И вот, каждое утро подхожу к зеркалу и всматриваюсь в отраженного человека, гадая, кто он: умалишенный либо избранник, удостоившийся истины?
Препарирую каждую черточку столь непохожего на меня супермена, а потом спохватываюсь и отхожу от зеркала с мыслью, что когда-нибудь разобью его вдребезги. Может, тогда избавлюсь от наваждения?
Ах, если бы это было так просто!
Однажды мне попался на глаза популярный журнал со статьей об известном психоаналитике-хирурге профессоре Греме. По словам автора он творил чудеса: разбирал на части психику пациента, исправлял (или заменял?) негодные и ставил на свои места.
Я никогда не верил восторженным журнальным статьям и поэтому принял информацию к сведению без энтузиазма. Но фамилия профессора меня заинтересовала. И к моим неотвязным размышлениям добавилось еще одно: тот это Грем или нет?
Похожая на робота сестра с лицом без выражения и голосом без интонаций пригласила меня в кабинет профессора. За столом, у окна, спиной ко мне сидел человек и что-то писал. И хотя я не видел его лица, мгновения оказалось достаточно, чтобы понять: это мой Грем!
Сутулая спина, волосы ежиком - традиционная докторская шапочка сидит словно на иголках...
Профессор обернулся и, ей-ей, обоих нас ударило током, только Грем, как всегда, сумел это скрыть, а я - нет.
- Здравствуй, старина, - произнес он буднично, как будто мы расстались, самое большее, вчера.
Кажется, я немного испачкал белоснежный профессорский халат и уж, во всяком случае, помял его, неуклюже тиская Грема в объятиях. Бывает так: люди теряют друг друга из вида, не встречаются годами, не переписываются, но остаются близкими друзьями. Наша дружба была из таких.
В тот день я был последним пациентом профессора. Мы проговорили до ночи. Как водится, вспоминали школьные годы, наш факультет, первые шаги на Марсе.
Грем почти не изменился, лишь слегка поседел и обзавелся очками с массивными дужками. Я заметил, что стекла в них без диоптрий, и гадал, зачем они, для респектабельности? И тут меня осенило: теперь Грему не приходится чесать за ухом ногтями, достаточно пошевелить очки - привычка вполне интеллектуальная!
А вот его излюбленная присказка сохранилась в неприкосновенности.
- Дыши носом, старина, - проговорил он, когда я, впервые нарушив обет молчания, рассказал о случившемся со мной на Марсе. - От этого не умирают.
- Вылечишь? - спросил я с надеждой.
- Не знаю, - ответил Грем, терзая очки. - Я не уверен, что это были галлюцинации.
- Что же тогда?
- Не знаю, - повторил он.
- Скажи прямо: я сошел с ума?
- Не думаю.
- Можешь подробнее?
Он снял очки и принялся протирать и без того чистые стекла - удобная уловка, чтобы оттянуть ответ. Пытаясь унять волнение, я прошелся взглядом по кабинету. Прежде для этого не нашлось времени.
Кабинет Грема можно было принять за небольшой вычислительный центр: электронная аппаратура почти всегда безлика, не выдает своего назначения.
- Нет, - буркнул наконец Грем: покончив с очками, он, очевидно, не знал, чем занять руки.
- Ну и черт с тобой! - крикнул я зло.
- Необходима операция... Сложная... В глубине мозга...
- Читал! Статейка что надо. Маг и волшебник реставрирует психику!
- Ты пробовал хоть раз оперировать друга? - огрызнулся Грем. Фифти-фифти, это тебе о чем-нибудь говорит?
- Плевать!
- Я тебя знаю как облупленного, можешь не хорохориться! Думаешь, ты личность?
Я направился к двери.
- Вернись! Сядь. Ты, старина, не личность, а все четыре. Как они еще уживаются одна с другими! Пойми: случай архисложный. Но если настаиваешь...
Я промакнул рукавом лоб. Возбуждение мое угасло, уступив место тривиальному страху. Прав Грем, никакая я не личность... Что же делать? Отступиться? Рискнуть?
- Обдумаю и...
- Обдумай! - обрадовался Грем. - Решишь твердо, - буду оперировать.
И вот я отпраздновал сорокалетие. Отпраздновал... Как бы не так!
"Полжизни позади", - говорю своему двойнику в зеркале (еще одна личность!).
Всё! Хватит! Завтра пойду к Грему. И скажу:
- Я решил. Твердо.
- Вот и всё!
Я произношу эти слова вслух, смакуя их, точно изголодавшийся корочку хлеба.
Никогда не чувствовал такие ясность, определенность, душевное спокойствие. Грем действительно маг и волшебник! Но странно, что он избегает меня. Появляется в сопровождении синклита почтительных белых халатов, обращается ко мне официально:
- Как самочувствие, больной?
