В его кабинете долго еще горел свет. Александра тоже все никак не могла уснуть. «Зачем же мы вернулись? – думала она и чувствовала приступ легкой дурноты, как у нее всегда бывало от сильного волнения. Хотелось глотнуть свежего воздуха. – Зачем мы вернулись?»
У них с мужем не было друг от друга тайн. В первый месяц их совместной жизни граф то и дело задавал своей юной жене вопрос: не противен ли он ей?
– Нет, – отвечала она и ничуть не кривила при этом душой.
Она не чувствовала к своему мужу физического отвращения, но и не могла переступить ту грань, за которой огромное уважение, можно даже сказать почитание, уступает место безудержной страсти. Когда в вихре поцелуев, ливне жарких ласк тонут любые условности, а мужчина и женщина забывают все: и разницу в возрасте, и сословные предрассудки, и прошлое, если оно у них есть. Как это было у нее с Сержем, бездумно, безрассудно. И как, она была в этом уверена, не будет больше никогда.
Она любила мужа ровной, бестрепетной любовью. Да, есть и такая. Ей нравились его походка, голос, манеры истинного вельможи, которые даются только если человек с рождения живет в кругу избранных и какие невозможно приобрести ни учением, ни страстным желанием, ни огромными деньгами. Она чувствовала гордость, когда все прочие невольно перед графом заискивали, ловили его взгляд и каждое слово, которому и он прекрасно знал цену. Поэтому говорил неспешно, размеренно и всегда очень умно. Александра с удовольствием принимала знаки внимания мужа, ровно до того момента, когда приходило время идти в спальню. И тут на нее наваливался страх. Руки и ноги холодели, сердце начинало бешено стучать, она не могла собраться с мыслями. Голова была пустой, в груди, там, где сердце, тоже пусто. Пусто и печально. Потому что она не могла ответить на страсть мужа, она могла ее только принять. И тут уже не она, а он оказывался в подчиненном положении, что само по себе было неправильно. И каждое утро ей было от этого невыносимо стыдно.
Тем не менее, Александра называла это счастьем, потому что ее яростная страсть к Сержу Соболинскому измучила их обоих, и все закончилось трагедией. Эту ее любовь уж никак нельзя было назвать спокойной. Александра вспоминала о ней с болью и чувствовала себя при этом глубоко несчастной.
«Где он? Что с ним? Жив ли он?» Она старалась об этом не думать. Вести из России приходили часто, но писали в основном графу, у которого, как и у всех потомков древнего дворянского рода, было огромное количество родственников в Москве и Санкт-Петербурге. Казалось, вся знать обеих столиц находится с графом Ланиным в близких отношениях, нет ни единого дома, где он не смог бы счесться родней. Но о Соболинском граф не говорил жене ни слова, а она сочла бы за унижение о нем спросить. Самой же Александре писала только Жюли. Но и Жюли ни слова не писала о Серже. Как будто ничего и не было. Ни истории с алмазом, ни смерти Долли…
Алмаз… Это была единственная тайна Александры от мужа. Она повсюду возила его с собой, но никому не показывала. Даже сама старалась на него не смотреть. Но сейчас ей не спалось. Повинуясь какому-то слепому чувству, она встала с постели и нашла среди прочих вещей, пока еще не разобранных камеристкой Верой и не разложенных по своим местам, шкатулку с драгоценностями. Алмаз «Сто солнц в капле света» лежал там, на самом дне. В черном бархатном футляре, местами истертом, под грудой других украшений, гораздо менее красивых и ценных. Так она старалась его наказать, а заодно и спрятать.
Но сегодня ей невыносимо захотелось взглянуть на камень. В доме было тихо, граф что-то писал в своем кабинете, видимо это было для него крайне важно. Александра открыла шкатулку и нашла в ней футляр с алмазом. Камень удобно лег в ее ладонь, словно соскучился, и она почувствовала холод. По спине пробежал озноб. Она поднесла ладонь к свече, к самому пламени. И вдруг ей показалось, что камень порозовел! Да-да! Он словно ожил! Будто в сияющую бездну огромного алмаза упала капелька крови и отразилась всеми его гранями. Он вдруг сверкнул, словно подмигнул ей. Александра испугалась.
«Нет! Этого не может быть! Это мне только кажется!» Она поспешно сжала ладонь. С чего бы это алмазу порозоветь? Это все усталость, дальняя, утомительная дорога, неверный колеблющийся свет. Это все ее фантазии. Она поспешно убрала «Сто солнц» обратно в ларец и легла в постель.
Под дверью показалась полоска света: муж шел к ней. Как всегда, тревожно забилось сердце, она попыталась придумать, как бы сделать так, чтобы он понял ее любовь, но, как всегда, сбилась и потерялась. И уже хотелось, чтобы все это поскорее закончилось…
Разбудил ее странный и давно забытый звук: мычала корова. Александра подняла голову и удивленно посмотрела на мужа:
– Что это?
