— Кто ведет дело? — продолжая разговор с Михаилом Михайловичем, спросил Дронго.
— Следователь прокуратуры. Но создали общую группу из сотрудников милиции и ФСБ. Возглавляет группу полковник Левитин из ФСБ. У нас ведь закрытый институт.
— Он уже полковник, — пробормотал Дронго, — тогда все понятно. Боюсь, что поиски убийцы затянутся надолго. Или еще хуже — они обвинят вашего охранника.
В этот момент в кабинет вошла супруга академика, которой помогала пожилая домработница. Они быстро поставили три чашки дымящегося чая, нарезанные ломтики бисквита, вазочки с вареньем на стол и молча вышли из кабинета. Здесь не было принято мешать хозяину во время его разговоров.
— Мне казалось, что вы могли бы оказать некоторую неформальную помощь, — объяснил Архипов.
— Попробую, — вздохнул Дронго, — раз уж я решил вас выслушать, то сначала необходимо поговорить с этим Левитиным. Хотя мне очень не хочется беседовать с ним. А он, как я подозреваю, тоже не горит желанием что-то мне рассказывать. Боюсь, Сергей Алексеевич, что это будет самое сложное в нашем расследовании. Мне никто не разрешит смотреть официальные материалы дела и, тем более, вмешиваться в расследование. Ни под каким видом. Думаю, что вы сами это прекрасно понимаете.
— Я мог бы поговорить с руководством ФСБ или прокуратуры, — предложил Архипов. — Мне казалось, что они примут вашу помощь с удовольствием. Возьмите чашку чая.
— Спасибо. Вы хорошо думаете о людях, Сергей Алексеевич. Кому приятно, когда появляется какой-то тип, который указывает вам на ваши ошибки да еще берется сделать за вас вашу работу. Я уж не говорю о том, что это просто юридически неправомерно. Нет, ни с кем говорить не нужно. Мне будет интересно все посмотреть самому. Может, мы сделаем все по-другому.
— Каким образом? — Академик даже не дотронулся до своей чашки.
— Вы можете принять меня на работу в институт. Скажем, помощником Михаила Михайловича. На некоторое время, за которое я смог бы разобраться с убийством в стенах вашего института.
— Это невозможно, — развел руками Архипов, — у нас режимный институт. Чтобы принять кого-то на работу, я обязан получить разрешение ФСБ. Конечно, если это не технический сотрудник.
— Уборщицу вы тоже оформляете с разрешения ФСБ?
— Но вы же не хотите, чтобы я вас брал уборщицей.
— В таком случае, каким образом арестованному охраннику удалось скрыть свою прежнюю судимость?
Архипов снова взглянул на Михаила Михайловича, приглашая ответить на этот вопрос.
— Он при браке взял фамилию жены. А по его собственной судимости не значилось, так как ее формально сняли. Да и проверка была не такой серьезной. Кто сейчас соглашается идти к нам на работу за такую зарплату. Он ведь нанимался обычным дежурным, а не научным сотрудником, имевшим доступ к секретной информации. Если у меня появится помощник, имеющий доступ во внутренние помещения, то мы обязаны получить согласие ФСБ.
— Ясно, — мрачно заметил Дронго, — а гости у вас бывают? Какие-нибудь ученые, приезжающие к вам в институт из схожих научных центров в самой стране?
— Бывают, но крайне редко. На один-два дня мы можем дать разрешение. Но это делается в исключительных случаях. Да и все равно мы должны информировать ФСБ.
— Вы сильно усложняете мою задачу, — сказал Дронго, обращаясь к Архипову, — я не смогу ничего решить.
— Понимаю. У меня была какая-то почти детская вера в ваши феноменальные способности. Мне казалось, что вы приедете и сразу во всем разберетесь. Извините меня, наверно, это было немного наивно, но такое страшное преступление в стенах нашего института очень сильно подействовало на меня.
— Сколько у вас работает людей в институте?
— Раньше было около восьмисот человек. Сейчас после сокращения примерно пятьсот семьдесят.
— Посторонний мог проникнуть на территорию института?
— Исключено, — впервые без разрешения шефа вмешался Михаил Михайлович, — абсолютно исключено.
— Какую судимость скрыл ваш Паша?
— Грабеж, — хмуро ответил Михаил Михайлович, — хотя ничего страшного не произошло. Мы проверяли, судимость с него была снята. По молодости совершил преступление, потом пошел в армию, судимость с него сняли. Он виноват только формально, в наших анкетах нужно указывать и снятую судимость.
— У него не было доступа во внутренние помещения?
— Нет, конечно.
— А почему он вошел в комнату, где была убитая?
