Мэдж молча рассматривал потолок. Руки его недвижимо лежали на коленях, лицо было бескровным.
- Ты большой ученый и стратег, Обри, но столкнулся с извечно стоявшей перед такими, как ты, проблемой. Тебе сопротивляются свои же. Я не буду тебе мешать не из-за твоей теории, не из-за того, согласен я с тобой, или нет. Я не буду мешать тебе именно из-за этого. Как показал опыт, в большинстве случаев такой, как ты, побеждает, а я с детства не терплю схваток насмерть. Может, трус, а может, просто противно такое совмещение одних и тех же в себе. Лети, дерзай. Напоследок хочу поинтересоваться, просто так, для себя, я ведь тоже все-таки ученый. Ты действительно считаешь, что нам всем хватит вещества для броска в метагалактику?
Обри взглянул в окно.
- Я считаю, что хватит, галактика не совсем еще успела состариться, хотя из десяти в двадцатой степени звезд в ней десять в десятой степени уже белые карлики, что говорит об истощении энергоресурсом. Самое главное здесь не то, что осталось нам от природы. Самое главное - это наши собственные резервы. Объединив их, мы наверняка сможем свершить все задуманное. В конце концов мы ведь все - единая форма жизни перед лицом бездны, и у нас нет другого выхода, как объединиться и расти дальше.
Звезд за окном видно не было. Оно зловеще чернело в освещенной комнате. Обри встал и, усевшись за хитросплетенный вместе со стульями стол, достал из стенного углубления упаковки с едой. Мэдж сел напротив. Моментально самоотсервировавшийся стол предложил богатый выбор на любой вкус. Еда оказалась довольно вкусной и не такой однообразной, как на базах. Оба молчали, отвлеченно от всего о чем-то думая. Фонтанчик регулярно пульсировал, то падая струей до самого основания, то поднимаясь почти до половины высоты комнаты.
Рю оглянулся и задержался, рассматривая внезапную пульсацию фонтана.
- Странно, видимо, в связи с отключением жизнеобеспечивающих систем все на базе начало функционировать, подобно этому устройству, вырабатывая лишь оставшиеся после отключения ресурсы. - Рю отвел взгляд от фонтана и продолжил укладывать свои вещи.
- Проклятые исполнители, они так спешат, как будто уже через час наступит конец света. Это же надо до такого сойти с ума на пунктуальности, что, независимо от того, что ничего совершенно не случится, опоздай они все с исполнением, все равно пороть подобную горячку. Так скоро придется вообще в темноте на ощупь пробираться к месту отправления.
Рю понятия не имел о районе, в который идет весь поток эвакуации. Несмотря на многочисленные приглашения, еще когда только начали подбирать это место, он считал, что всегда успеет там побывать, если им вообще суждено там быть всем. Покинуть же старый добрый мир с так привычно светящимися ровным приятным светом звездами и скоплениями, с до мелочей изученными трассами и перифериями Рю никогда не торопился.
Это был его дом, он вырос в нем, в нем он учился жизни, постигал азы своего призвания, которое определил исключительно сам, не прибегая к помощи тестеров и прочей сверхрациональнейшей выдуманной ерунде, четко и безошибочно распределяющей кому куда и зачем. И он не ошибся. Его интуиция не подвела его в тот первый раз, не подводила и потом. А вот сейчас, когда, пожалуй, никто на свете не решился бы возражать столь гениально спланированной и четко осуществляемой акции, его интуиция молчала. Молчала прочно и безнадежно. Место нового обитания было как для него, Рю, так и для нее чем-то вроде пустого места.
- В сущности-то, так оно и было, но если посерьезнее и без философии, то, конечно же, там можно будет жить и работать, а главное, там будет безопасно. - Рю закончил укладку и, составив ее у выхода, подошел к экрану. Экран загорелся во всю стену, и перед взором Рю возникли тысячи условно обозначенных галактик, ядер и прочих, в бесконечном множестве наполняющих старый мир, объектов и нематериального содержимого. В комплексе все напоминало большое скопление, которое при изрядной доли фантазии можно было бы назвать похожим на шар. Правда, для этого пришлось бы кое-что округлить искусственно, но в общих чертах было действительно похоже.
