Потом, после подхода ребенка к установке для покрытия, пришлось добывать новые магнетроны, А ещё через месяц — менять сердечник, расплавившийся в магнитном стабилизаторе электролизного оборудования. Почему после этого воздействия не пострадали обмотки — Ярн не понял до сих пор. Но эльфийский меч себе девочка отковала. То есть, не из первой попавшейся железки, а сама получила сплав, который гордо нарекла мифрилом, и сделала из него клинок замечательной прочности и лёгкости. Для рукояти, крестовины, насечки и украшения ножен она наизобретала хитрых композиций и… всего два года трудов, несколько дней горделивого ношения этой красивой безделицы даже, кажется, когда на горшок отправлялась, и то с ним. А потом забытый хозяйкой клинок пылился в углу их тесного вагончика радом с гладиусом, спатой и эспадой, сделанными несколько лет тому назад сыновьями Яги, Так и эльфийский лук со стрелами тоже нашел своё место среди трёх разных арбалетов. Женщины и дети — удивительно непостоянные создания. Вот ведь наизнанку вывернется, чтобы добиться своего, испытает счастье обретения, а потом забудет о недавно ещё вожделенной безделице ради… даже интересно, чего она возжелает следующим?
Зато теперь с ребёнком можно было разговаривать на одном языке. Разбиралась она в том, как что делается. Спокойно составляла программы изготовления шестерёнок, заказы на которые привозила Яга от какого-то Винса. Да и другие заявки от ремонтников её не смущали. Отличала девушка потенциал ионизации от модуля упругости. И начала заниматься макияжем. Подросла внученька, даже не заметил, как пролетело четыре года.
Ярн посмотрел вслед отправившейся вверх по склону Делле, и взглянул на распечатки, извлеченных из сети материалов. Надо же, арбузы её увлекли. А что, в этих местах они, пожалуй, удадутся на славу.
Глава 2 Каникулы Аделаиды Ново-Плесецк
— Тёть Лёль! А почему Вы дедушку на себе не жените? — Делла сегодня летит с Ягой в Ново-Плесецк, ясное дело, за штурвалом старенького коптера. Впрочем, Яга, хоть и сидит рядом с видом отдыхающей, не дремлет и готова вмешаться. Она — не Ярн-пофигист, учащий всех по методике древних преподавателей плавания — забросом на глубину. Хотя, надо признаться, выплывают у него все.
— Не хочу я за него, дундука, — не тянет торговку на развёрнутый ответ.
— А то бы родили мне дядьку, или тётушку. Маленькую реву-корову, — у девушки сегодня отличное настроение. Ярн вытурил её и велел месяц на глаза не показываться, потому что ей, видите ли, полагаются каникулы, а потом она должна будет решить, как жить дальше. Так что она даже прихватила с собой параплан, что лежит с краешку в грузовом отсеке, и рюкзак с одеждой, а что делать — ещё не решила. От этой незанятости, неозабоченности немного тревожно, но это приятная тревога, какая бывает вначале интересного путешествия. И язык против обыкновения мелет невесть что.
— Хватит, троих произвела на свет. Все, как на подбор сплошные парни. Разъехались уже. Младший как раз нынче на Земле диплом защищает, — Яга отвечает ворчливо, с видимой неохотой, но голос её потеплел.
— Так они все высшее образование получили? Вот здорово! А на кого выучились?
— Ну на кого эти охламоны могли ещё выучиться, если все как один пропадали в берлоге у твоего раздолбая-дедушки? Геологи сплошные, беспросветные. Старший и средний из экспедиций не вылезают, только и радости, что на связь выходить не забывают, когда в зоне приёма. Старший на океанском дне всё больше, а средний на островах засел с аппаратурой.
— Вот. Вышли бы замуж за деда, и были бы ваши сыны моими дядьями, — у Деллы немного родственников. Собственно, кроме деда ей и вспомнить-то толком некого. Родители её больше в интернате держали, чем дома, но там, хотя бы какой-то родительский присмотр за администрацией осуществлялся, а в детских домах ребятам приходилось несладко — она встречалась с ними, обменивалась впечатлениями.
— А кто, спрашивается, ещё тебе сыновья мои, как не дяди. Или ты думаешь, что они у меня от святого духа появились? — Яга смотрит на девушку как-то слегка надменно.
— Так дед не говорил мне, что у вас есть дети. У тебя и у него.
— А он и не знает, что они от него. Ему это вообще безразлично. Они к нему со всей душой — как же, мамин старый товарищ! А он только бурчит на них, да шпыняет по-всякому. Словно щенков дрессировал. Что сготовят — то и едят, где угол себе найдут — там и спят. Это он для тебя на нары расстарался, соорудил, а моих-то в гамаках под навесом развешивал и кроме как родниковой водой, ничем им мыться не позволял. Оставлю, бывало на неделю, прилетаю, а с них коросты ссадин горстями валятся. Они ведь до сих пор все в мелких шрамах да следах ожогов.
