— Вот и не обижайся. Это шутка была.
— Дурацкие у тебя шутки.
— Согласен. Просто я иногда забываю, что ты уже девушка взрослая, и воспринимаешь всё по-другому. Не как раньше.
Я слегка нахмурилась.
— А как я раньше воспринимала?
— По крайней мере, смертельно не обижалась.
Я устало выдохнула.
— Я и не обиделась. Просто… С чего ты взял, что я с тобой заигрываю?
Ника на нас обернулась и шикнула, призывая к тому, что пора прислушаться к речи губернатора, а не решать личные вопросы. Мы послушно примолкли, но моего терпения хватило минуты на две, не больше. Я сделала шаг назад и снова потребовала ответа:
— С чего ты взял?
Генка на меня посмотрел, достаточно маетно, видно, я его своим любопытством достала, вынул из нагрудного кармана пиджака очки, и на нос их водрузил, скрывая от меня выражение своих глаз.
— Мне так показалось.
— Вот именно, что показалось, — торжествующе проговорила я. — И я не заигрываю, я на тебе проверяю, как на меня мужчины реагируют.
— В смысле?
Я легко пожала плечами.
— В прямом. Вот если ты посмотришь со значением — хорошо, если очки свои дурацкие снимешь и посмотришь — супер… Правда, такого я не припомню. Ты можешь хоть иногда мне приятно сделать?
— Боже мой. — Генка, кажется, искренне впечатлился моим откровениям. — Ты сейчас это серьёзно говоришь? Я точно никогда не женюсь.
Я подхватила его под руку.
— Куда ты денешься?
Когда все, наконец, высказались и перед гостиницей начались народные гуляния, все, кто входил в когорту важных гостей, прошли внутрь и там уже расслабились, без внимания чужих глаз. Я взяла бокал шампанского, постояла рядом с папкой, пока тот с мэром, между прочим, другом семьи, обсуждал развернувшуюся рекламную компанию, за локоть его подержалась, а потом к Нике подошла. Она с Фаей разговаривала и Ваньку укачивала.
— Это совсем недалеко от города. Мы с Кириллом в выходной из Малеевки возвращались и заехали, посмотрели. Место просто отличное. Там такое озеро. И яблоневый сад.
— Где? — заинтересовалась я, и на диван рядом с ними присела.
— В Яблоневке. Я же рассказывала тебе.
Я честно попыталась вспомнить, неудачно, Ника, видимо, это поняла и недовольно прищурилась.
— Совершенно не понимаю, о чём ты в последнее время думаешь. Витаешь где-то. Я тебе недавно совсем говорила, что мы затеяли дом строить. Не хочу в квартире жить, ребёнку свежий воздух нужен.
Фая интенсивнее замахала веером.
— Как быстро женщины забывают, что их беспокоило до замужества. Ника, ты меня пугаешь, честно. — Фая поднесла сухощавую ручку к груди, поправила кулон. — Влюбилась девочка, не понимаешь?
Я глаза отвела в сторону и отпила из бокала, стойко перенося любопытный взгляд мачехи.
— Да? — Она, кажется, не поверила. А я не выдержала и фыркнула.
— Да что вы, в самом деле? Я влюбиться не могу? У меня возраст такой.
Фая с Никой переглянулись. А я рассердилась, наклонилась к ним и выразительным шёпотом проговорила:
— Я уже семь месяцев, как в него влюбилась, ясно?
— Семь? И молчала?
— Как ты могла мне не сказать?
— Да тише вы! — шикнула я на них, а в сторону отца бросила опасливый взгляд. Ещё не хватало, чтобы он насторожился и решил разобраться, о чём мы тут шепчемся. — Я же не говорю, что мы встречаемся, я сказала, что он мне нравится.
Ванька перестал вертеть в руках машинку и на меня уставился. Теперь на меня смотрели три пары одинаково непонимающих глаз. Я одним глотком допила шампанское.
— То есть, он тебе нравится уже семь месяцев, но вы не встречаетесь? Ты молча страдаешь?
— Я не страдаю.
Фая решительно покачала головой.
— Этому я её не учила.
— Вася, это ненормально.
— Почему?! — Я поправила бретельку платья. — К тому же, мы сегодня встречаемся с ним, возможно, всё выясним.
Фая посмотрела на Нику.
— Что они выяснят?
Та плечами пожала.
— Всё-таки измельчал мужик, измельчал. — Фая глазами обвела собравшихся в зале, то есть, в холле гостиницы, людей. — Я это ещё про твоих мужей говорила, Никуль, а тут вообще парадоксальный случай. Молодые люди, где порыв, где страсть? А они семь месяцев думают, выясняют что-то.
Я уже не рада была, что призналась. Посмотрела на часы.
— Я хочу уехать. Можно я поеду? — Я посмотрела умоляюще. — Меня, наверное, уже ждут.
Пока Ника раздумывала, Фая благосклонно махнула ручкой, унизанной тяжёлыми перстнями.
— Езжай. И возьми его, наконец, за шкирку.
