– Да сиди, сиди… я ей тут, в комнате, постелила – спит! А вечером-то у ней из носу кровь пошла… бывает.
Господи… Только этого еще не хватало!
Кровь!
– Ты уж один пока в сарайчике поспи…
– Так, может, врач?! Врача вызвать.
– Приходила уж фельдшарица. Сказала – покой. А давление у нее, жинки твоей, нормальное и температуры нет – это уж точно, век свободы не видать! Только что-то бледная вся лебедушка сделалась, как вот, полотно.
И все же, несмотря на недомогание, проснулась Хильда рано, зашла в сарай, пошатнулась, едва не упав. Родион подхватил жену на руки:
– Да что ж с тобой такое, милая?
– Сама не знаю, – голос девушки казался бесцветным и слабым. – Словно бы что-то сдавило грудь. И в глазах померкло. Я прилягу на солому, ладно?
– Иди лучше в дом… нет, я тебе отнесу.
– Пустое… Ты обо мне не беспокойся, милый. Ничего! И не через такие беды проходила.
Болото… Срочно проверить болото. Ведь наверняка можно, можно как-то уйти. Черт… еще и болезнь эта. Не было печали.
Болото. Ведь жрец Влекумер их как-то отправил… как теперь выяснилось – не туда. Но ведь отправил же! Волхвовал да заклинанье какое-то произносил… знать бы – какое? И что не спросил, не поинтересовался? Некогда было… Вот так всю жизнь – некогда! Живем себе, как трава растет, все вроде бы чем-то заняты, чем-то таким важным, без чего, кажется, и жить-то нельзя, а на поверку, если присмотреться, остановиться, оглянуться назад – все это якобы важное более таковым уже и не кажется, наоборот даже. То важно, чего когда-то и не замечали вовсе.
– Как вчера съездили? Запчасти привезли? – первое, что спросил Степаныч.
– Да привезли – едва в машину влезли. Надо было на грузовике ехать…
– И съездили бы, да сам знаешь каждый грузовик сейчас на счету. Ладно, хватит болтать, всем – в поле.
В поле, так в поле – куда же еще-то? Родиону нравилось, хоть и тяжело было – нет лучше и благородней труда, чем труд хлебороба! Это не в конторе бумажную пыль глотать.
На току народу прибавилось, не только девчонки, но и парни, подростки из местной школы, видать – на практику. Дела спорились, машины разгружали быстро.
– Эй, Радик, кваску холодного хочешь?
Это Валька все – девка разбитная, справная. Ишь, как глазом васильковым косит, а грудь, грудь-то под платьишком ситцевым так и ходит.
Тьфу ты… И куда только глаза смотрят?
О другом думать надобно.
Ближе к обеду Родион все ж таки улучил момент, подошел на весовой к Сереге:
– Слышь, Серый, номер-то как, отыскал?
– Да, извините-простите – фиг! – раздраженно отмахнулся приятель. – Вчера весь обед в сухомятку – на болотине этой чуть ли не брюхом проползал. Нету нигде номера – как корова языком. Видать, в трясину затянуло, теперь уж не сыщешь. А Степаныч, вишь ты, косится… ох, чую, грядет скоро расплата!
– Каким ты высоким штилем выражаться стал! Ничего, голову-то не срубят, не те времена.
– Это уж точно – не те! – Серега неожиданно повеселел и согласно тряхнул чубом.
– А я сегодня с тобой хотел на болотину съездить, помочь поискать.
– Да ну его, этот номер, к ляду!
– Ты же в самую-то трясину не заезжал… не мог он в трясину-то улететь, не на крыльях. Вместе-то искать веселее. А хлеба бы на току взяли, да сала.
– Да есть у меня и хлеб, и сало! И картошка найдется, и помидорчики… – Парень задумался и, махнув рукой, весело подмигнул. – А, ладно, Родька, поехали! И впрямь – вдвоем-то куда веселее.
Так и сделали, предупредив бригадира, вместо обеда рванули к болоту – по шоссе, потом по грунтовке, по перелеску.
Остановились, приткнули машинки рядом – ЗИС-5 к «газону».
Серега хлопнул дверью, усмехнулся:
– Видел бы нас кто со стороны, сказал бы – ну, точно горилку пить собралися. По-шоферски – дверь в дверь.
– Ла-адно… Ты по той сторонке иди, а я – по этой. В камышах повнимательнее смотри.
– Да смотрел уж.
Ничего интересного осмотр трясины не дал. Номер, конечно, не нашли – да и не могли бы. Родион когда еще его у Влекумера-жреца видел. Интересно, зачем волхву номер? На телегу себе приладить собрался, чтоб гаишники не оштрафовали? А зачем сороке или галке брильянты? Затем и жрецу номер – так просто, вещь непонятная, авось, на амулет потянет.
Нет, не ради номера Радик сюда приехал, но… ничего такого-этакого на болотине не было! Трясина, как трясина – даже сейчас, в жару, опасная, особо не высохшая и тянущаяся, наверное, на километр, а то и больше. А вокруг – лесостепь, ручей журчащий, овраги – в них травы в пояс нескошенные, деревца чахлые. Одно слово – неудобь, ни ягод, ни грибов нет.