Я уж думала, как вырастут, да школу окончат, уйдут бродяжничать. Но, видно, что-то в головах у них переключилось — уехали в институты поступать. Садись на шестую, — переменила она тему разговора. И тут же вернулась к прерванной беседе, но с другого бока. — Хотя, знаешь, как-то раз, в детстве ещё, пекли мы картошку, когда одна экспедиция домой уехала, а вторая ещё не прибыла, так забавный случай вышел. Ляпа посмотрел, сколько у него на счету скопилось, да и высказался в том роде, что денег у членов нашей шайки дофига и тратить их всё равно некуда, потому что в поле мы всё время, стало быть, на довольствии, и одеты. И хорошо бы сложить наши сбережения в большую кучу и купить что-нибудь крутое.
И вот тут-то Юрик, его в те времена Солом окликали, и попросил отдать всё ему, чтобы он на Земле выучился на адвоката и тогда он потом, когда станет знаменитым и богатым, то вернёт с хорошим процентом.
— Вернул? — Делле действительно интересно.
— Не-а! Не взяли парни отдачу. Да они вообще после каждого сезона скидывались для кого-нибудь и ещё куражились. Типа — первый пошёл, второй пошел, а потом со счёту сбились и тихонько радовались.
— Пьяные?
— Окстись! Такие не выживают. Мы ведь — рабочие. Подай! Принеси. Рейку правее! Как взведённый курок — иначе и не скажешь. Знаешь ведь, какие кошечки и собачки в наших краях аппетит нагуливают.
— Постой, Яга! — вот тут уже не до экивоков, — у тебя же родители живы!
— Так и они рабочими нанимались. Ты думаешь сюда с Земли одни учёные приезжали? Ручку ровнее держи, следи за авиагоризонтом!
Колёса мягко коснулись грунта. Прибыли.
* * *На правом плече — переломка. Или «Тулкой» ещё её здесь зовут. На левом плече — рюкзак, где есть всё, что только может понадобиться. От коптердрома до города рукой подать, и Делла, легко отшагав это расстояние, идёт между стандартными постройками периода колонизации. Разные в них люди живут. Лужайки или свалки, пустыри или заросли плодовых кустов и фруктовых деревьев, мощёные дорожки или глубокие колеи — каждый хоть как-то, но заявляет окружающим о своём идеале мироустройства.
Впереди слышится музыка: «Тонкий шрам на любимой попе — рваная рана в моей душе». Любопытно. Дедушка редко позволяет звучать устройствам звуковоспроизведения, но когда слышится этот мотив — присаживается, и делает вид, что чем-то занят. Пока песня не закончится. То есть у тети Лёли где-то что-то такое есть? На попе!
Делла просто двинулась на звук и быстро вышла к веранде с накрытыми цветастыми скатерками столами. Начало лета — люди тянутся в тень. Хотя сейчас тут немноголюдно.
— Опять эксесайзер с катушек слетел, — раздалось в глубине подсобного помещения
Судя по повышенному звуку чего-то механического, перешедшему в короткий стук — так оно и было. Собственно, если бы не это дурацкое буржуйски звучащее слово, воспринятое, как «упражнятель», Делла не так бы действовала. Села бы тихонько, и слушала музыку, пока к ней не привязалась обслуга. А тогда бы чайком кишочки прополоскала. Но тут — зараза, всё-таки этот Ярн — спокойно произнесла прямо в дверь:
— На стол его, — и аккуратно свернула скатерть с того столика, за который посетители сядут в последнюю очередь. Со всех сторон подходы, а народ обычно по углам нычется.
— Ты хто? — румяное лицо из щели между полуприкрытой дверью и косяком.
— Внуковка Коноплемянникова, — прямо в спину голос. Парень за стойкой стоит, а ведь только что никого не было! Крепкий, статный, с редким пушком на подбородке — олицетворение юности, одним словом. С таких Добрыней Никитичей рисуют. Хотя, тот, что за дверью выглядит не слабее.
— Тогда хрен ты от неё отвяжешься, — непонятно, доволен этим дядька или нет, но на стол перед Деллой водружается низкий пустой цилиндр с дырявыми стенками, но без крышки. А из середины его днища торчит шток с кольцевой проточкой вблизи окончания. Как раз для разрезной шайбы самое место. Понятно, что она соскочила, и привет. А кромки у проточки закатаны.
— И как долго эта халтура прослужила до первой поломки? — Делла смотрит прямо в глаза старшего из крепышей.