Если после долгого затишья выбраться из каморки и резко хлопнуть ладонями, звук прозвучит, как выстрел, и будет слышно, как вверху, под самым потолком, взлетают птицы. Стекол ни в коридоре, ни в пустом зале нет, только решетка, поэтому они забираются сюда на ночь, пытаясь скрыться от дождя или морского ветра. Потолок такой высокий, что его нельзя рассмотреть, поэтому они остаются невидимками. Только звуки — шелест крыльев, легкий шорох отваливающейся от прутьев, на которых они сидели, ржавчины. Если играть на гитаре, каждая струна разрезает пласт холодного воздуха и оставляет серебристый след. Потом звук бродит между колоннами, поднимаясь в скопившийся под потолком мрак, — и склад выплевывает его прочь сквозь грязные прутья.
Однажды я закинулся чем-то, вернулся домой и начал играть. Мне привиделось, что каждая нота — это серебряная игла, которая втыкается мне в голову. Я смотрел в зеркало и видел подушечку для булавок, в которую превратилось лицо, — словно прически японок, только в плоть. Неплохо, но поверьте мне и никогда не покупайте наркотики у ушлого белобрысого малого в «Мезозое». Никогда.
— Отвратительно, — Гарри с трудом поднял голову, отвернулся, и его снова вытошнило.
Некоторое время он держался за меня, а потом отпустил, опершись на кирпичную стену и глубоко дыша.
— Но зато теперь мы сможем ловить код налету, сразу же, — кажется, он снова начал соображать.
— Мы еще не пробовали, — качнул головой я. — И на меня эта дрянь не действует.
— Да? — Гарри искренне удивился, уставившись покрасневшими глазами. — Ну, зато на меня она действует просто отлично.
Некоторое время мы помолчали, доковыляли до сваленных перед складом в незапамятные времена толстых труб, сели на них и смотрели на то, как дождь взбивает лужи в пену. Дорогу давно не ремонтировали, кое-где выросла невысокая травка. Гарри вытянул ноги в мокрых джинсах, облокотившись на сваленные в груду трубы, вынул сигарету, зажигалку и долго пытался прикурить. Сигарета промокла, он скомкал ее и выбросил. Вода стекала по волосам, носу, даже с ушей капала, попадая за ворот, но мы все равно промокли до нитки, поэтому торопиться смысла не было. Табак вывалился из разлома и рассыпался, сразу же темнея от дождя.
— Ты только погляди… — в голосе Гарри послышался привычный сарказм.
Я поднял глаза, прекратив созерцать потертые и поцарапанные носы ботинок, по которым струилась вода, и увидел девицу. Она прошла мимо нас, укрывшись за хлипким зонтиком, и я поразился, какие мускулистые у нее ноги. Юбка еле держалась на бедрах, крупная грудь выпирала из черного лифчика, на который была наброшена куртка; она немного задержалась, обдав нас взглядом усталых глаз, а потом припустила дальше, кажется, решив, что толку от нас никакого. В общем-то, она была права. Лет около сорока, не меньше, жидкие волосы собраны в хвост, глаза из-за дождя размазались. Мне она напомнила высохшее насекомое с ношей, роль которой выполняли чересчур большие груди.
Гарри о чем-то задумался, достал еще сигарету, но засунул ее обратно, чтобы не мочить. Пальцы плохо работали, с координацией движений у него так все и не наладилось, но ливень сосредоточивал, приводил в чувство.
— Как ты думаешь, мы сможем улететь на Марс или за пояс планет? — почему-то спросил я.
Гарри взглянул вслед уходящей женщине. Девица шагала размашисто, словно солдат.
— Для этого нужно слишком много кредитов и связи, чтобы выпустили из космопорта.
— Это не ответ. Можно сбежать нелегально.
Священник прищурился, вертя зажигалку в замерзших пальцах.
— Мне кажется, я все уже здесь видел. Возможно, познакомился не с каждой из стадий разложения, но представление составить успел. Я сыт этим, — я начал говорить из противоречия, но в процессе понял, что действительно был бы не прочь улететь.
Гарри потер лицо руками, стряхивая воду, натянул капюшон.
— По-моему, ты — жертва мифа об идеальной стране, которая находится где-то и когда-то. А опыт человеческой цивилизации показывает, что все места, где оставил свой след человек, стремительно становятся одинаковыми. Стоит только ему опуститься на землю какой-нибудь занюханной планеты, как вместе с вырвавшимся из шлюза воздухом атмосферу заражают высадившиеся с ним стереотипы. К тому же в других местах нам придется крутиться в десятки раз сильнее, чтобы потом оказаться в шахтах на астероидах.
Он уставился на меня щелочками глаз, ожидая ответа.
— Тогда мы могли бы отправиться туда, где людей еще нет, — не спешил соглашаться я.
— Ты забываешь, что как только мы вылезем из звездолета, люди там появятся.
Дождь постепенно утихал, но небо оставалось таким же серым. Со стороны верфи доносился отдаленный стук, девица уже скрылась.
