— Я не знаю, как обстоят дела у меня дома, поскольку давно там не был, — вздохнул Кофа. — Если вам нужно знать, что там творилось вчера вечером, спросите у леди Кекки. Она туда заходила по моей просьбе. Впрочем, боюсь, ей сейчас не до того. Я оставил ее в порту — наблюдать за развитием событий, а теперь понемногу начинаю сомневаться в своевременности такого решения.
— А что, там действительно паника? — с любопытством спросил Джуффин.
— Там не просто паника. Там форменный бардак, — мрачно сказал Кофа. — Помните, что творилось в Ехо за неделю до принятия Кодекса Хрембера? Ну вот, в порту происходит нечто в таком духе. Правда, никто не занимается Недозволенной магией. Пока, по крайней мере.
— Ничего себе! — Джуффин уважительно покачал головой. — И вы решились оставить там Кекки?
— Ну, должна же она учиться серьезной работе, рано или поздно, — пожал плечами Кофа. — И потом, я собираюсь туда вернуться, в самое ближайшее время. Но сначала следует послать зов дворецкому и узнать, как дела дома. Тут вы совершенно правы.
Пока они беседовали, мне пришло в голову, что я вполне могу пойти прогуляться. И получить конкретный ответ на нескладный, но содержательный вопрос нашего великого детектива Мелифаро: «А как насчет мостов?» Все лучше, чем протирать задом казенную мебель и делать вид, будто я принимаю участие в общем мыслительном процессе.
Я решительно поднялся со стула.
— Хочешь пойти разнюхать, как обстоит дело с нашими мостами? — одобрительно спросил Джуффин. — Вот и правильно. А то сидят в одном помещении четыре взрослых мужика, пыхтят натужно, теоретизируют — срам один!
Я улыбнулся шефу и открыл было рот, чтобы рассказать ему старый анекдот про генерала, который говорил: «А чего тут думать — прыгать надо!» — а потом посмотрел на лицо Кофы и обомлел. Таким встревоженным я его, пожалуй, никогда в жизни не видел!
— Что-то случилось у вас дома? — спросил я.
— Еще как случилось! Там просто никого нет. Вернее, ни одного из моих четверых слуг больше нет в нашем прекрасном Мире. По крайней мере, никто из них не отвечает на мой зов. Они или умерли, или очень крепко спят. Последнее, впрочем, сомнительно.
— Значит, тоже исчезли, — удовлетворенно кивнул Мелифаро.
Он стремительно покинул насиженное место, диковинной желтой птицей пролетел через кабинет, рухнул на подоконник и замер там, уставившись в одну точку. Именно так обычно и выглядит со стороны размышляющий сэр Мелифаро — секунд десять, дольше он редко выдерживает.
— Тогда идемте вместе, Кофа, — предложил я. — Я побываю на мосту, вы — у себя дома, а там, глядишь, все тайны Вселенной разденутся догола и лягут к нашим ногам.
После этого нахального заявления я нерешительно покосился на Джуффина: вообще-то, у него вполне могли быть идеи и получше.
— Одно удовольствие иметь с тобой дело, сэр Макс! — рассмеялся шеф. — Сначала ты принимаешь решение и торжественно оглашаешь его тоном какого-нибудь избалованного куманского халифа, а потом вдруг начинаешь кидать на меня такие виноватые взоры, словно только что вылез из моего погреба, перемазанный моим же любимым вареньем. Давай договоримся: когда ты все-таки соберешься сделать какую-нибудь роковую глупость, я тебя сам остановлю. Ты и опомниться не успеешь, честное слово!
— Просто иногда хочется, чтобы мною кто-нибудь командовал, — объяснил я. — Так спокойнее. Чтобы приходил страшный, сердитый дядя, большой начальник, и приказывал мне пойти туда-то и сделать то-то, а иначе — «полный конец обеда», как любил говаривать сэр Андэ Пу… А вы все увиливаете. Вот уйду от вас к генералу Бубуте, будете знать!
— Бубута тебе не поможет. Он же тебя боится, как утраты Искры! — усмехнулся Джуффин. — Ну ладно, если тебе так уж приспичило, приказываю: немедленно отправляйся с сэром Кофой к нему домой, а не то… — шеф задумался, силясь изобрести какую-нибудь подобающую случаю угрозу позаковыристей.
— На этом месте генерал Бубута обычно обещает своим подчиненным, что им придется заняться очисткой всех окрестных сортиров, — подсказал я.
— Ну, такое удовольствие я тебе вполне могу организовать!
— Хвала Магистрам, теперь вы говорите как настоящий тиран, сэр! — восхитился я, поспешно выскакивая в коридор вслед за Кофой.
— Ты там поосторожнее на этом грешном мосту, чудовище! — неожиданно крикнул мне вслед Мелифаро. — Не нравится мне все это.
