1
Аппарат был невелик — чуть побольше портсигара. Лавров недоверчиво покачал его на ладони и опять посмотрел в окно.
Тайга начиналась в сотне метров от дома. Выше ее над темными вершинами лиственниц поднимался неправдоподобно розовый склон сопки.
— И вы надеетесь, что эта штука избавит нас от птероящеров? — равнодушно спросил Лавров, ставя аппарат на подоконник.
— Не надеюсь, а совершенно убежден в этом, — возразил Федосеев. Его раздражало, что на всем протяжении разговора Лавров не отходил от окна, будто высматривая что-то. Казалось, он все время думает о посторонних делах, не относящихся к теме их беседы.
— Я тоже хочу убедиться. Для этого я и прилетел к вам, — сказал Лавров и рассердился на себя за то, что говорил неправду.
Разговор начинался явно неудачно. Лавров чувствовал это, но не мог переломить себя. «Стоило мчаться сюда за шесть тысяч километров, — думал он, — чтобы потом двое суток околачиваться без дела в то время, когда до старта остаются считанные дни». Он догадывался, что на биостанции шла какая-то напряженная работа. Но это ничуть не извиняло Федосеева, который сам же срочно вызвал Лаврова сюда и лишь на третий день соизволил удостоить его беседой.
— Мне кажется, Петр Иванович, — задумчиво сказал Лавров и покосился на окно, — что местные зверюги, на которых вы собираетесь проверять аппарат, очень уж безобидны. Вы знаете, что такое птероящеры?
Он вдруг совершенно отчетливо вспомнил, как пятисоткилограммовые живые огнеметы с диким воем пикируют на его вертолет, и нeвольно вздрогнул. Прошел уже год, как он вернулся с Венеры, но каждый раз при воспоминании об этом мороз пробегал у него по коже.
— Я видел их в ваших фильмах, — сказал Федосеев. — Довольно мерзкие твари. Но в поле аппарата они станут смирнее ягнят.
Федосеев подошел к аквариуму, в котором лениво шевелились какие-то незнакомые Лаврову рыбы, и стал сыпать корм. Лавров взглянул на него и опять уставился в окно. Ему не верилось, что маленькая коробочка, стоящая на подоконнике, совершит то, чего не смогли сделать атомные пули, самонаводящиеся гранаты и лазерные пистолеты.
— Вы хорошо плаваете? — вдруг спросил Федосеев.
— Купание входит в программу испытаний? — с оттенком иронии поинтересовался Лавров.
— Вы угадали, — ответил инженер. — Но оно состоится лишь в том случае, если у вас окажутся достаточно крепкие нервы.
Лавров вопросительно посмотрел па собеседника. Он впервые встретил человека, выразившего сомнение в храбрости знаменитого планетолога.
— Я, увы, не могу предложить вам живых птероящеров, — сухо сказал Федосеев. — Поэтому, если местные хищники кажутся вам чересчур смирными животными, мне остается только пригласить вас искупаться со мной в Амазонке. Самолет заказан на послезавтра.
— Там что, самые свирепые крокодилы? — улыбнулся Лавров. — Обожаю экзотику.
— Крокодилы там обычные, — ответил инженер и усмехнулся. — Но зато там пираньи.
Лавров только покрутил головой и с уважением посмотрел на Федосеева. «Все-таки сколько у нас самомнения, — подумал он. — Еще бы — бесстрашные космонавты, открыватели новых миров! Невелика храбрость — палить из реактивных ружей по шумным надоедливым тварям, спасая свою шкуру. А человек готов лезть даже к пираньям в зубы для того, чтобы обеспечить тебе спокойную жизнь. И ведь полезет, только согласись, — в одних плавках, туда, где прожорливые рыбы за полторы минуты обгладывают до костей живого быка».
Тут он вдруг почувствовал симпатию к хмурому инженеру и подумал, что Федосеев сможет понять его, но опять не решился заговорить о том, ради чего, собственно, и прилетел.
— И далеко действует ваш аппарат? — спросил он.
Федосеев стряхнул с пальцев остатки корма и взял аппарат с подоконника.
— Сейчас радиус круговой защиты — тридцать метров.
— Маловато, — пробормотал Лавров. Он подошел к аквариуму и постучал согнутым пальцем по стеклу.
Федосеев выключил аппарат и положил его на стол.
— Кажется, я начинаю кое-что понимать, — сказал Лавров, внимательно наблюдая, как рыбы жадно хватают корм, на который только что не обращали внимания. — Ваши рыбки очень убедительны, — добавил он.
Федосеев улыбнулся — первый раз с начала разговора.
Лавров решился.