Небо за окном едва серело, время было раннее, и граф еще не вставал.
– Корова, – улыбнулся он.
– Но… откуда?
– Здесь, на Васильевском острове, многие семьи с маленькими детьми держат коров. Хотя у них есть определенные трудности: надо запасти на зиму корм, нанять скотницу, приискать место в коровнике. Но зато… Зато у нас сегодня к завтраку будет свежее масло и сливки! Таких ты, мой друг, давно уже не ела, уверяю тебя.
Александра счастливо улыбнулась. Подумать только: корова! Ощущение чего-то большого, теплого, сытного, пахнущего молоком. Ощущение дома.
– Я дома! – радостно сказала она. – Наконец-то я дома!
– Здесь, к сожалению, нет ванной комнаты, – вдруг нахмурился граф. – Дом маленький, не слишком приспособленный для жизни. Но нам какое-то время придется потерпеть.
– Ты так говоришь, Алексей Николаевич, будто я выросла во дворце, а не в деревне, в доме разорившегося помещика Иванцова, – лукаво улыбнулась Александра. – В своем детстве я и не такое видала!
– Но теперь ты моя жена, ты графиня Ланина. И ты должна жить в столице так, как подобает даме твоего положения и состояния. Я должен заняться этим как можно скорее…
Гофмейстерина императрицы Головина, или, как по-свойски называл ее граф, Аннета, приехала на следующий день, под покровом темноты. Она стремительно вошла в гостиную, высокая, как гренадер, и невыносимо смешная в своем желании окутать этот визит тайной. Казалось, в ней самой нет ничего тайного, хотя под подолом ее необъятной юбки мог бы спрятаться не один придворный секрет. Граф тоже понимал это, потому улыбнулся и поспешил навстречу кузине с раскрытыми объятиями. На вид Аннете было лет сорок, но могло быть и больше. На голове у нее красовался огромный чепец, обшитый широкой синей лентой, глаза были глубокие, карие, уголки их опущены, что выдавало ее возраст, нос прямой, с горбинкой, а губы бледные и узкие. Она производила впечатление дамы значительной и знала это.
– Ну, голубчик, покажи мне ее! – потребовала Головина. В ее голосе было нетерпение.
Александра сделала книксен, стараясь сдержать улыбку.
– Что ж, хороша, – сказала Аннета по-французски. – И очень хороша! Только что ж это за Иванцовы такие?
– Моя мать – урожденная княжна Михайлова-Замойская, – так же по-французски ответила Александра. С некоторых пор она уже не опасалась за свой французский язык. Благодаря ежедневным урокам и тому, что она больше года вращалась в высшем парижском обществе, тот был почти безупречен.
– Не те ли это князья, у которых дом на Тверской, и которые в родстве с Орефьевыми? – голос Аннеты слегка потеплел.
– Через Полин Михайлову, кузину моей покойной маман.
– Ах, вот как! Ну, так и мы, Головины, с Орефьевыми родня. Двоюродная племянница первой жены моего мужа, урожденная Саврасова, во втором своем браке замужем за Китаиным. А тот Орефьевым ближайший родственник. Его двоюродный брат женат на кузине Аркадия Михайловича Орефьева, Софи, – явно гордясь своей прекрасной памятью и отличным знанием дворянских родословных, сказала Аннета.
– Я рад, что все оказалось не так уж и безнадежно, – улыбнулся граф. – Позвольте предложить вам чаю, кузина?
Оттаявшая Аннета, подобрав подол огромной юбки, уселась на диван, бесцеремонно сказав хозяйке:
– Садись-ка рядом, душа моя. Буду тебя рассматривать. Вот уж не ожидала, что Алексис женится во второй раз! Да на такой хорошенькой, беленькой девочке! Что ж это? Любовь, а? Седина в бороду, бес в ребро, так что ли?
– И на старуху бывает проруха, – в тон ей ответил граф. – Каюсь, я совершил безрассудный поступок и теперь хотел бы все исправить.
– Жена не рукавица, – нахмурилась Аннета, – с белой ручки не стряхнешь.
– Какие новости при дворе? – поспешила перевести разговор, стараясь уйти от щекотливой темы, Александра.
– При дворе вовсю обсуждают последнее «васильковое чудачество» государя нашего, Николая Павловича, – оживилась Аннета.
– Как-как? – удивилась графиня.
– Вот уж точно: седина в бороду, бес в ребро! Тютчев как-то метко назвал милые шалости Николая Павловича «васильковыми чудачествами», да так оно и пошло. Что ж, он поэт, наш Федор Иванович, мастер слова. Он шутит, мы принимаем. После того как Александра Федоровна родила седьмого ребенка, доктора сказали, что следующие роды могут стать для императрицы последними. Государю пришлось с этим смириться, но его особое внимание к фрейлине Вареньке Нелидовой уже ни для кого не секрет. Ходят слухи, что теперь она беременна, хотя ничего еще не заметно.