- Как все? - беззвучно спросил Валентин; не выдержал.
- Все, кроме тебя. Долг рвать, пока зубы целы; и долг этот появился в том еще обществе, в той стране, которую и начали рвать на клочья пятнадцать лет назад. Тут уж я не упущу своей выгоды, уж поверь мне, не упущу, уж постараюсь! - Павел с кашлем выхаркнул последние слова, глаза его сверкали, скулы были сведены, а на побелевших щеках проступили багровые, точно гематомные пятна. - Я все решил в последние три месяца, все по полочкам разложил, все прикинул. Не ошибусь уж теперь-то. Сперва в ателье устроюсь, это мне привычнее, у Бреймана, ты его должен помнить, он одно время...
- Я помню, помню, - Валентин попытался остановить его. - Ты не рассказывай лучше, а то... мало ли что да как...
И простой жест руки изобретателя остудил пыл Павла. Он замер, точно на невидимую стену наткнувшись, но слишком податлива была эта стена, и слишком велик его азарт, так что он не сразу остановился, а несколько мгновений продолжал еще рваться вперед:
- Ты же его знаешь, - говорил он, затухая, - А потом... потом.... И в Чехию удеру лет через десять... с суммою.
И совсем остановился.
- Да, ты модельер неплохой, - сказал Валентин по прошествии какого-то времени. - Факт отрицать не буду.
- Вот видишь!
- Будем надеяться на лучшее в прошлой твоей жизни, - мягко добавил он.
- Да, будем надеяться, - теперь уже ровно проговорил Павел. И, отдышавшись, все же сел в позабытое кресло.
Валентин сел так же, произнеся "на дорожку"; Павел, не ожидавший столь скорого ухода из квартиры, хотел подняться, выбраться из кресла, но что-то сковало его члены, некая невидимая сила, в чем-то подобная той, какая в скором времени забросит его в прошлое, на пятнадцать лет назад, в другую страну, другую эпоху, к другим людям. И он покорился этой силе.
Подождав еще несколько мгновений, обоим показавшимися непомерно долгими, - особенно после столь стремительно пролетевших мигов жарких фраз, - они поднялись одновременно, и, оттого, что такое случилось, улыбнулись друг другу. А затем вышли из квартиры.
Место было выбрано удачное, глухое и сейчас и тогда: бетонная площадка на задворках забытого ангара. Валентин, принесший на площадку генератор, все же не удержался и в который раз стал давать необходимые, но затверженные уже до последней фразы, наставления путешественнику во времени. Павел, притихший, выговорившийся полностью, кивал в ответ и смотрел под ноги. Фразы до него не долетали, лишь обрывки их спутывались с собственными мыслями и порождали удивительные фантастические фантомы в его мыслях; он, кажется, вовсе не слышал слов, точно они сами рождались в его беспокойном мозгу, возникали из ниоткуда и уходили в никуда.
А Валентин говорил:
- Мне в любом случае не будет ничего известно о тебе... сообщения не оставишь. Отправляясь в прошлое, ты создаешь новую вероятность развития темпоральных флуктуаций, иными словами, новую вероятность развития вселенной, новый мир, если угодно.... Лишняя масса, пускай и не приведет к значительным изменениям, но все же, ты уже будешь находиться в том, что можно назвать параллельным миром. А в будущем буду находиться уже другой я, из того параллельного мира, а не тот я, что прощается с тобой, единственным меж нами различием может оказаться то, что тот я будет знать о тебе что-то. А вот мы с тобой уже никогда.... Но тому я, что будет в параллельном мире, ты, конечно, сможешь дать о себе знать... всеми своими действиями, думаю, он, тот я, непременно последит за ними. Да и я, в определенном плане, буду следить за тобой.... Все же не каждому дано стать творцом новой вселенной. Да, кстати, не забудь припрятать понадежнее генератор.... Связи-то у тебя там какие имеются?
И это накладывалось на собственные мысли:
"Первым делом - лишить себя возможности к отступлению, может быть, я тут же передумаю, да хода уж не будет... тем более, все Валентину оставил, так что куда уж... только назад.... Кстати, ее зовут Рашида Фатиховна... милая старушка. Мы столько лет у нее останавливались перед восемьдесят пятым, жаль, в том не получилось.... Надо же, совершенно не помню, сколько стоит автобусный билет до конца... впрочем, будет написано... да и кто поймет, если я и спрошу. Но основные цены, на хлеб, на молоко, конечно, следует помнить.... Не ошибиться бы с ними... надо будет приглядываться"...
- Ты меня слышишь? - переспросил Валентин. Павел вздрогнул. - У тебя связи намечены?
- В прошлом? - да, конечно. Я говорил тебе, что все начнется с ателье.