Я радостно улыбнулась.
— Постараюсь.
— Не старайся, а возьми. Ты же умеешь.
— Вот зачем ты ей это говоришь? — услышала я за своей спиной негромкий голос Ники. — С такими советами только замуж, а ей это надо? Рано ещё.
Лёгкой походкой я направилась к выходу, улыбнулась парочке знакомых, попавшихся на пути, а когда до двери оставалось всего несколько метров, почти вспорхнула. Полёт испортил Генка. Появился, как чёрт из табакерки, и глухо поинтересовался:
— Ты куда?
У меня от бессилия руки опустились.
— Я ухожу. — И тут же, как маленькая, оправдываться принялась. — Мне разрешили. Выпусти меня!
— Да иди, кто тебя держит? — А потом вдруг предложил: — Хочешь, отвезу?
Я хитро улыбнулась.
— Тоже сбежать не терпится?
Он плечами пожал, и пиджак ещё больше распахнулся на широкой груди.
Мы вместе вышли, Завьялов что-то быстро сказал охране у входа, а потом в два шага догнал меня и снова едва ощутимо за плечи приобнял, когда мы оказались среди веселящихся людей. Он уверено шёл вперёд, и люди расступались, только посматривали на нас с любопытством.
— Куда тебя отвезти? — спросил он, когда мы в машину сели. На этот раз дверь передо мной не открыли, Завьялов просто брелком сигнализации щёлкнул и сразу направился к водительскому месту. А я в отместку тоже переднюю дверь открыла и села. Выразительный Генкин взгляд проигнорировала, устроилась поудобнее, сумочку на колени положила и улыбнулась. Завьялов наблюдал за мной с интересом, а когда я заулыбалась, хмыкнул. — Где твоё свидание?
— Кафе "Улыбка". Знаешь, где это? — Посмотрела на него и всерьёз предупредила. — Вот только засмейся.
— Кафе "Улыбка", значит. Тебе сколько, тринадцать?
— Ну, извини, я ещё не дожила до того возраста, когда свидания в стриптиз-барах назначают. Когда будет пора, попрошу тебя всё мне об этом рассказать.
— Какая же ты вредная, Васька. Стервозности в тебе на все тридцать пять.
Я его кулаком в бок ткнула, он рассмеялся, и, наконец, повернул ключ в замке зажигания. Вырулил на дорогу, а я радио включила. Несколько раз нажала кнопку поиска, руку вовремя убрала, когда Генка хотел меня по руке ударить. Зато услышав свою любимую песню, я сразу просияла. Генка, кажется, сдался и теперь только на дорогу смотрел и лишь иногда едва заметно морщился, слушая, как я негромко подпеваю. Песня мне на самом деле нравилась, слова я знала наизусть и с удовольствием напевала себе под нос, а потом голову повернула и стала украдкой Завьялова разглядывать. Он снова нацепил свои любимые тёмные очки, и от этого выглядел ещё серьёзнее и неприступнее. Массивный подбородок двигался, он жевал жвачку, а сильные руки сжимали руль. Я некоторое время разглядывала длинные, неожиданно красивые пальцы, и даже подпевать "Зверям" забыла. А когда опомнилась, поспешно отвернулась к окну. А про себя веселилась. Всё-таки лезет, лезет наружу моя любовь к авантюрам и безудержной влюбчивости. Вот и в Генке неожиданно увидела что-то для себя примечательное. Никогда раньше не видела, а тут вдруг засмотрелась. Ника всегда говорит, что у Завьялова поразительная черта выводить её из себя, за секунду. Они постоянно пререкались, хоть и не зло, но друг другу ни в чём не уступали, считая другого глупее себя. Но ведь не зря на Генку столько женщин засматривается. Конечно, нужно ещё сказать о том, что из себя представляют эти женщины, но кто сказал, что ему нужно что-то серьёзное? Всё-таки он ещё достаточно молод. Сколько ему? Тридцати ещё нет. А уже достаточно многого добился. И не урод. Хотя, и не красавец. Всего в Завьялове, на мой взгляд, было слишком. Слишком высокий, слишком сильный, слишком наглый. Про наглость можно сказать дважды, он того заслуживает. И я, при своём не маленьком росте, как я считаю, метр семьдесят три, только на каблуках макушкой ему до носа достаю. А уж комплекция его как раз для охранной службы, вот меня или Нику за его спиной совсем не видно. Не в моём он вкусе, мне всегда нравились молодые люди более интеллигентной внешности, с более строгими чертами лица, голубоглазые блондины с чувственными губами, на которых смотришь и пропадаешь… Правда, губы у Завьялова тоже ничего, чётко очерченные и пухлые. Вот если бы он ещё жвачку не жевал. А то вот так начнёшь в нём плюсы искать, а они все на минусы распадаются, ей-богу. И во всём остальном он не мой идеал. Выражение лица вечно скучающее, подбородок тяжёлый, волосы русые, даже тёмно-русые. А вот на скуле очень милая родинка.