Судя по тому, как увлеченно читала вахтерша, роман был интересный.
Я вежливо откашлялась, чтобы привлечь к себе ее внимание. Тетя невозмутимо перевернула страницу и продолжила читать.
Тогда я постучала в стекло костяшками пальцев.
Это произвело некоторый эффект: вахтерша встрепенулась, нацепила на нос очки, отложила книгу и гаркнула:
– Пропуск!
– А как мне найти деканат? – спросила я самым беспомощным голосом.
– Пропуск! – повторила тетка, каменея лицом. – В развернутом виде! Читать умеешь?
– Я на работу хочу устроиться, – завела я обычную песню. – У меня пропуска пока нет… А где у вас деканат?
– Без пропуска нельзя, – отрезала она и снова взялась за книгу, давая мне понять, что разговор окончен.
– Интересная книга? – осведомилась я, пытаясь завязать с вахтершей более доверительные отношения.
– Я читаю не для интереса! – строго ответила тетка, взглянув на меня поверх очков.
– А для чего же тогда? – спросила я в искреннем недоумении.
– Для повышения уровня!
Оглядев будочку вахтерши в поисках какого-нибудь предмета для дальнейшего разговора, я заметила выставленные вдоль передней стенки аквариума открытые зачетки и студенческие билеты, видимо ожидающие здесь своих рассеянных владельцев.
– Это что – столько документов теряют? – удивилась я. – До чего же все-таки студенты разгильдяи!
– Зачем теряют? – Вахтерша придвинулась к окошку и понизила голос. – Сумки у девчонок воруют! Наркоманы или еще кто… сумку украдут, деньги из нее вытащат, а документы мне подбросят… им же это без надобности. Ну, я тут выставляю – кто свою зачетку найдет, кто билет студенческий…
Я насторожилась: если весь институт знает, что сюда подбрасывают документы из украденных сумок, почему наша клиентка Маша обратилась к частному детективу, а не к вахтерше? Впрочем, может быть, сюда она уже обращалась?
– А вам документы Маши Галкиной не приносили? – спросила я на всякий случай.
– Не было, – уверенно ответила тетка. – Галкиной не было, точно. Вот Сорокина была, и еще Трескова…
Тут же она насторожилась и подозрительно уставилась на меня:
– А зачем тебе эта Галкина?
Тут к ней подбежала пухленькая девушка в розовом стеганом пальто и затарахтела:
– Тетя Галя, вам мои документы не подбрасывали? Курочкина я… Катя Курочкина… позавчера у меня сумку срезали около третьего корпуса… денег немного было, и сумка старая, а зачетку жалко, в зачетке одни пятерки…
– Вот твоя зачетка, – вахтерша протянула девушке синюю книжечку. – В следующий раз ушами не хлопай…
Пока растроганная Курочкина благодарила вахтершу, я проскользнула мимо ее будочки и скрылась в длинном институтском коридоре.
Спросив дорогу у какого-то благообразного старичка, я нашла деканат и возле него – щит с расписанием, из которого узнала, что группа Маши Галкиной должна сейчас находиться в двести сороковой аудитории, где им читают историю религии. Но прежде всего я решила обследовать место преступления, то есть двести восьмую аудиторию, именно там у Маши-растеряши Галкиной увели сумку.
Аудитория оказалась открыта, там никого не было. Я остановилась на пороге и огляделась. Как учил дядя Вася, первое впечатление иногда бывает самое верное, им нельзя пренебрегать. Потом глаз может замылиться и не заметить мелочей.
Я увидела небольшую комнату, три ряда парт, далеко не новых, доску и стол преподавателя. Окна были большие, почти до полу, очень грязные и без занавесок. Все понятно, сквозь такое стекло и так свет едва проходит. А мыть невозможно, поскольку они навсегда заклеены. Хоть бы студентов на субботник собрали, чтобы навели порядок в родном вузе… Подоконники, широкие и пыльные, не мыли, наверное, недели две, если не больше. Уборщица в этом университете явно не перетруждается. Вместо нормальных форточек наверху открывались фрамуги.
Я вспомнила Машины слова о том, что открываются форточки только летом, в жару. Очевидно, выбирают самого высокого парня на курсе, он забирается на подоконник и дергает за ручку.
Сей факт мне на руку, поскольку ясно, что выбросить сумку в окно никак не могли. Потому что я все же никак не могла отделаться от некоторого недоумения.
Сумка – это ведь не кошелек, его спрятал в карман и убежал. Сумка у Маши была большая, чтобы все тетрадки и учебники помещались, меньше портфеля, конечно, но достаточных размеров. Каким же образом ворюга ее вынес из аудитории? Ну конечно, все толпились возле преподавателя, но не ослепли же они в самом деле!