– Ого – следы, глянь-ка! Мотоциклетные.
– Ха! Удивил – сюда многие заезжают – машины помыть.
– Серый, а ты говорил, тут вещи старинные находили?
– Да пацанва! Я и сам. Когда мелким был, сюда, на овраги, в войнушку играть захаживал. Ой, мать ругалась!
– А что такое?
– Ась?
– Спрашиваю, чего ругалась-то?
– Да больно уж далеко от станицы, да и трясина… сколько коров поглотила – и вспомнить страшно. Да и людей. У нас ведь тут того, пропадали.
– А новые не появлялись?
– Чего-чего?
– Ну, раз одни пропадали, то, может быть, вместо них другие объявлялись. Ну, чужие.
– Не-а, – усевшись на кочку, рассмеялся Серега. – Никаких других не было. Окромя вот, тебя с супругой. На, держи лук, сейчас сало отрежу… Ты давай, садись, хватит там шастать.
Родион тоже засмеялся: вдруг привиделся, как наяву, жрец Влекумер – страшный, морщинистый, с ожерельем из змеиных голов… и гаечным ключом на десять – номер у раззявы-шофера отвинчивал! Вот он, вредитель-то, вот он – двурушник и наймит! Одно слово – жрец, навий. Явно не социалистического настроя товарищ, нет! И куда только участковый смотрит? Да-а… а чем черт не шутит, может, Влекумер тоже пробирался сюда, в этот вот мир? Раз уж сумел их с Хильдой отправить. Кто знает? Может, и так? А раз так, то…
– Эй! Ты чего ржешь-то?
– Не обижайся. А сало у тебя вкусное, ум-м!
– Еще б! Матушка засаливала. Эх, хорошо сидим, Радька… еще б горилки! Ничо, вот страду закончим, я тебе скажу, у кого лучше горилку брать для проставы.
– Ага, вот вернется участковый, да скажет, что я – американский шпион.
– А ты что, американский язык знаешь?
– Американский?! Н-нет.
– Ну, вот. Какой же тогда ты шпион? А участкового не бойся, он то будет делать, что ему Кузьмич со Степанычем скажут. А ты у них пока в передовиках. Так и держись! Да и вообще, в колхозе у нас оставайся, не всегда тут такой аврал, бывает и весело. Увидишь еще. Ух, завалим с тобой в клуб на танцы… извините-простите!
– Водички ты не прихватил?
– Прихватил. Лови фляжку.
– Хороша… Серый, ты говорил, будто тут ребятишки играются?
– Да сейчас уже меньше – велосипеды у них теперь, в школе кружки всякие, в клуб кино каждую неделю привозят – зачем им сюда шляться? Теперь редко кто. А что ты спросил-то?
– Думаю, а может, кто из ребят номер твой отыскал?
– Хм… – Серега сдвинул на затылок кепку и покачал головой. – Не, это навряд ли. Нашли б, так на МТС приволокли… хотя могли и не приволочь, кто их знает? А ты, Радь, хорошую идею подал! Обязательно у пацанвы спрошу.
– Еще спроси – не видали ль они тут кого-нибудь? Номер-то твой могли и жестянщику сдать. Есть такие люди – собирают всякую дрянь.
– Знаю – старьевщики. До войны все в городах ходили, «ста-арье-берем!», а с войны – где их только нету. Эти – точно могли. Эх, коли так, плакал мой номер.
– Ничего, другой получишь… или этот можно восстановить.
– Да можно. Прости-извини, обидно только, когда тебя ни за что ни про что растяпой кличут!
Родион поспешно спрятал улыбку – да уж, действительно – «ни за что, ни про что».
– С Митькой Стрелой поговорю, я его сегодня у нас на току видел, – поднявшись на ноги, Серега выбросил мусор в кусты и тщательно вымыл руки в болотной – с темной торфяной водицей – луже.
– Что за Митька Стрела? – насторожился Радик.
– Да есть тут один… Тоже вот, года два назад все сюда, на болотину да в овраги хаживал – целая шобла у них была, в повстанцев играли. Так его тогда стрелой и пронзило, в руку, в предплечье – навылет. И, что интересно – стрела-то чужая, не наша. Лапиков всех пацанов к себе перетягал на дознание – молчали, как проклятые. Мол, извините-простите, дяденька участковый, а только не знаем мы, чья стрела, откель прилетела! Не мы стреляли – и все тут! Главное – и раненый-то, Митька, тоже ничего толком не смог показать. Так, с той поры Стрелой его и прозвали.
– Но ты у него спроси.
– Спрошу, конечно.
Митьку Стрелу Родион вызвал на беседу, проявив хитрость. Уже в конце рабочего дня подкатив на ток, заглушил двигатель, капот откинул – у ЗИСа движок с боковин открывался. Постоял, делая вид, что копается – сам же скинул ремень… обернулся – как раз с тока все к навесу шли, к лозунгам – итоги дня подводить, комсорг школьной бригады– как бишь его? – уже на картофельный ящик взобрался.