— Хорошо, — кивнул Намазов, — когда он приедет?
— После перерыва, — вспомнил Кондратенко, — только примите его в нашем малом конференц-зале, а не у себя в кабинете. Но вы сами знаете наши требования. Его встретят и проведут для беседы с вами.
После обеденного перерыва Максуд прошел в малый конференц-зал, где сидела девушка: очевидно, лаборантка, которую прислали встретить корреспондента, недовольно подумал Намазов, словно он один не справится с этим корреспондентом. Он даже не смотрел в ее сторону, только сухо поздоровался. Наверное, из новеньких, в последние три года им существенно увеличили штаты. Возможно, она будет сидеть здесь, чтобы помогать ему во время интервью. Или помогать корреспонденту.
Он прошел к другому краю стола и посмотрел на часы. Уже третий час. Интересно, когда появится этот корреспондент? Почему он задерживается. Максуд начал просматривать свои бумаги.
— Извините, — услышал он голос незнакомки, — это вы господин Намазов.
— Да, — он поднял голову. И увидел ее глаза. У нее были красивые миндалевидные глаза. И умный взгляд.
— Я корреспондент, которая должна с вами встретиться, — пояснила незнакомка.
— Простите, — удивился Намазов, — мне говорили… Я думал… Георгадзе…
— Все правильно… Я корреспондент Майя Георгадзе.
— Да, — согласился Максуд, — А я думал, что вы наша новая лаборантка.
— Я так и поняла, — весело сказала она. У нее были коротко постриженные волосы, смешная челка и фигура подростка. Хотя по глазам было заметно, что она достаточно взрослый человек.
— Вы давно работаете в газете? — спросил он.
— Уже шесть лет. А до этого была специальным корреспондентом в другой газете, — она назвала молодежную газету, — вас смущает мой вид. Я знаю, что выгляжу моложе своих лет.
— Если можно, один личный вопрос с моей стороны до начала нашего разговора. Сколько вам лет? — спросил он, сознавая, что вопрос бестактный.
— Уже тридцать, — ответила она, — достаточно солидный возраст для вашего учреждения? Или нет? Как вы считаете?
Он засмеялся. Ему понравился ее ответ. Он думал ей гораздо меньше. Но ее выдавали глаза. У нее был внимательный, требовательный взгляд умной женщины.
— Садитесь поближе и задавайте ваши вопросы, — предложил Намазов.
— Спасибо, — она легко поднялась и пересела. У нее действительно была мальчишеская фигура, отметил он. Небольшие груди. Со стороны ее можно было принять за подростка. Она села рядом с ним. Достала магнитофон.
— Не возражаете?
— Нет. Но потом вы должны будете прислать ваше интервью, чтобы его проверили, — напомнил Намазов. — Извините, но у нас такие порядки.
— Меня предупреждали, — сказала она, — можете не беспокоиться. И меня предупредили, что вы один из самых известных ученых в этом институте. Можно один личный вопрос, до того как мы начнем интервью?
— Хотите узнать, сколько мне лет? — улыбнулся Намазов.
— Мне интересно.
— Много, — вздохнул он, — сорок семь. Вам кажусь старым динозавром.
— Не кокетничайте, — полушутя произнесла она, — вы хорошо сохранились для своего возраста. Занимаетесь спортом?
— В молодости играл в волейбол, — вспомнил он, — но сейчас уже давно не играю, хотя форму пытаюсь сохранить.
— У вас почти нет седых волос и отсутствует «пивной животик», — весело добавила Майя.
— Спасибо, — ему были приятны ее слова, — давайте ваши вопросы. Постараюсь ответить на них максимально честно. В пределах возможного…
Потом было интервью. Он действительно рассказывал ей довольно обстоятельно, не забывая о важности сохранения секретности некоторых моментов, которые он сознательно обходил. Ему было приятно видеть ее внимательный взгляд, отвечать на ее вопросы. Через час все закончилось.
— Благодарю вас, — она убрала магнитофон в сумку, — обещаю прислать вам это интервью на визу.
— Это не только мне, — признался Намазов.
— Я знаю, — кивнула Майя, — можно еще два личных вопроса?
— Давайте. Только потом я задам свои, — неожиданно для самого себя сказал он.
— Вы москвич?
— Уже много лет москвич. Я приехал сюда в семнадцать лет, поступать в МВТУ имени Баумана. А так как у меня была золотая медаль, то сразу после сдачи первого экзамена меня приняли. В восемьдесят шестом я получил распределение на работу в наш институт и уже двадцать пять лет здесь работаю, — вспомнил Максуд. — Сначала был младшим научным сотрудником, потом старшим, защитил кандидатскую, докторскую. Все как обычно. А какой второй вопрос?
