— Клянусь. Памятью твоей мамы, которая сделала для меня намного больше хорошего, чем ты. Во всяком случае, она бы мне доверяла.
— Ладно, — он глубоко вздохнул, подумал немного и стал рассказывать: — У меня неприятности. Большие неприятности. Я влетел на деньги. Хотел переоборудовать клинику. У меня своя клиника, ты знаешь? Так вот, я решил закупить очень дорогое оборудование для зубоврачебных кабинетов. Нашел в Москве поставщиков. Да, вспомнил, это Юлия их нашла. Она ездила в Москву, к подруге и познакомилась там с директрисой фирмы, которая поставляет медицинскую технику. Я сам съездил туда, выбрал, что мне надо, заключил договор. Деньги мне один коммерческий банк обещал. Я директору банка уже три года зубы лечу. Лечил то есть. А, кстати, это он и сказал тогда, что можно кредит получить. Вроде сам предложил. Потом этот банк оформил беспроцентный кредит, и я перечислил деньги в фирму. Они немного задерживались по дороге. Должны были идти три дня, а их на пятый день не было. Тем не менее оборудование из Москвы отправили. Проходит неделя. Эта дама, директриса, мне звонит и говорит: «Олег Георгиевич, а где же деньги?» Я отправляю по факсу платежку и интересуюсь, когда же придет оборудование? Она говорит, что поезд прибывает в Гродин завтра. Завтра я ничего не получаю и по сей день — ничего. Зато каждый день меня дергают по поводу денег. Я звонил в банк, выяснял. Но там мне сказали, что по их документам выходит, что я взял деньги наликом. В Москву я их не перечислял, платежка была липовая. Директор моего банка, Бесстужев Иннокентий Лаврентьич, снят с должности и отбыл в неизвестном направлении. Так что я теперь должен вдвойне — и фирме и банку!
— А оборудование ты не получил? — уточнила я.
— Ты не слушала меня? Не получил.
— Так это сговор, иди в милицию!
— Не могу, боюсь за Кирилла! — Олег схватился за голову, будто она резко заболела. — Я тут кофе пью, а он неизвестно где, неизвестно с кем!
Его голос срывался от боли. Я вспомнила эту его недолгую слабость, минутную панику сильного и смелого человека, хорошо представляющего себе реальную опасность. Мне стало его так жалко, что на глаза навернулись слезы. Как-то не думая, я подскочила с места и бросилась к нему. В порыве сочувствия, забыв всякий стыд, обняла его родную голову и прижала к своей груди. Он вздохнул как наплакавшийся ребенок и обхватил меня за талию. Я закрыла глаза. Сострадание уступило в моей душе место непрошеному наслаждению от прикосновения этих незабытых рук. Мое деревянное тело бессовестно возбуждалось и требовало свое. Не такое оно и деревянное оказалось. Пауза затягивалась, Олег не выпускал меня, и критическая масса непрошеных эмоций накапливалась. У меня снова дрожали и холодели руки, я боялась, что он сейчас это заметит. Когда стало совсем невозможно терпеть, резко отпрянула, вырвалась из теплого плена его объятий и отошла к окну.
Тут, очень кстати, зазвонил телефон. Я сняла трубку. Звонил Мишка. Вообще-то обычно он не звонил мне домой, не было такой традиции. В крайний случай — на мобильник.
— Алка, привет, это Михаил, — сказал он в своей обычной манере. — Ты чего дома?
Подчиняясь внезапно возникшему желанию поменьше откровенничать, пока ситуация не разрешилась, я ответила:
— Я заболела.
— Что случилось? — спросил он.
— Понос, — ответила я, не подумав, что говорю с посторонним мужчиной. — И сейчас мне надо в туалет!
— Ладно, ладно, иди. Только хотел спросить, с кем ты из офиса уходила?
— Зачем тебе? — моя настороженность усилилась.
— Просто у него был такой вид, будто он собирается убить тебя, расчленить и развести куски тела в разные части города!
— Ну что-то вроде этого, — начала врать я. — Понимаешь, это парень из «Круиза». Мы их прокинули, помнишь? Разместили наружную рекламу не там, где они просили. А это их директор, приехал разбираться. Орал жутко и повез меня на место преступления — туда, где их щит висит. Это из-за него у меня желудок расстроился. На нервной почве. Ой, не могу говорить, пока!
Я бросила трубку и повернулась к Олегу. Зря мы обнимались, теперь на душе скребут кошки. И даже не кошки, а львы раздирают мощными лапами с кривыми острыми когтями мое бедное сердце. Теперь я ясно видела, чувствовала, как открылся ящик Пандоры и из него полезли на божий свет полузадушенные мной маленькие монстры: обида с сотней завистливых к чужому счастью глаз, гнев, потрясающий бессильными ручонками, моя скрытая неполноценность, вся в уродливых язвах и гнойных струпьях. Следом за ними появилась и окровавленная фея по имени Любовь, все, к чему она прикасалась, начинало светиться неземным светом и цвести экзотическими цветами, а она сама шагу не могла ступить без обжигающей боли и слез.