— Проклятые спидеры, — Гарри встал, держась за трубу.
Я хотел только одного — выспаться. Добраться до своего матраса, содрать мокрые, прилипшие к телу штаны, воняющие грязью и химией, натянуть одеяло до самого подбородка и вырубиться. Лифт скрипел, медленно подползая к последнему этажу. Гарри сел на пол, облокотился на стену; вокруг него сразу же натекла лужа воды.
— Как-то нужно будет к этому привыкнуть, — пожаловался священник сам себе.
Снять мокрые шмотки он уже не мог, поэтому просто рухнул в углу, около батареи, подложив под голову комок нестиранной одежды. Я пнул его, но Гарри только ворчал, отпихиваясь, когда я предлагал поднапрячься и переодеться. За порядок я не волновался — все равно в каморке не было ничего кроме нескольких старых матрасов, рабочей станции, ящика с электроникой, гитары и пакетов с синтетической едой. Глотнув выдохшегося пива, я стащил ботинки, в которых хлюпала жижа, штаны, куртку, налипший ком рубашки и упал на матрас.
Когда я проснулся, Гарри спал в той же самой позе, только вытянул ногу, с которой сполз ботинок. Балахон упал на лицо, из-под темной ткани раздавался храп. Я отключил будильник на рабочей станции, посмотрев на время. По часам выходило, что я проспал весь день, так что стоило поторопиться, — Мэй не любила, когда я опаздывал, всегда устраивала скандал. Оставлять Гарри одного мне не хотелось, но он никак не реагировал на попытки его разбудить, сворачиваясь в клубок и злобно мыча.
— Свинья, — тряхнул головой я и вытащил кейс с электроникой, переступая через развалившегося священника.
После этого я оделся, зашнуровал ботинки, засунул за высокое голенище шокер, за пазуху куртки — пистолет и сразу почувствовал себя намного лучше. Хотя в этом районе редко можно встретить людей, мне не хотелось попасть в руки каким-нибудь торчкам. Мало ли, решили сменить маршрут. Я набросил на Гарри одеяло и вышел прочь.
Нездоровое розоватое небо посветлело, дождь прекратился, но складывалось ощущение, что его кто-то сдерживает из последних сил, а потом ливень вырвется на волю и хлынет вниз. Напряжение, жаждущее прорвать клетку облаков. Из порта доносились гудки и стук: роботы продолжали строить грандиозное судно, ползая по остову. Я пошел к ближайшей станции подземки, стараясь не особенно светиться, по переулкам и известным только местному народу переходам. Скоро появились инфоэкраны, на которых изящно зависала в воздухе Реи и фирменным жестом проклинал врагов D-Jesus. По всему Тиа-сити стоят камеры, так что, выбираясь ближе к цивилизации, я чувствовал, как мне в спину таращатся невидимые глаза, хотя, конечно, ничего конкретного, что я мог бы назвать оком, не замечал. Солнце собралось исчезнуть в тягучих, темных облаках, скопившихся у самого горизонта, и я припустил, огибая бронированные тачки.
— Эй, чувак! Устали глаза? Иди сюда, импланты не болят и не портятся, никаких проблем, даже если кто-нибудь засадит в тебя нож. Всего лишь небольшой ремонт — и ты снова можешь таращиться на сиськи Реи, сколько влезет, — мелкий, похоже, меня не узнал, пытаясь всучить товар. — А, это ты, Грайнд. Что-то ты на себя не похож. Никакой катаракты, никаких трат на дорогостоящие фильтры! Вы продадите свои несовершенные гляделки за круглую сумму, а взамен получите вечность!
Мелкий торговал тут с незапамятных времен. Еще с тех, когда искусственные глаза казались диковинкой. Он был прав: Тиа-сити загнивал, пытаясь спорить с природой и проигрывая, а уж для геймеров, которые часто теряли глаза из-за постоянного погружения в Сеть, неудачного удара на дуэли или сотни других причин, имплантанты были отличным выходом. Но юркий Мартин продавал собранную на коленках поделку, и это сразу выяснялось на визите к хирургу, который должен был их поставить. Я видел обанкротившихся дураков с дырами вместо глаз, которые бродили и пытались восстановить справедливость, пока не успокаивались в заброшенном переулке.
Около подземки накидывалась реклама — экраны, строки, голографические образы, каждый из которых манил что-нибудь купить. Большая часть звала подключиться к Среде, раскошелиться на лицензионный ключ, усовершенствованные датчики и, конечно, новую вилку для геймеров, выпущенную корпорацией. Сложная электроника, работающая с импульсами в мозгу. Я не доверял таким штучкам — наверняка умники из корпорации вставили туда гипнокод, как это уже было с несколькими играми. Рядом с колоннами, поддерживающими козырек станции, крутилась шушера, торгующая с рук. Неформалы собирали на крэк, гордо демонстрируя хитро шрамированные тела или проколотые железными штырями руки туристам, которые выходили из провала подземки, желая потаращиться на жизнь трущоб. Их сразу можно было отличать от других, как бы те не одевались.