– Э… – в некотором замешательстве протянул фотограф.
«Уж не спал ли он с ней?» – мелькнуло у Пино в голове.
– Вы и сами знаете, с какими трудностями нам приходится сталкиваться в нашей профессии, – спокойно продолжал Галлен. – Не раз Антуанетту пытались подкупить, не раз уговаривали ее навредить мне, но она никогда меня не предавала. Видите ли, из-за своей внешности она не слышала от людей ни одного хорошего слова. Я был единственным, кто отнесся к ней по-человечески, и она привязалась ко мне, как собака. В прошлом году, когда префект приказал устроить у меня обыск под совершенно надуманным предлогом, Антуанетта ухитрилась не пустить сыщиков в дом, пока я не сжег все бумаги… Сейчас, конечно, она постарела и стала плохо слышать, но, уверяю вас, я все равно не променяю ее на дюжину самых хорошеньких горничных Франции.
«Господи, да он поэт! – в смятении помыслил Пино. От бесподобного шампанского фотографа охватило ощущение, что ему море по колено, он едва удержался, чтобы не похлопать собеседника по плечу, к чему Галлен наверняка отнесся бы крайне неодобрительно. – Кто бы мог подумать!»
– В нашем деле, – промямлил Пино, чувствуя, что от него требуется поддержать беседу, – преданность важнее всего!
Галлен скользнул взглядом по раскрасневшемуся лицу собеседника и подумал, что его сообщник совершенно не умеет пить и, стало быть, можно было вообще не делиться с ним драгоценным шампанским, и уж тем более – не изливать душу и не объяснять, почему он, Галлен, согласен терпеть возле себя только старую уродливую Антуанетту, и никого более.
«Бьюсь об заклад, он решил, что у меня с ней что-то было… Осел!»
В бутылке еще оставалось немного шампанского, и, когда джентльмены допили его, молчание в комнате стало совсем ледяным. Впрочем, Пино ничего не заметил.
– Я провожу вас, – сказал Галлен, поднимаясь с места.
Вы не поверите, но факт остается фактом: хотя высокий тощий Пино двигался широкими шагами, колобок-Галлен не отставал от него. Причем человеку, не посвященному в истинное положение дел, могло показаться, что это Галлен идет впереди, а Пино покорно следует за ним.
Впрочем, так было ровно до того момента, когда два сообщника вновь оказались в гостиной и увидели нечто ужасное. А именно: картина Фантен-Латура была содрана со стены, сейф распахнут настежь. В нем по-прежнему лежали пачки денег и мешочки с золотыми монетами, но то, что было дороже любых денег, – драгоценные фотографии и негативы, на которых некий вельможа весьма тесно общался с некой известной певицей, бесследно исчезли…
– Антуанетта! – взвыл хозяин дома. – Антуанетта!
И вслед за тем он кинулся на того, кого несколько минут назад признал своим почти что другом, опрокинул Пино на пол и стиснул его горло. Но, по правде говоря, разве не чем-то подобным рано или поздно заканчивается практически любая дружба?
– Это ты? – заревел Галлен, багровея. – Ты их украл? Говори!
– Вы с ума сошли? – прохрипел Пино, пытаясь разжать его пальцы. – Я же все время был с вами! Пу… Пустите, вы меня задушите!
Галлен ослабил хватку, и фотограф, кашляя, сел на полу и стал растирать шею.
– Антуанетта! Черт подери, где эта?..
От мощного непечатного ругательства в комнате сгустился воздух, и даже нежные сирени на картине, казалось, вздрогнули.
– Вот вам и цепной пес, – негромко, но все же так, чтобы его расслышали, промолвил Пино. – Идеальная служанка на свете, тоже мне! Небось украла фотографии и сбежала, пока мы смаковали шампанское…
– Она не могла! – отчаянно выкрикнул Галлен. – Антуанетта служила у меня столько лет…
– А в конце концов решила послужить себе, – отозвался мстительный фотограф. – Что тут такого?
Нет ничего страшнее, чем зрелище мошенника, облапошенного теми, кому он неосмотрительно доверился. Хозяин дома взглянул на Пино так, что тот прикипел к месту, и кинулся искать служанку.
– Антуанетта! Антуанетта!
Дом, расположенный в парижском пригороде, конечно, уступал по величине какому-нибудь замку, но это все же был дом, и довольно внушительный. К тому моменту, когда Галлен осмотрел все комнаты, ему окончательно стало ясно, что Антуанетта исчезла, причем исчезла бесследно.
Внизу в холле он столкнулся с Пино.
– Какого черта вы тут делаете? – напустился на фотографа хозяин дома.
– Я услышал в саду какой-то шум и пошел посмотреть, – объяснил Пино.
Галлен прислушался и, различив доносящиеся снаружи приглушенные крики, пулей вылетел в сад.