* * *Кофу я догнал уже на улице.
— Какой вы хмурый — это что-то! — уважительно сказал я.
— Больше всего на свете мне нравится знать, что у меня есть дом, в котором всегда все в порядке. Настолько в порядке, что я могу ночевать где попало, поскольку мне даже необязательно там появляться, — вздохнул Кофа. — До сих пор все именно так и обстояло, за исключением одного-единственного вечера, года два назад, когда мне пришлось рассчитать экономку. Но по сравнению с сегодняшним происшествием это были сущие пустяки!
— Может, еще обойдется? У меня вон в конце лета исчезла целая дюжина слуг и еще три жены в придачу, и то обошлось… Так, вот он, Гребень Ехо. Сейчас мы с вами выясним, все ли с ним в порядке.
— Не знаю, как насчет моста, а вот с нашими горожанами сегодня точно не все в порядке, — мрачно сказал Кофа. — Куда это они пялятся? Хотел бы я знать, что такого интересного можно увидеть в воде?
Он был прав. Прохожие, которых в любое время суток полным-полно на Гребне Ехо, действительно толпились возле перил моста и сосредоточенно разглядывали темную воду Хурона, слегка взбаламученную надоедливым осенним ветром. В пестрой толпе этих любителей природы мелькали разноцветные передники поваров многочисленных забегаловок, которыми славится Гребень Ехо. Это уже ни в какие ворота не лезло: вообще-то, в рабочее время всякий уважающий себя повар должен неотлучно находиться на кухне, а не вперивать мечтательный взор в какую бы то ни было бесконечность.
— Нет зрелища более завораживающего, чем медленный бег реки! — с пафосом сказал я и тут же хихикнул: — Но вообще-то, на наших горожан это действительно не похоже. Терять драгоценное время, созерцая текущую воду, когда можно зайти в ближайший трактир и заказать там что-нибудь занимательное. О поварах я уже не говорю — нужна им вся эта поэзия! Так что я, пожалуй, посмотрю, что они там обнаружили. Зрелище того стоит, полагаю.
Пробраться к перилам моста оказалось не так просто, как я рассчитывал. Я уже давно привык к тому, что одного вида моей Мантии Смерти вполне достаточно, чтобы разогнать любую толпу. Завидев развевающиеся полы моего черно-золотого лоохи, обыватели шарахаются на другую сторону улицы с таким энтузиазмом, что плакать хочется. Но на сей раз дело обстояло иначе. Почтеннейшая публика так увлеклась созерцанием свинцовых волн Хурона, что никто даже не заметил моего присутствия. Мне пришлось отчаянно пихаться локтями, чтобы принять личное участие в этом нелепом мероприятии. Впрочем, никто не оказывал мне активного сопротивления, поэтому я все-таки пробился к перилам и с любопытством вытаращился на воду.
Ничего особенного там не происходило. Ну, плыли вниз по течению четыре пустых водных амобилера, тоже мне, великое событие!
Я поморгал и постарался сконцентрироваться. Вообще-то, я вполне способен не заметить у себя под носом даже очень упитанного слона. Поэтому я терпеливо вглядывался в мельтешащую серебристую рябь на поверхности реки. И вдруг понял, что никакая она не серебристая. Нежно-зеленая, как первые клейкие почки, поспешившие появиться на безрассудном молодом деревце в самом начале весны.
«Я так давно родился, что слышу иногда, как надо мной проходит зеленая вода»[1] — эти слова вдруг зазвучали — не в ушах, даже не в голове; они заполнили мое тело, превратив меня в этакий антропоморфный пирожок с поэтической начинкой. Сначала я не мог сообразить, где и когда мне уже доводилось слышать эти завораживающие строчки. Но потом вспомнил толстенький серый томик Арсения Тарковского, которым очень дорожил когда-то давно, в иной какой-то — моей ли? чужой ли? — жизни.
Впрочем, какая, к черту, разница? Сейчас этот грешный речитатив гудел во мне, как монашеский колокольчик. Он вполне мог подхватить меня и унести куда-то далеко. Страшно подумать, насколько далеко!
Но, разумеется, никуда меня не унесло. Я и сам не успел заметить, как стал крупным специалистом по вопросам борьбы с наваждениями. Кроме весьма богатого личного опыта имелся еще и прочно засевший в моей груди невидимый меч короля Мёнина, однажды убивший меня — чтобы сделать неуязвимым. Он настойчиво напомнил о себе острой сквозной болью, так что я вздрогнул, поморщился… и ошеломленно огляделся по сторонам: а что, собственно говоря, я здесь делаю?!
«Я так давно родился, что слышу иногда, как надо мной проходит зеленая вода», — гипнотизирующий шепот снова отчетливо раздался в моем сознании, но на этот раз плевать я хотел на его завораживающий ритм.