Потом поворачивается и уходит.
Не знаю: обижаться на него или молиться, словно на материализовавшегося бога?
Но на десятый день, перед выпиской, Грем пришел один, и не в халате, а в потертой замшевой куртке, как в давние студенческие времена, молча сел рядом и принялся усердно дергать очки.
- Что-нибудь не так? - спросил я.
- Дыши носом... - начал он неуверенно и оборвал свою присказку, не договорив Фразы.
- Выкладывай!
Честное слово, его лицо побелело как в ту ночь на Марсе.
- Это не галлюцинации, Ваня! - он впервые за время нашего знакомства назвал меня по имени.
- Что же?
- Мы поменялись ролями, старина. Теперь сумасшедший - я.
- Брось!
- Я видел твои "галлюцинации" на мониторе и даже записал их. Однако кто поверит, что это не фальсификация?
Мне стало смешно.
- Ну и черт с ними. Сотри и забудь.
- Не смогу!
- Ладно, не стирай. Тогда что это, если не галлюцинации?
Грем колебался, затем махнул рукой.
- От тебя скрывать незачем. Мы с тобой опять бредем черной ночью по Марсу. Так вот, есть одна гипотеза. Ты можешь сказать, что такое время?
Я ответил, словно школьник урок:
- Одна из форм существования материи. И еще... четвертое измерение.
- А можешь ты представить себе это?
- Конечно, нет, - признал я.
- То-то. Мы представляем время абстрактно. Для нас оно как масштабная линейка. Понятие времени лишено физически ощутимого содержания.
- Ну и что?
Грем сделал паузу, как будто собирался с духом. Я машинально отметил, что он не прикасался к очкам, даже отложил их в сторону.
Помолчав, мой друг продолжил:
- Я задал себе вопрос: а что, если время - одна из форм существования не просто материи, а материи мыслящей? А мы, люди, лишь результат ее творчества, вернее, эксперимента...
- Время - бог?
- Какой там бог, - поморщился Грем. - Бог не вписывается в законы природы, тогда как время - их воплощение. Знаешь, - доверительно улыбнулся он, - мне всегда думалось: ну почему в мире столько нелепого? Кажется, я нашел ответ... Все дело в том, что мы объект проб и ошибок. Время перебирает варианты, а их бесчисленное множество. Оно ищет совершенства, и этот поиск бесконечен. Но и время бесконечно в своем существовании!
- Ты с ума сошел! - вырвалось у меня.
- Я же сказал, что мы поменялись ролями... Ах, если бы это действительно было сумасшествие... Но всё неизмеримо хуже! Происшедшее с тобой подтвердило мою гипотезу. Я обрушил на нее всю разрушительную мощь компьютеров, введя в них твои "галлюцинации", и она выдержала!!!
- Ну и что теперь? Смириться с положением подопытных кроликов? Отпустить грехи, простить преступников, ведь всё, что они натворили, было предопределено? Войны, чума, инквизиция, фашизм, концентрационные лагеря?! Принять это как должное? Не хочу! Не верю тебе! - закричал я, теряя самообладание.
- Не верь, Ваня, - глухо проговорил Грем, очки плясали в его руках. Так будет лучше. Прими одно: время обладает памятью, возможно, абсолютной. Оно помнит всё, что происходило во Вселенной. В том числе историю марсианской цивилизации, как и бесчисленного множества иных. Видимо, горькая это память.
"Он взял на себя мою ношу, - подумал я. - Заразился моим сумасшествием. Только у него оно протекает еще болезненнее..."
- Прости, Грем. Понимаю, как тебе сейчас тяжело. Чем я могу помочь?
- Мне? - казалось, Грем не понял. - О чем ты?
- Ни о чем. Так. Извини.
- Говоришь, все было предопределено? Нет! Время бессчетно давало нам шанс, но мы им не воспользовались. Мы, живущие во Вселенной. Твоя марсианская одиссея - один из таких шансов. Время воспользовалось твоим мозгом, чтобы предостеречь нас... Чтобы передать людям...
Его речь становилась неразборчивой, он глотал куски фраз, и лишь последнюю произнес четко, чуть ли не по слогам:
- Ничто во Вселенной не исчезает бесследно, не исчезнем и мы.
Назавтра Грема нашли в его кабинете. Он, овладевший тайнами мозга (слова из статьи), умер от инсульта. Записи моих "галлюцинаций" были стерты. Осталось единственное изображение: прекрасное нечеловеческое лицо с голубоватой кожей и огромными сиреневыми глазами над похожим на клюв носом смотрит в упор. Хочет заговорить и не сможет. Никогда.