– Вы не меня ждете? – раздался голос от двери.
Я оглянулась и оторопела. В аудиторию вошел такой красавец, что глазам стало больно. Длинные волосы, небольшая аккуратная бородка, темные горящие глаза озаряют окружающих неземным светом… – Иисус Христос, да и только!
Одет был сей библейский персонаж в свободную блузу, какие носят художники, только у них она заляпана краской.
– А вы…
– Зоренко Геннадий Серафимович, к вашим услугам, – он белозубо улыбнулся. – Какое у вас дело?
Да, понятно теперь, что после занятий все студентки сгрудились у стола преподавателя, никак не могли с ним расстаться!
– Простите, – я сделала вид, что смутилась, – у меня никакого дела нету, просто много слышала о вас от своей подруги.
– Надеюсь, только хорошее? – Он подошел ближе и заглянул мне прямо в душу своими удивительными глазами, из чего я сделала вывод, что Геннадий Серафимович прекрасно знает о том впечатлении, которое производит на молоденьких студенток. Но я-то уже давно вышла из этого возраста!
Вы спросите, для чего мне понадобилось с ним кокетничать? Потому что на плече у господина Зоренко висела огромная полотняная торба. В такую не то что сумку, свежего покойника упрятать можно!
Тьфу, типун мне на язык, покойника нам тут еще не хватало!
Геннадий Серафимович открыл торбу и достал оттуда альбом с репродукциями, большую папку с гравюрами и еще какие-то тетрадки. Вещей в торбе не убавилось.
– Все мое ношу с собой! – усмехнулся он, перехватив мой заинтересованный взгляд.
Надо думать, мои подозрения беспочвенны, подумала я, ведь говорила же Маша, что Геннадий Серафимович все время сидел, окруженный студентами, и сумку взять никак не мог. Впрочем, Маша много чего говорила. А еще больше недоговаривала. Это мы проясним вскорости.
– Не буду вам мешать! – Я с сожалением оторвалась от созерцания неземных глаз господина Зоренко. – Всего хорошего!
– А могу я узнать, как вас зовут? – Он подался ко мне, стремясь удержать, но задел папку, и рисунки высыпались на пол. Там были фрагменты старых зданий, замков и крепостей. Пока Геннадий Серафимович их собирал, я улизнула.
На лестничной площадке я погляделось в большое зеркало. Откровенно говоря, ничего особенного. Собираясь на разведку, я оделась нарочито скромно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Волосы тоже заколола почти гладко, глаза едва подвела. Так что вовсе незачем было господину Зоренко проявлять ко мне повышенный интерес. Не в том я виде, чтобы такой импозантный мужчина не хотел меня отпускать. И это в институте, где полно хорошеньких молоденьких студенток, которые влюблены в него если не все, то через одну! Может, он просто самый обычный бабник, который не пропускает ни одной юбки? Да бог с ним совсем…
Я поднялась на второй этаж и нашла двести сороковую аудиторию.
Дверь аудитории была закрыта – видимо, лекция еще не закончилась.
Стараясь не скрипеть, я приоткрыла дверь и проскользнула в помещение.
Как обычно в институтских аудиториях, скамьи располагались амфитеатром, спускаясь к столу преподавателя.
Лектор, крупный представительный мужчина лет пятидесяти с роскошной седой гривой, не сидел за столом. Он метался по сцене, как ярмарочный зазывала, размахивая руками, и вещал хорошо поставленным голосом:
– В этом диком мире, лишенном порядка и цивилизации, в мире, где все воевали со всеми и на каждом шагу путнику грозили грабители и разбойники, только монастыри были оплотом цивилизации и культуры! Только монастыри могли обеспечить сохранность произведений культуры и искусства!
В первых рядах сидели явные отличницы, не спуская глаз с преподавателя и ловя каждое его слово. Разумеется, они его не только слушали, но и записывали, причем некоторые, как я заметила, под копирку – для себя и «для того парня».
На задних рядах все занимались своими делами – одна девушка вдумчиво красила ногти, другая писала эсэмэску, двое лохматых парней играли в шахматы, поставив на скамью между собой маленькую доску.
Я пригляделась к Машиным однокашникам, и первое, на что обратила внимание, – в основном все студенты и особенно студентки были очень хорошо одеты и явно не бедны. На скамейках небрежно валялись дорогие куртки и пальто, даже несколько норковых шубок. И сумки у них были такие, какие мне самой и не снились, – две или три настоящие Luis Vuitton, причем не китайская подделка, а самый что ни на есть оригинал, уж поверьте мне, одна от Gucci, одна от Chanel…