— Скажите, Петр Иванович, — еще колеблясь, спросил он, — могу я взять Игоря в Сухую падь? Конечно, это не по правилам, нo мне очень хочется показать ему тайгу. Я подозреваю, что мальчишка никогда еще не видел обычного костра.
— Вот оно что, — вдруг догадался инженер.
Он с интересом и внезапной теплотой взглянул на стоящего у окна человека, чье имя гремело на весь мир.
После того, как две экспедиции подряд в беспорядке бежали с Венеры, растеряв оборудование и с трудом избежав человеческих жертв, многие специалисты заявили, что бороться с птероящерами невозможно. По Лавров высадился на Змеином плато со своей группой и проработал там четыре месяца, ежедневно отбивая все усиливающиеся атаки птероящеров. Последний бой, снятый на пленку из иллюминаторов ракеты, длился больше шести часов. Федосеев помнил, как поразили его кадры, где Лавров в обуглившемся термоскафандре хладнокровно расстреливал омерзительных огнедышащих гадов. Вокруг него горели скалы, и мелкие языки пламени плясали на его плечах, и раненый товарищ сбивал с него огонь фиолетовой струей огнетушителя, а ящеры все валились и валились из туч.
Теперь герой этого фильма стоял перед ним.
— Мальчик умеет обращаться с кинокамерой? — спросил Федосеев. Лавров кивнул. — Можно поручить ему кинодневник испытаний.
— Игорь буквально бредит космосом, — с подкупающей откровенностью признался Лавров. — Меня это даже пугает иногда. Он знает Марс лучше, чем родную планету. Впрочем, ее он, наверное, совсем не знает, — добавил Лавров огорченно и, спохватившись, замолчал.
Минуту он молча стоял у окна, поглаживая шершавое, некрашеное дерево подоконника. И когда он обернулся, Федосеев увидел лицо уверенного в себе человека, известного всему миру своим хладнокровием и бесстрашием.
— Как действует аппарат на человека? — спросил он. — Я хочу знать, сможем ли мы стрелять.
— На человека oн не действует, — сказал Федосеев и развел руками. — Во всяком случае, обнаружить его действие нам не удалось.
То, что он сказал, было только полуправдой. Серия опытов, поставленная им на себе, не дала ожидаемых результатов. Однако давешний почти тридцатичасовой обморок свидетельствовал, что очень мощное поле все-таки влияет на человека. Но Лаврову знать все это было ни к чему, потому что с таким полем ему встречаться не придется.
Федосеев подошел к Лаврову и положил руку ему на плечо. Позади них слегка приоткрылась дверь, но они не заметили этого.
— Вы можете стрелять сколько душе угодно, — мягко сказал Федосеев. — Но думаю, что делать это вам больше не придется. С таким аппаратом никакой зверь не страшен ни на Земле, ни на Венере.
Ни Лавров, ни Федосеев не подозревали, что Игорь слышал эти слова. Они догадались об этом позднее, когда обнаружилось, что мальчика нигде нет, и аппарат, оставленный Федосеевым на столе, пропал.
2
Он шел по лесу уже больше трех часов. Из карты, висящей в кабинете Федосеева, он знал, что дорога в Сухую падь лежит прямо на север — туда, куда указывала синяя стрелка наручного компаса. Вернее, дороги не было. Был незнакомый лес, была неизвестная планета, и за каждым деревом притаились свирепые птероящеры.
Прямо впереди, в десяти километрах, находилась избушка лесника. В самолете отец рассказывал Игорю захватывающие истории о том, как лесник долго выслеживает медведей с винтовкой в руках, как стреляет в них усыпляющей пулей и надевает им, спящим, ошейники с крохотным радиопередатчиком. И тогда в избушке на большом экране появляется еще одна светлая точка, и неутомимая антенна, торчащая над резным коньком крыши, день и ночь следит за передвижением зверя, а хитроумные кривые на осциллографах показывают, сыт он или голоден, благодушен или рассержен, спит или гонится за добычей. Отец говорил, что скоро можно будет даже различать по приборам, что медведь ест — обсасывает ли спелую пшеницу или лакомится облепихой на лесной поляне.
Отец всегда рассказывал очень интересно. Когда он возвращался из космоса, и кончался срок карантина, и все отчеты были написаны, он сажал Игоря и маму в самолет, и они улетали к морю, или в небольшое украинское, село, где дома стояли среди цветущих яблонь, или к холодным карельским озерам. Целыми часами отец рассказывал веселые или страшные истории — про пиратские клады, про умных роботов, которые озеленяют Сахару, про грозу морей — «Летучего голландца». Но он никогда не рассказывал Игорю о космосе.