Пробежав несколько метров, он едва не врезался в женщину, которая лежала поперек дорожки, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, и все же при этом ухитрялась кричать.
– Антуанетта! – вскричал хозяин дома и принялся развязывать ее. – Кто они? Что они с вами сделали?
Охая и причитая, служанка рассказала, что вчера ее похитили какие-то люди, когда она пошла за провизией…
– Вчера? – вытаращил глаза Пино.
И они держали ее в каком-то запертом помещении, а потом привезли в карете сюда и уехали, а еще кто-то вышел из дома и сел в карету до того, как она уехала, и Антуанетте показалось, что это была женщина…
– Все ясно! – вскричал Галлен вне себя. – Это были не вы!
– Конечно, не я! – отозвалась служанка с обидой. – Я же говорю вам, меня похитили, и все из-за ваших пакостных делишек!
– Это не вы были в доме вчера вечером и сегодня! О, боже мой! – Галлен заломил руки. – Сейф… фотографии… миллионное дело! Такие дела случаются только раз в жизни… И все сорвалось!
– Послушайте, – начал Пино, оправившись от изумления. – Я, конечно, допускаю… Грим, и все такое… Хромоту можно изобразить, кособокость – допустим, какие-то накладки под одеждой… Но вы! Вы же видели настоящую Антуанетту каждый день! Как, как вы могли не заметить подмену?
– Да какого дьявола я должен был в нее вглядываться? – завопил Галлен. Его рыжеватые усы, и те стояли дыбом от ярости и разочарования. – Делать мне больше нечего!
Тут Антуанетта учуяла, что ее хотят оскорбить, и возмутилась:
– Ах так? Ну вы и подлец! Да я… Да я сейчас же пойду к префекту! Я ведь все про вас знаю, все знаю о том, чем вы занимаетесь… да как вы свои делишки обтяпываете… да кто вам помогает! Посмотрим, что с вами сделает префект и разные другие господа, которые давно хотели бы оторвать вам голову, да только у них самих духу на это не хватит, у них кишка тонка…
– Антуанетта, успокойтесь!
– Да не буду я успокаиваться! И о тебе, жердина, тоже все расскажу… Как ты в спальни пролезаешь и дырочки в стенах проверчиваешь… и как ты для последнего дела особый шкаф заказал, будто бы в подарок! Шкаф якобы с зеркалом, а на самом деле там не зеркало, а только кажется. А шкаф для того, чтобы тебе там прятаться и оттуда гадости всякие снимать…
– Антуанетта! Антуанетта! Умоляю вас… О боже мой! – С отчаянием на лице Пино обернулся к сообщнику: – Какого черта вы рассказали ей про шкаф? Удружили, нечего сказать!
– Я ничего ей не рассказывал! – оправдывался сконфуженный Галлен. – Мы при ней говорили… Я думал, она глухая…
– Я глухая? – взвизгнула старая ведьма. – Сам ты глухой! Да я и в семьдесят лет буду лучше выглядеть, чем ты в сорок! Моя бабка до ста трех годков дожила, в своем уме и твердой памяти, вот так-то!
Пока в саду шла эта колоритная перебранка, неприметного вида карета бойко катила по направлению к парижскому вокзалу, а лже-Антуанетта, сидевшая в карете, мало-помалу возвращала себе первозданный вид.
Она сняла седой парик, избавилась от фартука и подушечек, меняющих фигуру, после чего принялась стирать грим. Исчезли бородавки и морщины, пропали старческие пятна на руках, словно по волшебству распрямился крючковатый нос. Морщась, дама вытащила изо рта накладные челюсти, имитирующие старые желтые зубы, а также ватные тампоны, меняющие очертания лица, и набросила на себя приталенное пальто на шелковой подкладке.
Из зеркала на нее смотрела молодая, хорошенькая и чрезвычайно самоуверенная особа с белокурыми волосами и золотисто-карими глазами, в которых плясали задорные искорки. Вспомнив о проделке, которая только что блистательно ей удалась, плутовка не удержалась и послала своему отражению воздушный поцелуй.
Через несколько минут все та же молодая элегантная дама с небольшим чемоданчиком и муфтой в руках стояла возле кассы вокзала. И я со всей ответственностью заявляю, что если бы даже Пино и Галлену каким-то образом посчастливилось догнать мою героиню, они бы ни за что не признали старую уродливую служанку в этой очаровательной особе, явно принадлежащей к лучшему светскому обществу.
– Один билет на ближайший Северный экспресс, – сказала незнакомка. – До Петербурга, пожалуйста.
Глава вторая, в которой Амалия предлагает закрыть границу Российской империи, а потом ее ловят на слове
– Должен вам заметить, Амалия Константиновна, – сказал генерал Багратионов, – что вы чрезвычайно рисковали.