Молли попыталась представить, как она сама приседает перед чужой насупленной женщиной с полным красноватым лицом, как лепечет «пожалуйста, простите меня, мадам», а у мадам уже закатаны рукава серого уродливого платья, а ладонь сомкнулась на пучке розог.
Давно настал вечер, сгустилась тьма, вернулась со званого обеда мама, на локомобиле приехал из клуба папа; Фанни встретила их в прихожей, подала «поздний чай». Молли слышала приглушенные голоса родителей в гостиной, но даже не шелохнулась, хотя раньше наверняка побежала бы их встретить; сейчас она могла думать только о Сэмми. И о «Геркулесе».
Надо быть очень, очень осторожной. Никто ведь не знает наверняка, есть у нее эта самая магия или нет. В конце концов, могло ведь все это быть просто совпадением? Да и Сэмми не имеет к ней, Молли, никакого отношения, это совсем другое дело. Так чего же она трясется, почему приходится так себя успокаивать? Другу Сэмми уже ничем не поможешь, разве что самой отправиться на Юг его разыскивать – их ведь уже наверняка отправили из Норд-Йорка…
Молли так и забылась тревожным зыбким сном, сидя, привалившись к стене.
На следующий день вновь повалил снег. Повалил в таких количествах, что кое-где стали останавливаться паровики и локомобили. На улицы выехало несколько жуткого вида зверообразных снегоуборщиков, Молли раньше всегда любила смотреть, как их лапы ловко загребают сугроб за сугробом, отправляя снег на транспортер. Из трубы валит пар, снег растапливается – эта вода пойдет на всякие нужды в депо и мастерских.
У рачительных хозяев Норд-Йорка ничего не пропадает зря.
Голова у Молли после вчерашнего гудела и раскалывалась. Она попыталась было поканючить, но нарвалась на поджатые мамины губы и выразительное: Моллинэр Эвергрин! Пришлось, выслушав многословные воспитательные тирады, выползать за дверь и тащиться в школу.
За порогом по лицу сразу же хлестнула жесткая снежная крупа пополам с угольной гарью. Небо нависало, свинцово-черное, и дым из бесчисленных труб Норд-Йорка смешивался с низкими, перевалившими Карн Дред облаками.
До школы Молли последовательно налетела на констебля, едва увернулась от локомобиля и в последний момент выскочила из-под колес подкравшегося незаметно паровика. Вагоновожатый проводил ее возмущенным свистом.
В школе тоже все пошло сикось-накось и шиворот-навыворот.
На математике Молли долго и тупо пялилась в написанную на доске задачу – «Из гавани Дунберри и порта Норд-Йорк одновременно вышли навстречу друг другу дестроер и монитор…» Перед глазами немедленно появлялся изувеченный «Канонир», и Молли аж затрясла головой, пытаясь избавиться от наваждения.
– Мисс Блэкуотер! У вас горячка? Что за кривляния? Уже закончили задачу? Покажите… почему страница чистая? Что значит «еще не взялись»?.. Посмотрите, другие уже заканчивают!
Молли обмакнула перо, но видела вместо разлинованной бумаги и набухающей чернильной капли лишь низкие тучи, косые шеренги бесконечных волн и борющийся с ними низкий монитор. Слева по борту вздымались дикие скалы негостеприимного вражеского берега, над острыми вершинами то и дело что-то бесшумно вспыхивало – вернее, не совсем бесшумно, с коротким запозданием докатывались громовые разрывы.
Четырнадцать дюймов, не меньше. Четырнадцатидюймовые орудия BL Mk II, длина ствола 35 калибров, вес снаряда 1410 фунтов, максимальная дальность стрельбы…
– Мисс Блэкуотер!
Монитор с трудом удерживается на курсе. Оба его орудия главного калибра задраны вверх, с наибольшим углом возвышения. Вспышка, дым, вырывающийся из стволов, – корабельная артиллерия бьет перекидным огнем куда-то вдаль, за линию береговых скал.
Море возле самого борта монитора вдруг вскипает, черная вода сменяется вихрем белой пены, и могучий корабль вздрагивает, словно налетев на камни. Но нет, откуда здесь камни?..
По палубе под струями секущего дождя бегут матросы в штормовках, тащат нечто вроде здоровенного куска брезента. Из белой пены у борта возникает что-то иссиня-черное, не поймешь, то ли камень, то ли живое существо. Это черное вздыбливается до самых лееров, металл гнется, палуба опасно кренится, и монитор, отчаянно гудя – словно призывая на помощь, – дает задний ход. Инерция продолжает нести его вперед, правый борт сминается, словно не из крепчайшей стали, а из гнилой фанеры.
– Мисс Блэкуотер!
Молли подскочила.
