– Рей Люпин? – повторил Кагеру. – Смутно припоминаю. Какой-то купеческий сынок, который решил стать монахом. О нем упоминал тот бедняга-гадальщик, как там его звали…
– Кушиура, которого ты убил, – насмешливо подсказала Мисук. – Сначала, само собой, выведав последние вести о Киме – с какой целью, очевидно. Да, я многое о тебе знаю. Не так уж ты слаб, как прикидываешься. Даже твой волчий демон по-прежнему тебе служит. Предупреждаю, – глаза девушки сузились, – даже не старайся навредить Мотыльку! Я этого не оставлю!
– Конечно, с таким защитником, как ты, не сравнятся все монахи Каменной Иголки. Парню будет, за чьей спиной укрыться, когда у монахов лопнет терпение и они выставят его за ворота, – презрительно ответил Кагеру. – Не пойму, зачем ты возишься с этим несчастным Мотыльком?
Мисук торжествующе улыбнулась и нанесла последний удар:
– Я намереваюсь выйти за него замуж.
Кагеру треснул ладонью по низкому столику. Глиняный светильник подпрыгнул, едва не опрокинувшись, свитки и разрезные книги посыпались во все стороны.
– Зачем тебе Мотылек?! – рявкнул он. – Он просто мальчишка и ничего больше! Если бы я воспитал его, из него, возможно, могло бы получиться что-то путное. А Вольгван Енгон вырастил из него заурядного светского бездельника. Клянусь, такому ничтожеству даже мстить – себя не уважать…
– Да, ты бы мог его выучить, – перебила его Мисук, – только ведь ты предпочел принести его в жертву! Ты бы и меня мог выучить, если бы преодолел свою гнусную натуру. Для тебя любить – значит подчинить, сломить волю, превратить в послушную куклу, и никак иначе. А у Мотылька есть то, чего у тебя со всеми твоими умениями отродясь не бывало – простая человеческая жалость!
Голос Мисук оборвался. Довольно долго колдун и его бывшая ученица сидели молча. Наконец Кагеру сказал мрачно:
– Хорошо. Теперь у меня появилась еще одна причина его убить.
– Ха! Опоздал. Кима тебе не найти, он спрятан так, что его не найдут даже боги, и вовсе даже не в монастыре, а совсем в другом месте. К счастью, у него хватает сильных заступников.
– Если все они подобны тебе, – насмешливо сказал мокквисин, – то Мотылек расстанется со своей мотылиной жизнью еще до конца этого года. И я позабочусь, чтобы это расставание было нелегким.
Мисук вдруг придвинулась так близко к Кагеру, что он ощутил ее дыхание на своем лице.
– Как же! Ты превратился в ничто, сихан, – промурлыкала она, заглядывая ему прямо в глаза. – Вся твоя власть, вот она – пепел и сажа! Сидишь тут как паук и строишь козни, а сам не можешь повелевать даже собственным телом. Ты уже не тот учитель, что раньше, ты превратился в старую сморщенную ящерицу. Куда тебе до Кима! Знаю, ты желал бы задержать меня тут – так попробуй! Смотри, я совсем рядом!
В тот самый миг, когда руки колдуна были готовы схватить ее, она исчезла. И снова появилась из пустоты – на этот раз у дверей.
– Кстати, – словно бы вспомнила Мисук, натягивая поношенный ватник. – Тот синеглазый…который то ли демон, то ли призрак…он тоже сказал, что любит меня. Правда, забавно? И что даже смерть его не остановит. Но чья смерть, не уточнил. Вот тебе загадка – подумай над ней на досуге…
Мисук музыкально засмеялась, шагнула за порог – и пропала во тьме зимней ночи. Кагеру остался сидеть у столика, посреди вороха свитков. Голова у него шла кругом.
В тени возле двери, словно отсвет жаровни, блеснули две красные точки, затем из темноты появилась морда черного волка. Демон посмотрел вслед девушке и издал негромкий рык.
– Нет, Тошнотник, сегодня нам ее не догнать, – тихо сказал Кагеру. – Но ты не беспокойся. Она от нас не уйдет…
Он провел рукой по лицу, словно прогоняя сон, и принялся собирать рассыпанные свитки.
Мисук не обратила на них внимания, и зря. Сказки, легенды, пьесы… Никто не воспринимает их всерьез. А между тем именно они – самое надежное хранилище запретной памяти.
По крупицам Кагеру восстановил почти весь пантеон древнекиримских богов. Боги грома, огня, моря и луны, солнца и сева… Конечно, никаких имен – память о них была стерта имперскими чарами. Но нигде не было упоминания о том единственном боге, имя которого Кагеру знал.
Сахемоти.
…Страшнее той бури не помнили на островах Кирим. Несколько дней дул ветер с моря, пока не превратился в ураган. Ветер принес ливень, да такой, будто море встало на дыбы и набросилось на побережье. Океан превратился в адский котел, в царство смерти. И как будто мало было ветра с ливнем, началась гроза – это поздней-то осенью. Низкое серое небо почернело, в тучах вспыхивали сполохи, словно хищные глаза демонов. Глухой громовой раскат – и по дымным облакам к горизонту покатилась огненная волна…