Я намеренно отстала от Валерии и даже попятилась назад, чтобы попасть через запасной выход на свежий воздух. Но пути к отходу были перекрыты плотным кольцом заводчан. Зажатая в толпе, я была вынуждена слушать длинные речи, предваряющие торжественный акт разрезания алой ленточки.
Первым ударился в ностальгические воспоминания Кудринцев, наш генеральный директор:
– Я пришел на этот завод еще совсем зеленым мальчишкой. Помню, как сейчас, тот первый брус, такой гладкий, с влажными боками, который медленно вытягивался из стального «мундштука» и тут же попадал под ритмичные удары проволочного ножа. Сейчас, по прошествии стольких лет, могу вам признаться, что я тогда испугался – смогу ли этим процессом управлять, сдюжу ли?
– Еще как смог! – крикнул из толпы какой-то подхалим.
– Да, действительно смог, – подтвердил Владимир Дмитриевич. – А проработав месяц-другой, я даже стал получать удовольствие, глядя на то, как автомат четко режет глиняные бруски на ровные красные кирпичики... Тот автомат больше тридцати лет держит установленный ритм, без устали пружинит вверх-вниз, снова вверх-вниз... Нет, он до сих пор не устал и не выдохся. Но что такое сегодня пятьдесят тысяч кирпичей в смену? Это – мелочи! Пришли новые, прогрессивные технологии... Дорогие мои заводчане, нам с вами посчастливилось стать свидетелями того, как появится на свет первая легкая, но прочная и теплая стеновая сэндвич-панель...
Народ позади меня неожиданно рассосался, и я вышла из цеха на свежий воздух, в небольшой дворик между двумя Г-образными заводскими корпусами. Там не было ни души, только стенд с фотографиями передовиков производства. Вот к нему-то я и подошла, от нечего делать. Честно говоря, мне было не по себе оттого, что я одна не ощущаю на душе праздника, не жажду попасть в «кадр» и не мечтаю стать свидетельницей того, как из базальтового сырья спрессуется первая стеновая плита. Но что поделаешь, мне не присуще лицемерие, а потому я не могу восхищаться процессом, в котором нет никакой красоты и романтики. Но неужели все остальные заводчане лицемерны, или они в отличие от меня способны разглядеть в грубом производственном процессе творчество созидания?
Впрочем, церемония открытия нового цеха постепенно стала наскучивать отдельным рабочим и служащим. Кто-то вышел из цеха покурить, а кто-то просто поболтать. Я как-то сразу оказалась в центре внимания рабочих – ветеранов производства, тех самых, чьи фотографии висели на Доске почета.
– Полина Андреевна, вот скажите нам, пожалуйста, почему людей с улицы набрали в новый цех? Неужели никто из моих ребят с корейским оборудованием бы не справился? – вопрошал седоволосый мастер цеха со смешной фамилией Копчик.
– Ну это вопрос не совсем по адресу, я ведь кадрами не заведую, – заметила я. – Вам надо было заблаговременно обратиться в службу персонала и дать рекомендации своим подопечным.
– Да обращался я, вот насчет него хлопотал, – Копчик показал на высокого молодого человека, стоящего рядом с ним. – Но все без толку, никто к моему мнению не прислушался.
– Похоже, я всю жизнь на глиномешалке работать буду, – сумрачно заметил тот. – Между прочим, я техникум с красным дипломом окончил, и мне даже обещали, что переведут в новый цех. Но дальше слов дело не пошло, туда почему-то новичков с улицы набрали. Где справедливость?
– А я тоже не хочу вкалывать до пенсии у сушильной печи, – пожаловался мужчина лет сорока с хвостиком. – Здоровье уже не то. Полина Андреевна, вы ведь юрисконсульт, так?
– Именно так, – подтвердила я.
– Так вот скажите, разве наши права не нарушены? Я раньше всех написал заявление с просьбой о том, чтобы меня перевели из жаркого цеха на «сэндвичи». А Колька Почивилин даже не думал об этом, так ему в отделе кадров сами предложили туда перейти. Там ведь и зарплата выше, и условия труда щадящие! А чем он лучше меня? Он ведь на заводе без году неделя, и ему так подфартило!
– Да, Полина Андреевна, почему такое неуважение к проверенным рабочим? – не унимался Копчик. – Разве они не заслужили лучших условий труда?
Я не знала, что ответить на эти вопросы. Не была к ним готова. Но, выслушав жалобы рабочих, поняла, что не я одна не чувствую сегодня праздника. Кое для кого открытие нового цеха – это личная драма. Оказывается, отдельно взятые рабочие возлагали большие надежды на новое производство, но зря. Их просто-напросто кинули. Если бы они пришли ко мне раньше, хотя бы неделю назад, я бы попыталась что-то для них сделать. А теперь их справедливые претензии, заставшие меня врасплох, вряд ли можно было удовлетворить.
