— Да, сказал, — вновь вздохнул он. — Видишь ли, твои родители были очень разными людьми, такими разными, что я до сих пор удивляюсь, как они смогли прожить пятнадцать лет в любви и согласии. Твой отец был жизнерадостным человеком, легким в общении, у него было потрясающее чувство юмора и умение ладить с самыми разными людьми. Думаю, этот талант очень пригодился ему в семейной жизни.
— У мамы был несносный характер? — улыбнулась я.
— Я бы так не сказал, — очень серьезно ответил дядя Лева. — Дело в другом. Твоя мать жила в собственном мире, он был порождением семейных легенд, в которые она свято верила. Обычным людям несвойственно слишком много размышлять о природе зла, по крайней мере, до тех пор, пока они не столкнутся с ним нос к носу. Совсем другое дело твоя мать. В ее мире зло всегда было рядом, иногда приобретая самые невероятные формы. А она жила так, точно готовилась в любую минуту отразить очередную его атаку.
— Здорово смахивает на шизофрению, — заметила я.
— Если это и была шизофрения, то и она имела странную форму. Твоя мать выглядела абсолютно здоровым человеком, а я так до конца и не понял, во что она верила больше — в бога или дьявола, в добро или зло. До гибели ее сестры странности твоей матери особого беспокойства не вызывали, а вот после этого приобрели пугающий размах. Дьявол был для нее вполне материален. Твой отец даже к этому относился с юмором, как к обычной женской блажи, но я воспринял наш последний разговор с ней, вернее, ее слова, как бред сумасшедшей.
— О чем же был этот последний разговор?
— Разумеется, о дьяволе. О его, так сказать, воплощении. — Дядя Лева произнес это совершенно серьезно, чем меня, признаться, смутил.
— И что там с дьяволом? — усмехнулась я.
— Твоя мать не одобрила бы этой усмешки, — заметил он.
— Надеюсь, мама не была дьяволопоклонницей, сумасшедшей теткой, которая отправляется ночью на кладбище или варит таинственное зелье, бормоча заклинания?
— Нет-нет, напротив. Она вела с дьяволом постоянную борьбу. В отместку он являлся ей повсюду. Если домработница распускала глупые сплетни, это значило, что их ей нашептывал дьявол.
— Занятно, — кивнула я, хотя ничего занятного в этом не видела, по моему мнению, это ничуть не лучше тетки с жутким варевом.
— Не знаю, откуда она набралась этих идей, — пожал плечами дядя Лева. — Твой отец утверждал, что все дело в семейном предании, но это вызывало у меня большие сомнения. Какое, скажи на милость, предание, раз твоей бабке было восемь лет, а ее сестре четырнадцать, когда их вывезли из Испании? С моей точки зрения, ничего, кроме ужасов гражданской войны и гибели родителей, они помнить не могли. Я считал историю, которую слышал от твоей бабки, а потом и от матери, просто сказкой, придуманной несчастными сиротами, сродни тем, что дети рассказывают друг другу на ночь, пугая и других, и самих себя. И твоя мать рассказывала ее вам на ночь, как другие читают сказку о лисе и волке. Твой отец считал это нормальным, он говорил, что она это делает для того, чтобы вы не забывали о своих корнях, о славном роде, к которому принадлежали. На мой взгляд, она могла выбрать историю пооптимистичней, но он и с этим не соглашался, хотя в какой-то степени был прав. Думаю, эта легенда придавала далеко не уникальной в то жуткое время истории гибели семьи не просто трагическое, а прямо-таки вселенское звучание, позволяла чувствовать себя особенными, не такими, как все. Наверное, для двух девчонок из детского дома это было очень важно. Когда мы гостили в Испании, я как-то завел разговор о семейном предании с твоей теткой, и она очень сухо подтвердила, что это не просто легенда, а исторический факт. И добавила без особой охоты, что история рода довольно легко прослеживается аж до пятнадцатого века. На меня это произвело большое впечатление. Что касается истории моей семьи, единственное, в чем я уверен: моего прадеда звали Иван Корн, и был он стряпчим. А тут несколько веков… Я пробовал разговорить твою тетку, но это оказалось нелегко. Одно несомненно: история многовековой давности и та, что случилась в тридцатых годах прошлого столетия, тесно переплелись в сознании твоей матери, и она искренне считала, что на нее возложена некая миссия.
