Панси медленно набрала в грудь воздуха, выдохнула, убеждаясь, что способна говорить ровно.
— Если тебе не с кем сбросить напряжение, можешь пойти и присоединиться к ним, — холодно сказала она, спокойно отстраняя его руки. — Тронешь меня еще раз, Поттер — убью. Я вам не Лавгуд.
И, не оглядываясь, молча обогнула его и зашагала к лестнице — наверх, в свою спальню.
Еще одна картинка.
Луна моргнула и ошеломленно уставилась в непроницаемое лицо Паркинсон.
— А… почему? — не удержалась она от вопроса.
Глаза Панси нехорошо прищурились, будто она услышала сейчас именно то, чего ожидала — но до последнего надеялась этого избежать.
— Потому что от меня будет больше толку, — сквозь зубы отчеканила она. — Грэйнджер — это еще одни неплохие мозги, которые, да будет тебе известно, в данный момент мне совершенно не помешают. Вот только ты ими воспользоваться все равно не способна. Так что — пойду я, и это не обсуждается.
Луна растерянно смотрела на нее — и молчала. Она просто не находила слов. Что за докси могли вселиться в вечно рассудительную Паркинсон? В слизеринку, всегда понимавшую ее лучше всех?
— Привет Поттеру, — отрывисто бросила Панси.
И, выдержав взгляд, быстрым шагом вышла из комнаты. Дверь звонко захлопнулась за ее спиной.
Луна сжала зубы и, застонав, рухнула на кровать.
Вот что она должна была сделать, в конце концов? Не переселяться к Гарри? Вообще к нему не ходить, оставить одного? Он и так на взводе — что, и дальше надо было провоцировать? Все же хотели, чтобы психованный Поттер, наконец, успокоился. И все поддержали идею, что идти «налаживать контакт» должна именно Лавгуд — у кого еще безрассудства хватит. Панси-то с Драко Гарри бы, наверное, с порога пришиб…
И вообще — кто во всем виноват? По чьей милости они уже который день торчат в Хогвартсе на совиных правах, кому говорить спасибо за то, что им снова приходится прятаться? Да еще и на таких идиотских условиях? Паркинсон и Малфою.
Одной — за то, что не удосужилась как следует вправить Джерри мозги, чтобы вел себя поестественней, другому — за то, что так и не осмелился заикнуться Поттеру, что выбирался за его спиной проведать собственного наставника.
Впрочем, если отбросить обиду и не кривить душой, то уж кого-кого, а Панси Луна понимала прекрасно. Слизеринка и так сделала все, что могла — и даже больше, безошибочно сумев вычислить среди множества незнакомых магов того, кто найдет общий язык с Поттером. Джерри и вправду оказался неглуп — и просто неудержимо обаятелен. Луна помнила, как сама расплывалась в улыбке каждый раз, едва видела в камине его вечно смущенную физиономию, помнила, как смотрит на него Гарри — и как едва заметно оттаивает при этом его вечно настороженный взгляд.
Джерри невозможно было не любить. Ему просто не получалось не доверять — и заслуга одной только Панси в том, что, вероятно, вся их затея выгорит. И никто — уж точно не Гарри — не поблагодарит ее, по крайней мере, сейчас, за то, что только ее мозги смогли придумать, как создать перевес в этой чертовой бойне. Как получить надежду выкарабкаться, не подставив себя.
Паркинсон тяжело, это ж и нюхлеру понятно, с тоской думала Луна. Именно теперь, когда все мы остались без собственного угла, когда оказались вынужденными положиться на слово МакГонагалл — дамы, которая нарушит его, не задумываясь, как только сможет убедить себя, что так будет лучше для всех. Именно теперь, когда Панси, в отличие от нас, впервые поняла, что это такое — жить, когда тебя преследует аврорат. Когда все зависит от состояния Гарри — и единственная, кто пока может пробиться к нему, это чокнутая Лавгуд. А, значит, у Панси не остается выбора, кроме как — жить рядом с Малфоем.
Луна вздохнула и машинально свернулась калачиком. Когда-то ей показалось, что они не уживутся никогда — но Паркинсон снова ее удивила. Неуравновешенность сменилась спокойной язвительностью, претензии — четкой, обоснованной логикой, и их отношения с Драко уже почти можно было назвать сотрудничеством. Почти — если не считать тех редких моментов, когда Малфой прикасался к Луне. Панси почему-то это просто бесило — вся ее рассудительность тут же превращалась в сдержанную, хорошо скрываемую ярость, будто Драко не обнимал свою девушку, а намеренно причинял ей боль.
Мысль заставила на мгновение позабыть, что время от времени необходимо дышать, Луна застыла, глядя куда-то в пространство — а что, если и Гарри ей неприятен тоже? Что, если Панси считает, что быть рядом с Гарри для меня так же неправильно? Может, поэтому она такая — будто у нее едва хватает сил, чтобы не закричать?
