Таежный спрут - Зверев Сергей Иванович

Сергей Зверев Таежный спрут

Красилина Д.А.

Безумный день – и никакой женитьбы. Сплошная акробатика. Чертовски неудобная поза – ноги сверху и где-то сзади, подбородок в торфяной жиже, руки в стороны. В голове карусель – пони бегают по кругу. И куда ж я провалилась? Я попробовала подтянуть ноги, но посыпались камни, а вверху опять разгорелись страсти: топот, стрельба, кто-то дико заверещал над обрывом – пришлось замереть и начать вялый аутотренинг.

Предупреждали умные люди: кругосветное путешествие, Диночка, обойдется гораздо дешевле, если совершишь его мысленно. А тебя опять понесло в страну пепелищ да всеобщего равенства перед богом. Как будто не знала, чем кончится.

Какой-то дикообраз впился в правую голень и стал ее нещадно терзать. Судорога поползла по ноге, неумолимо приближаясь к бедренной кости. Пришлось перевернуться и тряхнуть ногой. Что и повлекло новую осыпь, которая очень некстати меня подхватила и понесла дальше по откосу. А что внизу? Трясина, обрыв, вепри? Ночь на дворе, не видно ни зги. Да еще этот парень с автоматом, которому я подставила подножку. Он пытался меня сцапать, я увернулась, вытянула ногу, ну он и полетел с богом. А я за ним – с одной мыслью в голове: у тебя, дорогая, теперь такая насыщенная жизнь… Видеть его не хочу.

Но помнить надо. Где он теперь? В расщелину скатился? И подниматься не торопится. Я затормозила, уцепившись за какую-то ветку, скрючилась улиткой и снова застыла. Прошло минут пять. Судорога рассосалась. Крики над обрывом постепенно затихали, и парень, загремевший с моей легкой ноги, не подавал признаков жизни. Можно подниматься. Нет, я, конечно, не против полежать немного в земле (пора и привыкать, скоро сорок, не девочка), но опять же – немного и, как бы это выразиться, – под настроение.

Паршивое занятие – тонуть в страхе. Я осторожно поднялась на колени. И что мы имеем в этой глуши? На голове колтун, сумку потеряла, ребра болят. Я находилась на склоне ущелья, поросшего густым лесом. Небо подмигивало яркими выпуклыми звездами. Под обрывом, куда я благополучно сверзилась, грудились кусты – через них я и пыталась проехаться на пузе. Остальное пространство поросло деревьями – слева, справа… Та же картинка и напротив, на соседнем склоне – сплошная масса леса, уходящая к далекой круче гигантского, какого-то нереального в своей масштабности каньона. (Подобную картину, снятую при дневном свете, я наблюдала на развороте журнала «Нэшнл джиогрэфик». Если память не изменяет, там речь шла об ущелье Такома в штате Вашингтон, а не о Восточной Сибири.)

А что подо мной? Метрах в сорока, сквозь бреши в кустах, виднелись каменные завалы, но что под ними – распадок? Река? Болото? Обвальный спуск в новую бездну?

До меня еще не дошел весь ужас положения. Я была взвинчена. Нападение на пассажиров «вертушки», демоны в черном, хватающие людей, падение с обрыва… Но голова отчасти работала, соображала, подсказывая, что пора отсюда сматываться. Как была на четвереньках, отползла в сторону и, виляя между низкорослыми, плотно растущими кустами, очень быстро сменила позицию. Теперь над головой маячил не обрыв, а кромка леса. Стало еще страшнее, и под ложечкой тоскливо заныло. Густая ночь и полное неведение местности (в том числе ее фауны), черные демоны с автоматами…

Джинсовая курточка, предусмотрительно надетая еще в Иркутске, практически не грела. Дневная жара в этих краях не влияет на ночную температуру: ночки прохладные. Не колотун, как в межсезонье, но все равно неприятно. Я побродила по опушке, то и дело натыкаясь на торчащие из земли валежины, потом села, навострив уши, и попыталась сосредоточиться. Никаких звуков со стороны вертолетной площадки. Подняться наверх? Представив перспективу новой встречи с черными парнями (они на моих глазах пристрелили обоих пилотов!), я вздрогнула и неправильно перекрестилась. Натаскав сухих еловых лап, улеглась и постаралась занять как можно меньше места. Если лучшее тепло – тепло человеческого тела, то почему нельзя согреться от самой себя?

Но озноб не унимался, мелкие иглы щипали кожу. Всем известно – каждая вещь должна лежать на своем месте. Книга – на полке, муж – на диване, Дина Александровна Красилина – либо в гамаке в яблоневом садике близ Старо Гряцо (в Южной Чехии), либо на кушетке под теплыми руками массажиста Даниэля Гунчека.

Но только не в тайге. Во сырой земле, средь жужжания комаров, врагов и чувства безысходности – Дина Александровна Красилина лежать НЕ ДОЛЖНА.