- Да, говорил, - Валентин точно побоялся узнать подробности. - Хорошо, значит, будешь творцом своей собственной вселенной, мгновенно отпочкующейся от нашей, и очень на нашу похожую, вплоть до мелочей, но в которой наличествует стразу два тебя в разных возрастах, причем, один из которых знает о существовании другого, а другой не имеет о том ни малейшего понятия вплоть до того мига, пока не придет ко мне, к тому мне, что будет заниматься пространственно-временными переносами, и не поинтересуется, как дела и не пожалуется на ужасную жизнь, и не попросит хоть какой-то надежды. Конечно, он имел в виду нечто другое, некую работу за сносный заработок, тот я уже устраивал некогда подобное, - но услышав о том, что работа почти завершена и ждать осталось всего ничего, будет просить о другом. Слово в слово произнесет все то, о чем сказал мне ты, и круг замкнется...
- Что это? - Павел только сейчас заметил ящик в руках Валентина и вздрогнул от этой мысли: сколько он пробыл в своих грезах? Изобретатель умолк и опустил взгляд.
- Ящик. На него встанешь, когда отправишься, а то ты с собой порядочный кус бетона в прошлое потащишь, зацепив полем. При захлопывании генератор все с собой потянет, что в сферу вошло, так что пускай он не перенапрягается, когда будет создавать "кокон" вокруг тебя.
Павел послушно встал на ящик. Генератор тяжкой ношей давил на грудь и плечи. Валентин, подав руку, помог ему взобраться. Ящик затрещал, но выдержал.
Они неумело, неловко попрощались; впрочем, Валентин в последний момент нашел нужные слова и напутствия. Павлу же все происходящее: его нелепая поза с генератором, опоясывающем грудь и спину, на скрипучем шатком ящике, отошедший подальше изобретатель, мазавший ему и призывавший не медлить с переброской, пустота бетонной площадки, уходивший вдаль на десятки метров, - все это казалось неумелым фарсом, непонятно зачем и для кого разыгрываемым. В прощальных действиях обоих молодых людей - на двоих им не было и семидесяти - ему представлялось что-то заурядное, годное для дешевой постановки в захолустном летнем театре для бесплатной аудитории. Он все же превозмог себя и помахал рукой, сам же и ругнулся за этот жест и, зло скривившись, точно нырял в холодную воду, нажал на кнопку запуска генератора. И, разом оглохнув и обомлев от вида замерцавшей вкруг него картины прежнего мира, негнущимися пальцами щелкнул выключателем переноса.
Раздался неслышный взрыв, мыльный пузырь мгновением раньше, переливавшийся на свету всеми цветами палитры схлопнулся; неведомая сила ударила Валентина по ушам и рванула к исчезнувшему пузырю, - к жалким обломкам деревянного ящика. Он не устоял на ногах, упал на колени и нелепо помахал рукой, уже сам не зная, кому. Листок бумаги выпорхнул из кармана куртки, полетел, влекомый ветром, по бетонной площадке. Валентину пришлось проворно вскочить на ноги и броситься за ним. Поймав его, он еще раз взглянул на свою и Павла подписи, поставленные под актом дарения квартиры, бережно, точно это была единственная, оставшаяся у него память о друге, сложил листок и, как драгоценный дар, положил обратно в карман.
Секунды небытия истекли так же внезапно, как внезапно рука его щелкнула выключателем и выкинула "кокон" в новый, свежий, с иголочки, мир. Мыльный пузырь вырос вновь на бетонной площадке, все такой же, не изменившийся ни на йоту за пролетевшие вспять пятнадцать лет, только ныне пустынной, овеваемой не по-летнему холодным ветром. Тотчас же генератор отключился, с шипением утихая. Пузырь раскрылся, и Павлу удалось услышать эхо громоподобного хлопка, возвестившего всем и каждому о его появлении в этом мире.
Мир слишком походил на тот, что он знал по своему отрочеству, походил настолько сильно, что казался практически неотличимым от него. И все же, едва подумав об одной только возможности встретить самого себя здесь, случайно наткнуться на человека, который тогда еще не был ему знаком или уже был, но вскоре забылся, затерялся в прожитых годах, от одной этой мысли Павел вздрогнул и испуганно оглянулся по сторонам. В эти первые мгновения, истекшие с момента остановки генератора, он все еще был не в силах представить рассудком свое перемещение, и потому представлял все окружающее его пространство не иначе как умело построенную, но все же картонную декорацию, за которую он вот-вот, за следующим поворотом, зайдет и вновь вернется назад, к Валентину, к родным и знакомым, ко всей прежней своей жизни, той самой, что он оставил в пятнадцати годах впереди.