— Ты меня заинтриговал. Я знаю, что бабушку с сестрой вывезли в Союз, что родители их погибли…
— Да-да, — кивнул дядя Лева. — Твой прадед был довольно богатым и, безусловно, порядочным человеком, далеким от политики, в отличие от своего двоюродного брата, для которого гражданская война явилась возможностью свести старые счеты, а заодно набить карманы. Такие личности во все времена не редкость. Они жиреют на чужой крови и горе. Твоя прабабка имела несчастье предпочесть ему твоего прадеда, а твой прадед к тому же смог приумножить состояние, оставленное ему отцом. Его братец не мог простить ему ни того, ни другого. Однажды в их имении появились вооруженные люди, командовал которыми этот тип.
— Он убил собственного брата и его жену?
— Что тебя удивляет? В гражданскую войну такое не редкость. Он не просто убил. Этого ему показалось мало. Их пытали несколько часов. Детей, твою бабушку и ее сестру, из дома успела вывести служанка. Садовник, молодой парень, спрятал их в заброшенном колодце, они сидели в темноте и слышали, как кричит их мать, а на следующий день увидели труп отца, его повесили на воротах сада.
Я покачала головой, не находя слов. Да и что тут скажешь? Бедная бабушка, что ей пришлось пережить… Сколько раз она рассказывала эту историю своей дочери? Немудрено, что в маминой голове стали появляться странные мысли.
— Этот самый брат, с точки зрения моей бабки, а потом и мамы, был воплощением дьявола? Меня это не удивляет. Удивления достойно то, что две девочки смогли пережить весь этот ужас.
— Согласен. Спасенные в ту ночь девочки вовсе не оказались в безопасности, брат отца преследовал их с маниакальной жестокостью. Их прятали дальние родственники, иногда просто знакомые, многие из них поплатились за это жизнью. В конце концов они оказались в числе сирот, которых вывезли в Союз.
— И эту историю мама мне рассказывала вместо сказки на ночь? — недоверчиво поинтересовалась я.
— Другую. Но та немногим лучше. Она хотела, чтобы вы знали: дьявол существует, и он рядом.
— И как с ним бороться? Постом и молитвой?
— На этот вопрос ответить затрудняюсь. Я долгое время считал все это фантазиями, причем отнюдь не безобидными.
— А сейчас как считаешь? — удивилась я.
— Сейчас я думаю, у твоей бабки был повод говорить, что она столкнулась со злом во плоти или с дьяволом, называй как хочешь. Но я бы на ее месте постарался оградить дочь от всех этих ужасов. Может, это и неправильно, но для психики ребенка, безусловно, полезнее. Оттого история рода у меня энтузиазма не вызвала, и отсутствие вопросов с твоей стороны только радовало. Теперь ты в том возрасте, когда услышанное вряд ли всерьез может на тебя повлиять. Зло творят люди. Как ни грустно это признавать.
— Ты мне расскажешь о семейном предании многовековой давности? — улыбнулась я, но дядя Лева покачал головой:
— Хватит страшилок для одного вечера.
— Кешка издал свой роман, — сказала я с намерением сменить тему. — Не интересуешься?
— Ты же знаешь, я не читаю романов.
— Странное дело, но мне его читать тоже не хочется.
Дядя Лева внимательно посмотрел на меня, а я только развела руками.
— Старая дружба дала трещину? — все-таки спросил он.
— Наверное, меня раздражает, как беззастенчиво он использует Толика.
— Тебе не приходило в голову, что Толик виноват в этом ничуть не меньше?
— Приходило. Но Толика я могу понять, а вот Кешку…
— Не люблю читать нотации, но… не спеши осуждать друзей, так их можно потерять.
— Да, наверное. Сегодня Кешка ушел в большой обиде, а потом следил за нами. По крайней мере, со стороны это выглядело именно так.
— Не пойму, что тебя тревожит: его поведение или твое собственное отношение к старому приятелю.
— Скорее всего, и то и другое. Он меня ужасно раздражает, и я боюсь быть к нему несправедливой. Какой-то умник сказал: «Мы терпеть не можем тех, кого обидели».
— Чем же ты его обидела? — удивился дядя Лева.
— Не знаю. Но подозреваю, что так оно и есть.
— Ты умная девочка и непременно во всем разберешься.
— Звучит оптимистично, — усмехнулась я.
Я собиралась лечь спать, когда зазвонил телефон. Это была Настя. Голос подруги звучал удивленно:
— Ты дома?
— А где я должна быть, по-твоему?
— Честно? У меня было подозрение, что Мартин тебе позвонил и ты поддалась искушению.
— Ты слишком увлекаешься дамскими романами, — хихикнула я и передразнила: — «Поддалась искушению».
— Так и быть, скажу по-другому. Я была уверена, что Мартин попытается уложить тебя в постель, а тебе захочется проверить, хорош ли он.