Изабель никогда не была склонна к пьянству, но в этот вечер пила как матрос, надеясь, что алкоголь поможет ей справиться с миссией. Ей приходилось одновременно жевать угря, сдерживая тошноту, и пытаться соблазнить этого младенца рыцаря, который казался ей точно таким же несъедобным.
«Ты ведь пошутила, да, Хозяйка Озер? Это же просто невозможно!»
«Ты должна очень постараться, Иззи. Подумай о Мерлине».
Но пока что ничего не получалось. Да, рыцарь был весьма привлекателен — для тех, кто любит зеленых юнцов. И она любила, когда сама была девчонкой. Но как бы он ни был красив, он был молод. Чересчур молод.
Самое печальное, что и Ланселот не проявлял ни малейшего интереса к Изабель. Он смотрел только на Гиневру. И это видели все в обеденной зале, кроме короля Артура. Он обсуждал разные важные дела с рыцарями своего королевства и не обращал внимания на взгляды, которыми обменивались Гиневра и мальчик.
Все до единого наблюдали за ними и хмурились, однако никто не мог остановить безобразников, пока король молчал. То ли рыцарям запрещалось даже думать о такой возможности, поскольку дело касалось самого короля, то ли Артур поставил дело так, что никто не решался заговорить.
Изабель ужасно плохо чувствовала себя из-за всего этого, хотя у нее были и другие причины скорбеть.
Вроде маринованного угря.
Вроде полного отсутствия у нее интереса к Ланселоту.
Вроде полного отсутствия у Ланселота интереса к ней.
Вроде повышенного интереса королевы Гиневры к Ланселоту.
Изабель как будто оказалась в каком-то магическом аду, в заколдованном круге.
Она не могла сосредоточиться на всем сразу, но кое с чем она могла справиться. Изабель вежливо попросила, чтобы с ее тарелки убрали куски кабанятины, кролика и белки, а потом вежливо извинилась и на некоторое время вышла из залы.
Глава шестая
Она была слегка навеселе. Но не настолько чтобы не заметить: Гиневра и Ланселот вышли почти одновременно с ней. Они даже и не пытались притворяться. У Изабель сжалось сердце от сочувствия Артуру. Он должен был все знать. Но похоже, не знал. Или ему было наплевать.
Когда кошмарный ужин закончился, король спросил Изабель:
— Не желаешь ли прогуляться по замку, графиня?
Изабель мысленно еще раз поблагодарила Мэри, которая вовремя появилась в ее комнате и принесла чашку с мятным напитком. Иначе, как опасалась Изабель, от ее дыхания могли бы вспыхнуть верхушки деревьев.
— С большим удовольствием, сэр.
Ей бы куда больше хотелось прогуляться по его телу, но пока приходилось довольствоваться замком.
— Посмотрим сад, — предложил он, — Он очень много значит для Гвен. Непонятно почему, но она ухаживает за ним почти каждый день, хотя у нас есть множество садовников для этого.
— У всех есть любимое занятие.
— А чем любишь заниматься ты, графиня?
Конечно, Изабель первым делом подумала о фотографии, но как объяснить, что это такое? Еще в начале ее списка стоял секс, но это пока было в прошлом. Или в будущем. Она бы с удовольствием поэкспериментировала в этом мире, только, к несчастью, ей хотелось проделать это не с Ланселотом, а с королем.
— Я люблю разные физические упражнения. Вроде тренировок, что ли.
Удивление на его лице было таким очаровательным, что Изабель захотелось расцеловать эти вскинутые брови.
— Тренировки? Как обучение лошадей?
— Ну да, но мне нравится и многое другое. Например, я люблю бегать трусцой.
— Бегать трусцой? Что это значит?
— Это значит ровно, неторопливо бежать на очень большие расстояния.
Король рассмеялся.
— И ты занимаешься этим вот в таком платье?
Наконец-то Изабель подвернулась та самая возможность, которой она ждала.
— В Дюмонте женщины, которым нравятся физические упражнения, носят что-то вроде укороченных мужских рейтуз.
— Не понял?
— Понимаешь, мы считаем, что женщины так же имеют право заниматься тем, что им нравится, как и мужчины. А ты можешь представить, чтобы женщины, которым нравится бегать, делали это вот в таких юбках? Нелепость, правда? Поэтому в Дюмонте, когда женщине нужно или хочется размять мышцы, она надевает то, что мы называем спортивной одеждой.
Артур погладил бородку, и Изабель почувствовала, что он изо всех сил старается сдержать смех.
— А что же, скажи на милость, ты… они надевают на свои верхние выпуклости?