— Вам не кажется, что в этой постоянности есть нечто от конформизма? — неожиданно спросила она. — Согласитесь, что столько времени работать в одном институте, когда за окнами меняются режимы, распадаются страны, происходят такие потрясения… А вы сидите здесь с восемьдесят шестого года. Только не обижайтесь на мой вопрос. Мне самой интересно. С вашим талантом и знаниями, да еще разрабатывая такие уникальные военные темы, вы могли стать очень обеспеченным человеком на Западе.
— Я никогда об этом не думал, — признался Намазов, — мне всегда нравилась моя работа, даже тогда, когда я получал здесь восемь долларов в месяц. В девяносто втором такая зарплата у нас была. Ничего, как-то смогли выжить. Хотя тех, кто ушел, я не осуждаю. Не все могли выдержать такой пресс. Это не конформизм, это нормальное увлечение делом, которым занимаешься. Если хотите, как любовь — одна на всю жизнь. Необязательно мотаться по разным работам или встречаться с разными женщинами. Некоторым везет в жизни, и они влюбляются только один раз. Мне повезло. Я выбрал интересную работу, которая стала любимой.
По ее глазам было заметно, что ей понравился его ответ. Он не мог ни заметить, как она прореагировала на его слова.
— Какие у вас вопросы? — в свою очередь, спросила Майя.
— Вы замужем? — Он бы никогда в жизни не поверил, что способен задать такой вопрос молодой женщине, которую видел впервые в жизни.
— Это имеет отношение к теме нашей статьи? — лукаво спросила она.
— Можете не отвечать, — пробормотал он.
— Нет, — честно ответила она, глядя ему в глаза, — мне повезло меньше. Видимо, я не такой однолюб. Ни в работе, ни в жизни. У меня был муж… А второй вопрос?
— Я могу вам позвонить? — спросил он.
— Конечно, — легко согласилась она, протягивая свою визитную карточку, — мне будет даже интересно. Никогда не встречалась с человеком, у которого есть такая страсть. Одна и на всю жизнь. В личной жизни вы тоже однолюб?
— Видимо, не совсем, — признался он.
Оба улыбнулись. Она забрала свою сумку и пошла к выходу. Обернулась и помахала ему ладошкой. Он остался сидеть на своем месте. И просидел так еще минут десять или немного больше. У него в жизни уже давно не было ничего подобного. С Ларисой он встречался в молодости, четко представляя, что никакого адюльтера или флирта не будет. Она ему по-своему нравилась, хотя он понимал, что не был влюблен. Но для кавказского мальчика, снимающего комнату на дальней окраине Москвы, женитьба на дочери такого известного ученого, как Вениамин Зайцев, была уникальным шансом…
Он понимал, что и Лариса не была в него особенно влюблена. Но ей нравился этот молодой, высокий, подтянутый, красивый кавказец, которому все в один голос сулили большое будущее. К тому же сказывалось влияние ее матери. Перед предварительным распределением стало понятно, что избежать вынужденной поездки в Кахастан учителем средней школы практически не удастся. Нужно было выбирать, и Лариса сделала правильный выбор, остановившись на нем и сама предложив оформить их отношения. Самое поразительное, что они так и не позволили себе никаких интимных встреч. Даже после того, как зарегистрировали свои отношения. Примерно через неделю после этого он пригласил ее в свою комнату и попытался поцеловать свою законную жену. Она не возражала, но, когда он попытался пойти еще дальше, она решительно возразила.
— Нет, — твердо произнесла Лариса, — только после свадьбы. У нас так принято. Надеюсь, ты понимаешь, что это просто неприлично. И пока не будет свадьбы, мы не будем с тобой делать этого.
Он не стал возражать. Потом, в течение нескольких месяцев, они еще несколько раз встречались в его однокомнатной квартире. Ласки становились все более откровенными… Наконец она позволила даже раздеть себя. Но по-прежнему не разрешала переступать грань, отделяющую ее от прежней девичьей жизни. Хотя было понятно, что ей самой интересны эти новые ощущения. За неделю до свадьбы она решилась… Нет, она не испытала особого восторга, но новые ощущения ей понравились. Потом была свадьба, их романтический период, когда они позволяли себе заниматься сексом почти каждую ночь. Но уже через несколько месяцев она обнаружила, что ждет ребенка. И сразу категорически отказалась от близости, пояснив, что это может повредить их будущему первенцу. После рождения ребенка почти через четыре месяца она разрешила очередную близость. Но затем начались потрясения начала девяностых, в доме почти не было денег и еды. Приходилось все время ждать помощи от ее отца. Это не могло не сказаться на их отношениях. Они все более и более отдалялись друг от друга… Ее выводила из себя инфантильность мужа, его нежелание сменить работу и зарабатывать деньги. Летом она уезжала на дачу к отцу, и иногда месяцами они не виделись. С годами близость происходила все реже и реже. Иногда раз в месяц, иногда раз в два месяца. Именно в тот год, когда он познакомился с Майей, у матери Ларисы нашли эту проклятую опухоль, и им стало уже не до секса. А Лариса чаще гостила у больной матери, чем оставалась дома.