А, может, она все еще не смирилась с тем, что теперь ей приходится спать в обнимку с Малфоем — и тот видит ее сны, слышит ее страхи, тогда как она сама перед ним практически беззащитна…
Панси гордая, невольно усмехнулась Луна. Все же, много у них с Драко общего — Слизерин из прошлого так просто не вычеркнешь… как бы им этого порой ни хотелось. И оба, когда им кажется, что их гордость опять под угрозой, стремятся отталкивать от себя всех вокруг. Может, им просто там, в Слизерине этом, с детства внушают, что выжить вообще реально только в одиночку?
Обида слегка отпустила. Все скоро закончится, повторила себе Луна. Джерри разберется с магами, Снейп ему даже, наверное, поможет… мы подготовим листок… Терри и Деннис добьют министерские архивы… Гермиона с Панси высчитают координаты последующих нападений, газета выйдет, и мы расскажем Гарри все — и тогда все закончится.
Весь этот ужас. И Панси перестанет так нервничать… и срываться на меня, и убегать…
Луна всхлипнула, вжимаясь лицом в подушку. Даже если так лучше для дела, даже если так быстрее идет работа — ну почему? Почему она уходит от меня — вот так? Так демонстративно, так зло, с такой неприязнью? Ведь все же было почти хорошо…
Этот проклятый замок… Мы все здесь понемногу уже сходим с ума. Чертов Хогвартс…
* * *
— Привет, — сумрачно произнесла Панси.
Гермиона остолбенела, цепляясь за распахнутую дверь. Это что, галлюцинация? — говорил ее взгляд. Снова?..
Паркинсон отодвинула девушку и непринужденно вошла в комнату.
— Давно не виделись, Грэйнджер, — равнодушно сказала она, падая в кресло у камина и вытягивая ноги. — Неплохо выглядишь.
Гермиона судорожно втянула носом воздух и, поколебавшись и явно не найдя подходящих слов, с силой захлопнула дверь.
Человек, мрачно подумала Панси, исподлобья рассматривая девушку. Не может причину гнева словами сформулировать — значит, обязательно дверью от всей души шандарахнет… Понятно, у людей же всегда так — то вещи, то другие люди во всем виноваты. Кто угодно, но не они сами.
Такое ощущение, что и живет, и решения принимает за них тоже постоянно кто-то другой. Вот только огребаются, бедные, почему-то самостоятельно в итоге… Прямо пожалела бы. Если бы сама была человеком.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала она вслух.
Грэйнджер заколебалась. Мерлин, да она же напугана, дошло вдруг до Панси. Так напугана, что едва лицо сохраняет…
— Это была я, — уже мягче и тише добавила Паркинсон. — Там. В больнице. Ты все правильно помнишь.
Гермиона молчала — она как-то сразу вся вдруг напряглась и остекленела, то ли ожидая удара — то ли уже пытаясь его пережить. Панси сжала зубы и мысленно застонала — черт, да ведь Грэйнджер и впрямь не понимает, что с ней произошло! А уж колдомедики рассказали многое, наверняка… Достаточно, чтобы стало страшно.
— Лавгуд попросила меня проверить, что ты помнишь о нападении, — ровно проговорила она. — Ты умирала, и мы боялись остаться без информации, так что — я отправилась к тебе. Я — плохой маг, Грэйнджер, даже просто пробиться в твою голову не смогла… Зато вот нечаянно научить тебя видеть и говорить получилось.
— Ты — маг?! — неверяще выпалила Гермиона.
Не отшатнулась, невольно отметила Панси. Хотя — ч-черт, конечно, чего ей отшатываться…
Желание быть вежливой от этой мысли почему-то испарилось в одно мгновение, оставив после себя мутный и тяжелый осадок напряженной, сдавливающей грудь неприязни.
Я пришла сюда по делу, через силу напомнила себе Панси. И все личное сейчас — к Мерлину.
— Да, — устало сказала она вслух. — Я — стихийный маг. И это я вытащила тебя из комы, хотя, честно говоря, официально полагается, что маги не способны к целительству.
— Официально про вас много чего полагается… — хмыкнула Гермиона.
Воспоминание о Малфое, лежащем на ковре бесчувственном Гарри и огромном ожоге на его груди полыхнуло в ней так ярко, что Панси едва сдержалась, чтобы не поморщиться. От удивления, конечно. Грэйнджер-то, оказывается, громко думать умеет…
— Как ты сюда попала? — спросила Гермиона.
Теперь она просто нервничала.
— Пришла, — пожала плечами Панси. — Грэйнджер, мы живем здесь, если ты не знала. Все четверо.