– В кабинет директора. Немедленно. – Над ней нависала пышущая гневом математичка.
Директриса, миссис Линдгроув, к Молли вообще-то всегда благоволила. Еще бы, Молли всегда получала высшие баллы для школы на ежегодных испытаниях по математике, черчению и физике.
– Что случилось, Молли, дорогая? Ты нездорова? Миссис Перкинс подала на тебя уведомление…
– Д-да, госпожа директриса. – Молли разглядывала носки собственных ботинок. – Нездоровится. Да.
– Почему же ты не пошла к фельдшеру, мисс Найтуок? Почему не заявила учительнице перед началом урока?
– Д-думала, что справлюсь, госпожа директриса.
– Охо-хо, – вздохнула миссис Линдгроув. Она была уже немолодой и, несмотря на должность, не злой. В ее школе учениц секли, но так дело обстояло везде. – Иди-ка ты домой, Молли.
Это было совершенно неожиданно.
– Д-домой, госпожа директриса?
– Да, домой. Не до тебя сейчас. Ты отлично учишься, а каждый может почувствовать себя плохо. К тому же… – она встала, отодвинула штору, – к нам опять пожаловал Особый Департамент. Что-то зачастили они последнее время…
Ноги у Молли почти превратились в кисель.
А что, если это – за мной? Если они узнали, что я дружу… дружила… с Сэмом и теперь будут меня… того? А что, если Билли попался и выдал, что это я послала его разузнать, что случилось с Сэмми, а до этого еще и с «Геркулесом»?
– Беги домой. – Мисс Линдгроув поднесла ладонь ко лбу, как бы в крайнем утомлении. – Выспись как следует. Расскажи папе, доктор Блэкуотер – прекрасный врач, он, несомненно, разберется. Иди, Молли, иди. Мне надо встретить достопочтенных джентльменов Департамента.
Молли кое-как собрала книжки, накинула куртку, в два оборота замотала лицо шарфом. Швейцар мистер Баннистер как раз читал доставленную паропочтой записку миссис Линдгроув, что ученица мисс Блэкуотер отправлена домой распоряжением госпожи директрисы.
– Поправляйтесь, мисс. – Он вежливо приложил два пальца к козырьку вычурной фуражки.
– Спасибо, мистер Баннистер. Я…
Молли не закончила. Широкие двери школы распахнулись; пятеро или шестеро высоких мужчин в форменных кожаных пальто до самых пят, высоких крагах, кожаных же перчатках и круглых очках-консервах, как у самой Молли, шагнули через порог.
– Минутку, мисс, – жестяным голосом сказал шедший впереди, – покорнейше прошу задержаться. Проверка Особого Департамента. Пожалуйста, вернитесь в свой класс.
– Мисс нездоровится, она отпущена решением госпожи директрисы. – Отставной егерь, мистер Баннистер чтил дисциплину.
– Она не умирает и не истекает кровью, – сухо возразил департаментщик. – Вернитесь в свой класс, мисс.
На рукаве у него пониже эмблемы Департамента красовались три угольчатых шеврона. У остальных – по одному.
Делать нечего. Молли очень медленно повернулась на негнущихся ногах и потащилась следом за проверяющими. Один из них нес на плече треногу, двое других – камеру под холщовым покрывалом.
– Поторапливайтесь, мисс.
Мисс пришлось поторопиться.
…В классе шла уже знакомая процедура. Одна за другой девочки усаживались перед камерой, досмотрщик крутил ручку, другой – заглядывал куда-то во чрево камеры, и несчастной бледной ученице, к ее великому облегчению, разрешалось встать.
– Мисс Блэкуотер! Ваша очередь.
Ей показалось или досмотрщик с тремя шевронами как-то очень нехорошо на нее поглядел?
Ноги по-прежнему еле слушались, душа ушла в пятки, сердце бешено колотилось. Магия… папа… мама…
– Смотрите прямо в объектив, мисс, не вертитесь, – сухо бросил департаментщик.
Молли собрала все силы и взглянула прямо в тускло поблескивающие линзы. В тот миг они показались ей нацеленным прямо на нее орудийным стволом.
Рука в кожаной перчатке двинулась, Молли услыхала, как внутри камеры негромко шелестят зубчатые шестеренки.
«Их не смазывали, – подумала она. – Давно уже не смазывали. Наверное, некому. Они там все такие важные, ловят тех, у кого проявляется магия, а до шестеренок в камере ни у кого не доходят руки…»
Она вдруг стала с такой настойчивостью думать об этих несчастных шестеренках, остающихся голодными без доброго машинного масла, что досмотрщику пришлось повторить ей дважды, что она свободна и может встать.
Домой Молли летела. Слабость из ног ушла, словно… словно по волшебству.