Рю пристально вглядывался в изображение. Он покидал нечто большее, чем этот вселенский остров централизованно пульсирующего принципа и периодически повторяющегося цикла обновления. Он покидал свою колыбель, место, где вырос он и выросла его культура и форма. Место, которое научило их всех жить и бороться, побеждая. Частичку которого любой из них вынесет не только в виде материальных тел, которые из нее изготовлены, но и в виде самих себя, до мозга и костей, состоящих из всего этого. Ах, если бы они не были так слабы! Если бы были в силах предвидеть и предотвратить то, что должно было тут начаться вскоре? Они бы, пожалуй, никогда не покинули это место.
- Неужели наши способности так никогда и не выйдут за пределы лишь только предвиденья того, что что-то случится и это что-то нам сейчас не преодолеть, и все. Разве не сможем мы когда-нибудь заставить отступить перед собой все, что вообще есть в этой бездне. Наверное, сможем, но пока, пока надо убегать. Убегать, чтобы через миллиарды лет навестить обновленную и заново пригодную для обитания и функционирования эту систему.
Через миллиарды лет, тогда мы, вероятно, будем сильнее, но что такое сила и что такое вообще этот вопрос, кто кого. Бессмыслица одержимых и чванливых. Нет совсем никакого противоборства, да и быть не могло. Даже если взять примитивнейшую систему, ныне оправдываемую наукой и окружающими событиями и фактами, то островной принцип всего не покорим никогда, сколько бы мы не рвались и не постигали впереди.
Нет этой борьбы не потому, что пустота бесконечна и в самой ее основе непобедима, а просто потому, что она, эта бесконечная пустота, сама, как предусмотрительная мать, дала своим бешеным детям вечную возможность вечного роста без ограничений и условий. Она разрешает делать все, ибо это все нам как раз и надобно. Не для покорения и доказательства перед кем-то своего величия, а элементарно для обыкновенного роста. Ген бесконечного развития и прогресса гложет нас всегда и будет гнать нас вечно вперед и только вперед. Он заложен не кем-то посторонним, он заложен самой этой пустотой, которая не видит и смысла-то другого, как вечно и бесконечно предоставлять себя кому-то. Вечная гонка, точнее, ход, ибо гонка - это когда идешь не в своем, а во временно вынужденном темпе. Это же как раз и есть свой темп. Это темп все возрастающего плодородия. Освой мы следующую систему, еще одну и еще, покори мы опять очередной свой рубеж, теперь уже пространства суперсверхметагалактики, в конце этого может очень элементарно оказаться, что это была лишь малая часть той системы, которая входит во вторую функционирующую, так-то, и гармонично входящую в третью, со своим принципиально отличным механизмом. Но независимо от этого, определенное количество времени и под влиянием каких-то сил зависящей от четвертой. Четвертая же гигантская до немыслия и замыкает все предыдущие в себе по сверхнепонятному принципу. Но и это все мелочи. Ибо сама эта, четвертая, настолько всеобъемлюща, что и не осмыслить. Окажется, она есть не что иное, как крошечная частичка кое-чего большего, которое без всякого сомнения пойдет в своем разрастании по подобному же кругу развития. Нет, не борьба и соперничество - смысл нашей жизни и существования, а сам наш рост и развитие. Цель есть само то, что уже есть и работает. Ну, а если нам так уж оказался нужен именно этот идеал и эта выдумка? Что ж, значит, это - то самое знамя веры, в котором мы, видимо, действительно нуждаемся в нашем вечном пути. И не стоит огорчаться, если цель оказалось не той, что представлялась ранее. Это ведь такой же вечный процесс, смена целей и идеалов, как и все развивающееся и растущее.
Рю выключил экран-стену и остановился в последней в этом мире паузе-ожидании. Он собирался со всем. С мыслями, с решимостью перемены, с ностальгией, терзавшей уже сейчас, когда он еще не успел уйти отсюда. Впереди был путь в никуда, в их и его цель, к которой они стремились и будут стремиться. Новая ступень лестницы величия вечного. Новых дерзаний и открытий, новой борьбы во имя движения к тому, с чем бороться и не надо. Ведь эта борьба борьбой на самом деле не является. Это лишь цена, которую надо заплатить за право прохода дальше. Куда? Это неизвестно никому и не будет известно никогда. Великая тайна. Вечный стимул пытающихся познать и освоить, покорить и использовать на благо. Рю взял вещи и вышел из помещения, в котором осталось все его прошлое. Впереди же было новое, зовущее и манящее. Он шел уверенно, ни одна его жилка не дрогнула, ни один нерв не шелохнулся. Он шел вперед.
1988 г.