходу, чтобы позвонить по внутреннему телефону в номер Рочберга. Через минуту она вернулась с несколько растерянным видом.
— Его телефон не отвечает, — сообщила она.
Карраско оглядел присутствующих. Он превращался в посмешище. Этого он не мог допустить.
— Пошлите кого-нибудь проверить, где находится мистер Рочберг, — уже перестав себя сдерживать, закричал Карраско, — зачем я приехал сюда и привез все эти экспонаты? Чтобы он не появился в самый нужный момент? Или он решил над нами посмеяться? Бернардо! Выясните, куда делся наш американский «друг».
— Простите, сеньор, — растерялся Бернардо, — вы хотите, чтобы я оставил вас одного?
— У дверей стоят охранники и полицейские, — продолжал бушевать Карраско, — с моими драгоценностями ничего не произойдет. Найдите Рочберга и сообщите наконец, почему он так опаздывает.
Бернардо и сеньора Очоа, взглянув друг на друга, почти бегом покинули салон. Оставшиеся переглядывались, общее ощущение тревоги передавалось каждому из присутствующих. Только журналисты были довольны. Похоже, назревала сенсация. Альянс между американской компанией Рочберга и испанской фирмой Карраско мог не состояться. Эрендира Вигон, почувствовав, что присутствует при историческом событии, подошла ближе. Ей было интересно увидеть, как будет реагировать Пабло Карраско на срыв соглашения, о котором писали все газеты. Фил Геддес уже достал и незаметно включил спрятанный в кармане небольшой диктофон, чтобы записать все слова, которые могли прозвучать из уст разъяренного Карраско.
Но, похоже, сам ювелир осознавал, какую опасность представляют для него оба журналиста, присутствующие на закрытой церемонии, и поэтому, опасливо взглянув на них, он усилием воли заставил себя успокоиться и отойти в сторону.
Петкова подошла к Дронго.
— У них что-то сорвалось, — убежденно сказала она, — не может быть, чтобы мистер Рочберг опоздал более чем на полчаса. Возможно, его кто-то задержал.
— Он мог позвонить и предупредить, что задерживается, — возразил Дронго. — Видимо, он вообще не хочет здесь появляться.
— Тогда зачем он принял приглашение Карраско? — тихо спросила Ирина. — Вам не кажется, что Рочберг повел себя несколько нелогично? Совершить перелет из Лос-Анджелеса, проехать всю Испанию до Чикланы, поселиться в отеле — и не пройти двухсот метров, отделяющих его номер от этого зала… Согласитесь, что это нелогично.
— Конечно, нелогично, — кивнул Дронго, — но у ювелиров может быть своя логика. И свои интересы, о которых мы не знаем. Я слышал, как он рассказывал Ямасаки о том, что хочет отказаться от сотрудничества с его фирмой и заключить новое соглашение с Карраско. Вернее, не полностью отказаться, а сократить объемы. Но за эти несколько часов он мог передумать сам или получить какое-то новое сообщение из Америки. Или, может быть, Ямасаки убедил его не терять традиционных партнеров по бизнесу. В конце концов, Ямасаки хоть и японец, но американский гражданин, а Карраско испанец — в таких вопросах американцы всегда отдают предпочтение своим соотечественникам.
— И вы думаете, он мог изменить свое решение? — удивилась Петкова.
— Не знаю, — честно признался Дронго, — мне вообще кажется странным его поведение. Даже если он решил не подписывать соглашение с Карраско, то прийти и посмотреть на драгоценности он мог. Хотя бы из чистого любопытства.
Пока они разговаривали, Бернардо и сеньора Очоа безуспешно пытались дозвониться в номер мистера Рочберга — телефон не отвечал. Американского ювелира разыскивали по всему отелю. Портье приказал служащим проверить все места, где мог находиться гость. Во все рестораны и бары были посланы сотрудники охраны. Наконец портье, менеджер отеля, руководитель службы безопасности, горничная и сам Бернардо прошли к номеру, который занимал мистер Рочберг.
В этот момент в зал, где проходила презентация, стараясь не привлекать внимания, бочком вошел Антонио Виллари. Он был в светлом костюме. Все посмотрели на вошедшего.
— У вас испачкан рукав, сеньор Виллари, — произнес в наступившей тишине Галиндо.
Виллари поднял руку и посмотрел на пятно.
— Это сок, — сказал он со смущением, — я так торопился сюда, что опрокинул со столика стакан с томатным соком.
Никто ничего не стал уточнять. Виллари еще раз посмотрел на рукав своего пиджака. Молчание, воцарившееся в салоне, было невыносимым. Карраско «одарил» своего друга таким бешеным взглядом, словно тот был виноват в задержке Рочберга.