Клиффорд Саймак СИЛЬНОДЕЙСТВУЮЩЕЕ СРЕДСТВО
Утром должна начаться Операция Келли. В этом что-то есть, правда? Недаром же ее назвали именем Келли!
Он сидел в старом кресле-качалке на просевшем крыльце и снова и снова пробовал эти слова языком, но вкус их уже не был столь резок и сладок, как в тот раз, когда известнейший лондонский врач выступил в ООН с предложением назвать ее именем Келли, и никак иначе. Хотя, если подумать, в этом была изрядная доля случайности. Вовсе не обязательно "Келли". Это мог быть любой с буквами д.м. (доктор медицины) перед именем. Это мог быть Коэн, или Джонсон, или Радзанович — любой из врачей мира.
Он слегка покачивался в скрипящем кресле, и доски крыльца тоже поскрипывали в лад, и в сгущающемся сумраке слышались голоса игравших детей, которые пытались задержать последние драгоценные минуты уходящего дня, прежде чем их позовут ужинать и спать.
В прохладном воздухе чувствовался запах сирени, и в углу сада он мог различить белые гроздья рано расцветающего свадебного венца — того самого, что Марта Андерсон посадила для него и Джанет много лет назад, когда они только поселились в этом доме.
По тропке прошел сосед, в темноте было не видно, кто это, но тот сам окликнул:
— Добрый вечер, док!
— Добрый вечер, Хирам, — ответил старый доктор Келли, узнав его по голосу.
Сосед прошел дальше. Келли продолжал качаться, сложив руки на животе. Из дома доносился звон: Джанет на кухне убирала посуду после ужина. Немного погодя она выйдет и сядет с ним рядом, и они будут говорить, негромко и спокойно, как подобает старой любящей паре. Хотя вообще-то он не имеет никакого права оставаться здесь. В кабинете на столе ждет медицинский журнал, он должен прочесть его. Так много лекарств в наши дни, нужно следить за ними, хотя теперь вряд ли в этом есть толк. Наверно, в будущем мало кто будет нуждаться в лекарствах.
Хотя врачи будут нужны всегда. Всегда будут существовать глупцы, разбивающие машины и стреляющие друг в друга, падающие с деревьев и засаживающие рыболовные крючки в руки. И всегда будут дети.
Он мягко раскачивался взад и вперед и думал о детях, которые вырастают, становятся мужчинами и женщинами и тоже имеют детей. Думал о Марте Андерсон, самой близкой подруге Джанет, и о старом Коне Джилберте, самом большом скупце, когда-либо ходившем по земле. Он сухо усмехнулся, думая о деньгах Кона Джильберта и о том, что тот ни разу в жизни не оплатил счет. Но так было всегда. Есть такие, кто платит, а другие и не думают платить, и поэтому он с Джанет живет в старом доме, ездит в машине пятилетней давности, а Джанет целую зиму ходит в церковь в одном и том же платье. Хота, если подумать, какая разница? Ведь самая главная плата — не деньги. Есть такие, кто платит, и такие, кто не хочет платить. Такие, кто живет, и такие, кто умирает. И умирает независимо от своих поступков.
Для одних есть надежда, для других ее нет. Кому-то можно говорить об этом, кому-то нельзя. Но теперь все будет по-другому. И началось это именно здесь, в маленьком городке Милвилле, не более года назад.
Он сидел в темноте, наполненной запахом сирени, белыми вспышками свадебного венца и детскими голосами и вспоминал.
* * *
Было уже восемь тридцать вечера. Ему было слышно, как в приемной Марта разговаривала с мисс Лейн, и он знал, что она последняя из посетителей. Сняв белый халат, он с отсутствующим видом сложил его и устало бросил на кушетку для осмотра больных.
Джанет давно ждет его с ужином, но она не скажет ни слова. Все эти годы она не сказала ему ни слова упрека, хотя он иногда чувствовал, что она неодобрительно относится к его возне с пациентами, которые никогда не платят, даже не благодарят его. Не одобряла она и его ночные вылазки, когда вполне можно позвонить по телефону или дождаться утра.
Она ждет его с ужином и знает, что у него была Марта. Она спросит, что с Мартой. Что он ей ответит?
Он слышал, как вышла Марта, слышал стук каблуков мисс Лейн в приемной. Медленно двинулся к раковине, отвернул кран и взял мыло. Он слышал, как открылась дверь, но не повернул головы.
— Доктор, — сказала мисс Лейн, — Марта считает, что она выздоровела. Она говорит, что вы помогли ей. Вы думаете…
— А что бы вы сделали?
— Не знаю.
