— Ну вот, — сказал Брис. — Осталось снять с него обувь.
Это взял на себя Жак. Сатурн Ламийский по-прежнему спал. Жак закинул туфли в багажную сетку.
— Не оставить ли на нем носки? — предложила Коринна. —
Они помогут сохранить тепло и попадут в рану. Если повезет, это вызовет заражение.
— Прекрасная мысль, — сказал Жак.
— Угу! — сказал Брис.
Раймон уселся рядом с Сатурном и принялся заигрывать со шнурками.
Брис вынул из чемоданчика прелестную миниатюрную паяльную лампу и бутылочку, из которой налил в лампу бензина. Жак чиркнул спичкой. Красивое желто-голубое с дымком пламя поднялось и опалило ресницы Бриса, тот в ответ разразился бранью.
В этот миг Сатурн Ламийский открыл глаза, но тут же закрыл их снова. Его ухоженные руки покоились поверх пледа, а длинные пальцы переплетались столь сложным образом, что у Раймона, после того как он минут пять пытался в этом разобраться, разболелась голова.
Коринна открыла свою сумочку и вынула оттуда расческу. Она поправила прическу перед окном, благодаря черному ночному фону в него прекрасно можно было глядеться. Снаружи ветер свистел по степи, и волки, чтобы согреться, носились как угорелые. Поезд обогнал одинокого путешественника-веселопедиста, который из последних сил крутил педали над гладью степных песков. Уже недалеко был Братскипродольск. Точно такая же степь тянулась до самого Горнопятщика в двух с половиной-другой верстах от Бранчочарновни. Вообще-то никто не мог выговорить названий этих городишек, и в привычку вошло называть их просто Урвилль, Макон, Лепюи и Сент-Машин.
Грубо харкая, заработала паяльная лампа, и Брису пришлось повозиться с регулирующей иглой, чтобы добиться скромного язычка голубого пламени. Он передал лампу Раймону и положил желтый чемоданчик на пол.
— Ну что, последняя попытка? — предложил Раймон.
— Да, — сказал Жак.
Он нагнулся к Сатурну:
— Вам до самого Херострова?
Сатурн открыл один глаз и тут же его закрыл.
— Сволочь! — сказал разъяренный Брис.
Он, в свою очередь, встал перед Сатурном на колени и приподнял первую попавшуюся под руку из его ног.
— Больнее будет, если сначала выжечь ногти, — объяснила Коринна, — ну а кроме того, и рубцеваться все это будет немного дольше.
— Дайте-ка мне лампу, — сказал Раймону Брис.
Раймон протянул ему лампу, и Брис прошелся огнем по двери купе, чтобы проверить, как она греет. Лак начал оплывать, отвратительно завоняло.
Но еще хуже воняли, сгорая в свою очередь, носки Сатурна, из чего Гарамюш сделала вывод, что были они из чистой шерсти. Коринна не обращала на это внимания, она уткнулась в книгу. Раймон и Жак ждали. От ноги Сатурна шел дым, она громко потрескивала и пахла жженым рогом, а на пол с нее падали черные капли. Ступня Сатурна корчилась в потной руке Бриса, ему трудно было ее удерживать. Коринна отложила книгу в сторону и приоткрыла окно, чтобы чуть-чуть проветрить помещение.
— Постойте, — сказал Жак. — Попробуем еще раз.
— Вы не играете в карты? — приветливо сказал Раймон, поворачиваясь к Сатурну.
Сатурн забился в угол купе. Рот его слегка перекосился, лоб чуть морщился. Ему удалось улыбнуться, и он еще крепче зажмурился.
— Все впустую, — сказал Жак. — Он не желает разговаривать.
— Какая сволочь! — сказал Брис.
— Невоспитанный тип, — сказал Раймон. — Когда оказываешься вшестером в железнодорожном купе, нужно разговаривать.
— Или забавляться, — сказала Гарамюш.
— Заткнитесь, — сказал Брис. — Известно, чего вы хотите.
— Вы могли бы испробовать ваши пинцеты, — отпустила в этот момент замечание Коринна.
Она подняла свое прекрасное лицо, и веки затрепетали на нем, как крылышки бабочки.
— Знаете, на ладонях есть такие места, за которые стоит взяться.
— А лампу что, выключить? — сказал Брис.
— Да нет, продолжайте оба, — сказала Коринна, — куда вам торопиться? До Херострова еще далеко.
— В конце концов, он все же разговорится, — сказал Жак.
— Черт! — сказала Гарамюш. — Каков, все же, хам.
На овальном лике Сатурна Ламийского промелькнула мимолетная улыбка. Брис вновь взялся за паяльную лампу и приступил к другой ноге — как раз посреди подошвы, ну а Раймон копался в чемоданчике.
Голубому пламени лампы удалось пройти насквозь ногу Сатурна как раз в тот момент, когда Раймон нащупал наконец нерв. Жак их подбадривал.
— Попробуйте под коленом, — подсказала Коринна.
Чтобы удобнее было работать, они уложили тело Сатурна на одну из скамей.
Лицо Сатурна совсем побледнело, а глаза больше не двигались под веками. Вкупе стоял жуткий сквозняк, ибо запах горелой плоти стал уже просто непереносимым, и Коринне это не нравилось.
Брис потушил паяльную лампу. Из ног Сатурна на запятнанную скамью сочилась черная жидкость.
— Передохнем минутку? — сказал Жак.
Он вытер лоб тыльной стороной ладони. Раймон поднес руку ко рту. Ему хотелось петь.
Правая рука Сатурна походила на взорвавшийся фиговый плод. С нее свисали лохмы плоти и сухожилий.
— Крепкий орешек, — сказал Раймон.
И подскочил на месте, увидев, как рука Сатурна сама собою повалилась на скамью.
Впятером они не помещались на противоположной скамье, но Раймон вышел в коридор, захватив с собой из желтого чемоданчика лист наждачной бумаги и напильник, чтобы размяться. Так что, считая от окна к двери, там сидели Коринна, Гарамюш, Жак и Брис.
— Ну и хам! — сказал Жак.
— Не желает разговаривать, — сказала Гарамюш.
— Это мы еще посмотрим! — сказал Брис.
— Я могу предложить еще кое-что, — сказала Коpинна.
IIПоезд продолжал катить по заснеженной степи, то и дело сталкиваясь с вереницами нищих, возвращающихся с подземной барахолки в Гольцине.
Уже совсем рассвело, и Коринна разглядывала пейзаж, который открывался и скромно скрывался в кроличьей норе.
У Сатурна Ламийского осталась только одна нога и полторы руки, но, поскольку он спал, естественно, трудно было ожидать, что он заговорит.
Проехали Гольцин. Скоро уже и Херостров, всего в шести верстах.
Брис, Жак и Раймон совсем обессилели, а их боевой дух висел на волоске, на своем, зелененьком, для каждого.
В коридоре заблаговестил колокольчик, и Сатурн подскочил на месте. Брис уронил свою иглу, а Жак чуть не обжегся электроутюгом, которым как раз пользовался. Раймон продолжал прилежно прощупывать точное нахождение печени, но рогатке Бриса не доставало точности.
Сатурн открыл глаза. Он уселся с большим трудом, поскольку отсутствие левой ягодицы, похоже, выводило его из равновесия, и натянул сползший плед на свою ногу в лохмотьях. Обувь всех остальных хлюпала по полу, по углам набралось полно крови.
Тогда Сатурн встряхнул своими светлыми волосами и от души улыбнулся.
— Я не из болтунов, а? — сказал он.
Как раз в этот момент поезд въехал на вокзал Херострова. И все вышли.