Изабель прикинула, что объяснять устройство спортивного лифчика, пожалуй, было бы чересчур.
— Мы носим такие штуки, которые называются футболками. Что-то вроде свободной туники, а для удобства их шьют из очень мягкой ткани.
Король покачал головой.
— Мои люди многое пропустили в своих донесениях из Дюмонта.
— Ну, если оставить в стороне тот факт, что ты посылал людей шпионить за мной, позволь спросить вот о чем: а какие увлечения или развлечения позволены твоим служанкам?
— Увлечения? Развлечения?
— Ты ведь разрешаешь Гиневре развлекаться.
— Разумеется. Она моя королева и супруга.
— Но неужели твоим служанкам нельзя заниматься чем-то таким, что приносит им радость? Ты действительно думаешь, что из-за своего положения они не вправе делать что-то такое, чем бы наслаждались от души?
— Моих людей не назовешь несчастными. С какой стати? Ты что, слышала, как кто-нибудь выражал недовольство?
— Нет, сэр, ничего такого я не слышала. Но разве они стали бы высказываться при мне?
Артур встревожился, и это огорчило Изабель.
— Они тебе показались несчастными?
— Да нет же! На самом деле они выглядят весьма преданными своему королю. Но рассмотри вот такую возможность. Ты разрешаешь им, скажем, тратить небольшую часть дня на собственные увлечения. Насколько счастливее они могли бы стать! Они бы занимались необходимыми делами изо дня в день, зная при этом, что у них есть маленький кусочек времени на то, чтобы просто развлечься. Возможно, ты увидел бы даже, что их увлечения принесли бы неожиданные плоды и для тебя, и для Камелота.
Король погрузился в раздумья.
— Ты дала мне повод для размышлений.
Изабель взяла его за руку.
— Вот и поразмышляй. Счастливые работники принесут счастье и самому Камелоту. Ты сам, Гиневра и ваши приближенные наслаждаетесь за счет их труда. Почему бы не позволить слугам тоже наслаждаться? Почему тебе, Гиневре и мне можно следовать велению наших сердец, а тем, кто работает для нас, этого нельзя?
Король Артур надулся, как рыба-собака.
— Я не запрещаю слугам следовать их желаниям! Разве ты не видела, как много здесь детей?
Изабель чуть не расхохоталась, но успела взять себя в руки.
— Занятия любовью и рождение детей — это такие вещи, которые будут происходить всегда, это ни от чего не зависит. Я говорю о совсем других удовольствиях.
— Какие такие другие удовольствия?
— Ох, умоляю… Конечно, любовь — величайшая из радостей. Но есть и другие. Гиневре нравится заниматься садом. Моей горничной нравится делать красивые прически. Я люблю бегать. И еще я люблю рисовать. Да существует бесконечное множество возможностей! Мы могли бы провести опрос и узнать, что на самом деле радует твоих людей. А потом дать им шанс осуществить их мечты.
— Опрос?..
— Попросить их рассказать о том, что им нравится. И может быть, разрешить им сообщить, что не нравится.
Король почесал бородку. Потер виски. Все это было хорошо знакомо Изабель, она не раз видела подобный процесс в своей жизни, так что не особо и удивилась. Вскоре ему захочется выпить. Изабель готова была поспорить на это.
— Ты очень необычная женщина, Изабель, — сказал он наконец.
Он взял со стола колокольчик и позвонил. Через несколько секунд появился слуга.
— Вина, Тимоти, пожалуйста. Два кубка.
Изабель так же ни к чему было сейчас снова пить
вино, как ни к чему было есть маринованного угря.
— Могу тебя заверить, ты не первый это говоришь. Я имею в виду, насчет необычности.
— Но, клянусь, это весьма интригующе!
— Ну да, настолько, что мужчинам в таком случае сразу хочется выпить.
— Мужчинам хочется хорошенько подумать под вечернюю выпивку.
Изабель изо всех сил старалась держаться, ради Вивиан.
— А почему ты не пригласишь королеву присоединиться?
— Гвен по вечерам наслаждается тем… — он неопределенно взмахнул рукой, — тем, что обычно нравится делать женщинам.
«Вот уж не сомневаюсь». Изабель вообще-то предпочитала утро для такого рода удовольствий, но решила не упоминать об этом.
— Она такая милая, — вместо того сказала она, касаясь пальцами ожерелья, — Должно быть, ты ее очень любишь.
Король ощутимо замялся.
— Я обязан ее любить. Она моя жена.
Он сел, но тут же встал и начал расхаживать взад: и перед. Потом внезапно повернулся к Изабель, пытливо глядя на нее.