В дверях запасного выхода показалась Аронкина, начальница отдела кадров. Она внимательным взором обвела всех тех, кто игнорирует праздничную церемонию, и быстрым шагом, не соответствующим ее тучной фигуре, направилась к Доске почета.
– Хорошо, я обязательно разберусь, почему ваши заявления с просьбой о переводе в новый цех не были рассмотрены положительно. А сейчас давайте вернемся туда и посмотрим, что там все-таки происходит, – сказала я и пошла к цеху, чтобы лишить Надежду Степановну удовольствия высказать нам свои претензии.
Едва я сделала несколько шагов, как прогремел взрыв. От неожиданности я застыла как вкопанная, соображая, что случилось. Во всяком случае, на праздничный салют это не было похоже. Через несколько секунд во дворик стали выбегать люди с искаженными от страха лицами. Началась натуральная паника.
– Что случилось? Что там произошло? – спрашивала я, но на меня никто не обращал внимания. Люди метались по заводскому дворику. Мой мозг был слишком ошарашен, чтобы дать собственную оценку происходящему.
– Похоже, там что-то взорвалось, – высказался Копчик.
– Наверное, диверсия, – не без злорадства предположил молодой человек, которого не перевели на новое место работы.
Двор постепенно заполнялся заводчанами. У некоторых лица были в копоти, а кое у кого даже в кровавых подтеках. Резкая смена впечатлений сильно повлияла на общее настроение. Народ был так напуган произошедшим, что никто толком не мог ответить на наши вопросы. Только шустрая уборщица Катерина Ивановна не потеряла присутствия духа, вышла в центр и стала излагать свою версию:
– Бомба взорвалась. Теракт, наверное. Думаю, покушались на мэра. Вот сволочи! Такой праздник испортили! Вы бы видели, что там творится! Полцеха в клочья разнесло! А кто убирать потом все эти осколки будет? Неужели я? Ну уж нет!
– Да не трынди, Ивановна! – осадил ее электрик. – Скажешь тоже – полцеха! Ну выбило взрывной волной одно стекло, так от этого никто вроде не пострадал. Хорошо, что оно на ту сторону выходит, а там – пустырь. И никакая это не бомба, а новый автомат взорвался, едва его запустили. Похоже, смонтировали его неправильно. Элементарное нарушение техники безопасности. Кто-то за это поплатится...
– А люди? Кто-нибудь серьезно пострадал? – спросила я.
– Мэр живой, это точно! – крикнул кто-то из толпы.
– Парнишка новенький пострадал, тот, что автомат запускал. Его к стене откинуло, и на него осколки стекла упали. А что потом было, я не видел, – сказал начальник транспортного цеха, – я сразу стал в службу спасения звонить.
После этого заводчан прорвало. Осознав, что их жизни уже вне опасности, очевидцы стали наперебой рассказывать о том, что произошло в цеху, но их мнения сильно разнились друг с другом. Одни утверждали, что жертв много, даже директор обгорел. А другие говорили, что Кудринцев с мэром находились дальше всех от эпицентра взрыва. Я не знала, кому верить и насколько серьезны последствия случившегося. Ясно было одно – вместо запланированного праздника произошло чрезвычайное происшествие, от которого заводчане еще долго не отойдут.
Прорваться внутрь здания и посмотреть своими глазами на то, что там происходит теперь, было невозможно. Ласточкин, инженер по технике безопасности, выставил у входа пост, поэтому в цех меня, да и остальных желающих поглазеть на «поле боя», не пустили. Тогда кто-то залез по трубе на карниз и стал наблюдать за происходящим в цеху через окно и рассказывать нам.
Так мы узнали, что первыми к основным воротам подъехали пожарные машины, хотя огонь оперативно потушили собственными силами. Затем подоспели две кареты «Скорой помощи» и милиция. Позже выяснилось, что серьезно пострадал только один человек. Тот самый молодой рабочий, которому позавидовали ветераны, потому что именно ему было предоставлено почетное право запустить новую линию. Его на носилках отнесли в машину «Скорой помощи». Осколки задели еще нескольких человек, в том числе телеоператора, но им всем оказали медицинскую помощь на месте.
Версия о том, что это было покушение на мэра Бурляева, ходила из уст в уста. Он сам и его свита как-то быстро и очень тихо уехали. Телевизионщиков попросили немедленно покинуть территорию завода. Новый цех оцепили сотрудники милиции, внутри стали работать эксперты. Руководство завода вместе с подполковником из городского управления внутренних дел и еще каким-то высоким представительным мужчиной лет сорока пяти, одетым в строгий черный костюм, наверное, фээсбэшником, закрылось в кабинете директора. Все остальные сотрудники завода тоже разбрелись по своим местам. Праздника не состоялось, но и рабочий день тоже не отменили, что мне было на руку. Я должна была до отпуска закрыть все нерешенные юридические вопросы. Правда, после взрыва настроение было далеко не рабочим.