— Он совершал обход, а дверь была открыта. Он не должен был входить, но он, видимо, приоткрыл дверь и увидел убитую. А потом испугался и сбежал. По-человечески его можно понять.
— Вот именно «по-человечески». А Левитин вряд ли мыслит этими категориями. Формально он прав. Скрывший свою прежнюю судимость охранник оставил отпечатки пальцев на двери, где находилась убитая сотрудница. И потом сбежал. Представляю, как бесился Левитин, когда они не могли найти исчезнувшего охранника. И как он торжествовал, когда они его арестовали. Нет, теперь он так просто не отдаст арестованного, пока не докажет, что тот виноват. Когда поступил на работу ваш охранник?
— Примерно полтора года назад.
— У него были враги?
— Нет, конечно. Он был хороший парень. Никаких замечаний, всегда чисто выбрит, всегда вовремя приходил на дежурство.
— А у покойной были враги?
— Нет. Я думаю, что нет, вернее, нам казалось, что нет.
— Перед убийством ничего необычного не происходило?
— В каком смысле?
— Может, появились особенно откровенные журналы или картинки?
— Да нет, наоборот, все как-то успокоилось, мы даже решили, что психопат унялся. А тут вдруг такое…
— Сергей Алексеевич, — вдруг сказал Дронго, — вы ведь меня пригласили не из-за жены этого Паши? Это всего лишь повод объяснить мой вызов. Вы ведь понимали, что жена и ребенок могут ничего не значить. У вас были причины более конкретные?
— Да, — смущенно сказал Архипов, — да, безусловно. Я полагал, что вы все равно поймете. Я не верю в маньяка в моем институте. Не верю в психопата. Я убежден, что эти журналы и эти картинки не имеют ничего общего с убийством, которое совершил посторонний субъект, неизвестно как проникший на территорию института.
При этих словах Михаил Михайлович нахмурился, но не решился спорить с директором. Только мрачно отвернулся.
— Я знаю своих людей, — продолжал Архипов. — Это не всегда уравновешенные, очень эмоциональные люди, среди которых есть немало талантливых ученых. У них могут быть срывы, разного рода истерики, проявление эмоций. Но психопатов-маньяков среди них нет. Я в этом уверен.
— Тогда кто же убил Хохлову?
— Не знаю. Я настаивал на версии, чужого. Среди ученых такого негодяя быть не может.
— В каком смысле — чужого?
— В любом случае это не человек науки.
Михаил Михайлович сидел не двигаясь. Очевидно, что упрек был брошен сотрудникам охраны. Но он не решился спорить с патроном.
— Тогда это Паша или кто-то из его товарищей — заметил Дронго.
— Я этого не говорил. Почему вы думает что у него были напарники?
— Я сказал товарищи, а не напарники.
— Какая разница? Почему вы так решили?
— Может, он действовал не один? Архипов посмотрел на своего заместителя, тяжело вздохнул и покачал головой:
— Это почти наверняка был не он.
— Но тогда кто?
— Не знаю. И не хочу гадать. Мне неприятно даже предположить, что я здороваюсь по утрам с этим мерзавцем. Поэтому я и прошу вашей помощи, Дронго. Вы представляете себе атмосферу в институте. Все друг друга подозревают, на всех мужчин смотрят подозрительно. В такой обстановке мы просто не можем работать.
— Журналы появились опять? — вдруг спокойно спросил Дронго.
Архипов вздрогнул и посмотрел на своего заместителя. Тот тоже не скрывал своего изумления.
— К-как вы догадались? — заикаясь, спросил академик.
— Вы сами сказали, что хотели обратиться за разрешением в ФСБ. Но вы этого не сделали. А без их разрешения вы не стали бы мне звонить, это очевидно для любого человека, который вас знает. Журналы появились опять, и поэтому вы убеждены, что ваш бывший охранник, даже скрывший судимость, не виноват, а убийца — кто-то другой. Я прав?
— Да, — вздохнул академик, — к сожалению, более чем правы. Вчера ночью у нас снова нашли какие-то скабрезные картинки. И я боюсь, что неизвестный маньяк снова Мог решиться на убийство. Хотя сам факт появления этой гадости в стенах института должен был окончательно закрыть вопрос о виновности нашего бывшего охранника.
— Левитин вам отказал? — понял Дронго.
— Он считает, что журналы подбросили специально, чтобы создать алиби арестованному, — угрюмо пояснил Михаил Михайлович, — мы его ни в чем не смогли убедить. Да и журналы были не очень… Обычный «Плейбой», ничего страшного… То есть не такие страшные. Мы нашли их в коридоре.