Мой мужчина (неважно, что он женат на другой, я все равно принадлежала только ему!) сидел, опершись на стол, и держал в руках открытый бумажник. Там, в прозрачном карманчике находилось фото, на которое он неотрывно смотрел. Я подошла поближе.
— Это Кирилл, — сказал Олег и протянул мне бумажник. Я взяла его, но, взглянув на карточку, чуть не отшвырнула ее от себя.
На фотографии был не только Кирилл, но и его мама. Я никогда не видела Юлию, поэтому, когда первый порыв прошел, стала рассматривать ее с грязноватой жадностью. На снимке широко улыбалась, показывая идеально ровные зубы, привлекательная молодая черноглазая шатенка. Она горделиво демонстрировала в камеру свое чадо: крупного мальчика лет восьми. Наверное, фото было сделано пару лет назад, и с тех пор счастливый муж и отец носил его с собой. Сын Олега был невероятно на него похож. Те же глубоко посаженные серые глаза, нос с горбинкой, капризная верхняя губка. Я отдала бывшему мужу его сокровище.
— Ты не должен сейчас быть с женой? — спросила я.
— Она у матери. Всегда, когда трудно, она у матери.
— Поезжай к ее матери! Вы должны поддерживать друг друга, — так звучала фраза в каком-то американском боевике с похищением детей.
— Нет, я не выношу мамашу жены. Конченая истеричка. Мечется, заламывает руки, будто больше всех страдает. Все должны носиться с ней, как с писаной торбой! К тому же меня во всем и обвиняют. Дескать, вот, говорили тебе: не лезь в бизнес, добром не кончится! Не поеду туда. Можно я останусь у тебя? Если что, похитители позвонят мне на мобильный.
— У меня нет места для гостей. Иди домой.
Он поднял на меня тоскующие глаза:
— Алка, прошу. Ради мамы.
— Хватит меня шантажировать мамой! У тебя есть семья — вот и отправляйся в семью.
Я уже хотела только, чтобы он ушел. Мне надо было остаться одной, поплакать, успокоиться, может, выпить вина или принять снотворное. Или все сразу. Нет, я не спешила на свои похороны, просто хотела забыться ненадолго. Мои монстры разошлись вовсю, и их надо было усмирять, иначе труд десяти лет пойдет коту под хвост.
— Уходи, — попросила я. — Мне завтра рано вставать.
Он поднялся, убрал бумажник в карман куртки и направился к выходу. Глядя ему вслед, моя любовь стонала, но я-то сильная женщина, я и не такое выдержу!
У двери он оглянулся:
— Прости, что утром был таким грубым. И обозвал тебя! Прости, ладно? И за волосы схватил! Извини меня, — наконец созрел он. Помялся с секунду и спросил: — А у тебя нет каких-нибудь знакомых, которые сдавали бы квартиру на ночь? — его тон был безнадежным, но такие знакомые у меня были.
Через три минуты я набирала номер Карины. Она была дома и сняла трубку.
— Кара, ваша двухкомнатная еще свободна?
У них была своя, просторная, четырехкомнатная, в центре, но пустующую двушку, оставшуюся в наследство от бабушки Вагифа, они сдавали. Недавно последние жильцы съехали, и Карина просила меня помочь ей найти новых квартирантов.
— Аллуся, у тебя провал в памяти? Ты же вчера еще ключ взяла! — ответила подруга.
— Я не брала! Ты что-то путаешь!
— Ленка твоя позвонила вчера и сказала, что тебе нужна квартира для брата. Он не приехал?
— И не собирался! — Что же все-таки происходит?
— Ну, Вагиф ехал в город и завез тебе ключ на работу.
— Он мне лично его отдал?
— Ты что, пьяная была? Нет, у тебя было совещание, крик стоял жуткий, Вагиф испугался, что и ему достанется, и оставил ключ у Ленки. А что? — спохватилась Кара. — Кто же теперь в квартире? Воры? Но там и брать нечего!
— Карина, успокойся. Похоже, у меня неприятности. — Тут мой взгляд встретился со взглядом Олега. Он смотрел на меня широко открытыми, полными недоумения, подозрения и, как ни странно, надежды глазами.
— Что? — прошептал он. Я отрицательно помотала головой, продолжая говорить с растерявшейся Кариной.
— Кара, не звони туда, не ходи, не высовывайся! Ни в коем случае не звони в милицию. Все очень серьезно. На кону жизнь ребенка.
— Какого ребенка?
— Прости, потом объясню. Вагифу ничего не говори, а то у него поднимется давление. Все, пока.