— Стали бы оперировать, зная, что это безнадежно? Послали бы к специалистам, сознавая, что те ничем ей не помогут, а ведь ей придется платить, и вопрос — сможет ли заплатить? Или вы сказали бы, что у нее не больше шести месяцев жизни, и отняли то маленькое счастье и надежду, что у нее еще остались?
— Простите, доктор.
— Не нужно. Я много раз сталкивался с этим, и каждый случай требует нового решения. День был долгим и трудным…
— Доктор, есть еще один пациент.
— Еще пациент?
— Мужчина. Только что пришел. Его зовут Гарри Герман.
— Герман? Не знаю никаких Германов.
— Он нездешний, — сказала мисс Лейн. — Наверно, только что приехал в город.
— Если бы он приехал, — возразил Келли, — я бы об этом слышал. Я всегда все слышу.
— Может, он только проездом, заболел в дороге.
— Ну, впустите его. — Он взял полотенце. — Я его осмотрю.
Сестра повернулась к двери.
— Мисс Лейн!
— Да?
— Можете идти домой. Вы мне не понадобитесь. День был действительно трудный.
Действительно, — подумал он. — Перелом, ожог, порез, водянка, климактерический период, беременность, две простуды, отравление, предположительное воспаление легких, возможный желчный камень, цирроз печени и Марта Андерсон! И наконец, самый последний — человек по имени Гарри Герман. Он такого не помнил. Вообще, если подумать, довольно странное имя.
И человек был странным. Слишком высокий и слишком худой, чтобы выглядеть правдоподобным, уши слишком прижаты к черепу, губы настолько тонкие, что, казалось, вообще отсутствуют.
— Доктор? — спросил он, стоя на пороге.
— Да, — ответил Келли, надевая пиджак. — Да, я доктор. Входите. Чем могу быть полезен?
— Я не болен, — сказал человек.
— Не больны?
— Я хочу поговорить с вами. У вас есть время?
— Да, конечно, — сказала Келли, зная, что у него нет времени, и сожалея об этом вторжении. — Входите, садитесь. — Он старался определить, что за странный акцент у незнакомца, но не мог. Вероятнее всего, Центральная Европа.
— Технически, — сказал человек, — и профессионально.
— Простите? — Келли начал слегка сердиться.
— Я буду с вами говорить технически и профессионально.
— Вы врач?
— Нe совсем, хотя, вероятно, можно считать и так. Прежде всего я должен вам сообщить, что я чужак!
— Чужак, — повторил старый док. — У нас здесь их много. Большей частью беженцы.
— Я не это имел в виду. Не из этих чужаков. С другой планеты. Другой звезды.
— Но вы сказали, что вас зовут Герман.
— Будучи в Риме, — ответил тот, — поступай как римлянин.
— Вот как? Боже, вы хотите сказать… вы чужак. Но не имеете же вы в виду…
Незнакомец довольно кивнул:
— С другой планеты и другой звезды. И очень много световых лет.
— Будь я проклят! — выругался Келли. Он стоял, глядя на чужака, а чужак улыбался ему, слегка неуверенно.
— Вы вероятно думаете, — сказал он, — "как он похож на человека!"
— Именно это у меня в голове.
— Может, вы меня осмотрите? Вы же знаете человеческое тело.
— Хорошо, — угрюмо согласился доктор, которому не понравилось это предложение. — Но человеческое тело может принимать странные формы.
— Но не такие, — ответил незнакомец, показывая свои руки.
— Да, — согласился пораженный Келли, — не такие!
На руке было три пальца, и два из них — большие, как будто птичья лапа превратилась в руку.
— Может, такие? — спросил незнакомец и встал, спуская брюки.
— Нет, — ответил старый доктор, потрясенный более, чем за все годы долгой практики.
— В таком случае, — сказал чужак, застегивая брюки, — я думаю, вопрос решен. — Он снова сел и спокойно скрестил ноги.
— Если вы имеете в виду, что я признал вас чужаком, — сказал Келли, — то вы правы, хотя это не так-то легко.
— Я не думаю, что это легко. Сильное потрясение.
Келли провел рукой по лицу:
— Да, потрясение, конечно. Но есть и другие моменты…
— Вы имеете в виду язык, — сказал чужак, — и мое знание ваших обычаев.
— Естественно.
— Мы изучали вас. Провели с вами немало времени. Не я один, конечно…
— Но вы так хорошо говорите, — возразил доктор. — Как высокообразованный иностранец.
— Именно таковым я и являюсь.
— Ну… вы правы, — согласился док. — Я как-то не подумал об этом.
— Я не очень разговорчив, — продолжал чужак, — я знаю много слов, но не всегда использую их правильно. И мой словарь включает лишь слова бытовой речи. В технических вопросах я не буду столь умелым.