Належалась, поди. Набегалась. Вся жизнь моя пронеслась перед глазами. Неужто умираю – вижу жизнь свою?.. Какое мне дело, что таинственная организация под названием Орден, руководимая кучкой продвинутых граждан, именующих себя Капитулом, затащила страну в болото? Терроризирует остальной мир хитроумным препаратом на основе психостимулятора и синтетической дури со свойствами галлюциногена? Какое мне дело, что их разделала в пух и прах маломощная лавочка под названием «Бастион»? Принадлежность к последней меня нисколько не радует. Лучше бы этого не было. Ни изматывающей тоски по пропавшему Туманову, ни жизни без радостей, ни воспоминаний, в которых так просто захлебнуться… База подготовки мозговой атаки на сограждан – и побег на пару через прелести тайги. Подобравший меня с Тумановым «Бастион» – и работа на благо Родины, от которой тошнит. Вялотекущий переворот, когда страну в очередной раз надули; зверства «патриотов» и их зомбированных «послушников». Тоскливая эмиграция в смиренной Чехии – до того момента, пока не вышла статья с моим попаданием в десятку: Россия скармливает миру пакостное зелье! Жиреющий мир теряет последние мозги! И с этого дня эмиграция отнюдь не тоскливая: череда покушений на мою дражайшую жизнь – взрывы, пальба, засады… Спасибо Андрею Васильевичу – посланцу «Бастиона» – вытащил меня из пекла. Кому сейчас интересно, ЧЬЯ каторжная работа помогла перечислить поименно членов Капитула? Кто помнит о переговорах Ордена с представителями Европарламента и о том, КТО загнал в угол двух компетентных чинуш, сидящих на информации? ЧТО позволило рассекретить группу Казанцева-Беляева, перебить их к чертовой матери и в итоге свалить засидевшийся у власти Национал-патриотический фронт? Благодарности и то не зачитали! Подставили, как всегда, под пули, и кабы Андрей Васильевич не закрыл меня грудью, то все бы и закончилось. Зачем он это сделал? Не лежала бы сейчас во сырой земле в тысяче верст от ближайших цивилизованных мест…

Последовавшая за прозрением беззвучная истерика – с глотанием слез и катанием по лапнику – позволила мне чуточку согреться.

Андрей Васильевич застрелился на втором месяце нашей «счастливой» совместной жизни – прямо в инвалидном кресле, на мансарде уютного домика под Старо Гряцо. Он выбрал удобный момент – Антошка с пани Эммой (благообразной тетечкой, подсунутой нам в качестве гувернантки) уехал в Лядно, а я ушла за покупками. Когда вернулась, он сидел перед телевизором, укрытый пледом, на коленях покоилась фотография Алёны в коралловом переплете, на полу – коротышка «браунинг», а красивые уста Андрея Васильевича украшала грустная и немного ироничная улыбка. «Не сердись, крошка, – написал он в предсмертной записке каллиграфическим почерком (ненавижу, когда меня называют крошкой), – ты сама понимаешь, это прекрасный выход для нас обоих. Зачем тебе обуза? Зачем мне жизнь в четырех стенах? Согласись…» Он был весьма сведущим человеком. И не мог не знать, к какому выводу пришел консилиум эскулапов хирургического отделения местной больницы: полная парализация нижней части туловища с возможными осложнениями в верхней. Вот и торопился Андрей Васильевич – покуда рука держала револьвер…

Какое нужно иметь мужество оставаться хрупкой бабой! Я взяла себя в руки, позвонила на мобильник Эмме с наказом увезти Антошку как можно дальше и ничего не говорить, вызвала полицию, «Скорую», закрыла говорилку и только после этого упала на кровать, чтобы забиться в истерике… Никто из «Бастиона» не прибыл на похороны. Всё прошло тихо, под шелест кладбищенских осинок. На церемонии присутствовали рано повзрослевший Антошка, я, поп Густав из местного прихода да пара каких-то кумушек с соседней улицы. На следующей неделе я продолжала носить траур. В черном одеянии, выгодно подчеркивающем вдовью изможденность, я ворвалась в одну из квартир над кабачком «Лангусты и омары» на Староместской площади в Праге. Там проживал некто Варягин, деятель от «Бастиона», глаза б мои его не видели. «Как вы меня нашли?» – он пребывал в замешательстве. Кутался в халат и старательно отводил глаза. «По запаху, – процедила я, – здесь пахнет предательством и совершенным наплевательством на судьбы своих товарищей. И не просто пахнет – воняет за версту». «Проходите, пани Шмидт», – Варягин с тоскливым вздохом посторонился. «И пройду!» – рявкнула я… Разумеется, беседа прошла на повышенных тонах. На другой день, как особа пробивная и имеющая некоторые заслуги перед «Бастионом», я была допущена под заплывающие поволокой очи шефа Пражского бюро. Старик также сидел в инвалидном кресле, на коленях его покоился дорогой плед, но, в отличие от Андрея Васильевича, он был жив. Я бы предпочла поменять их местами.