Ева в пути - Карина Шаинян

Карина Шаинян Ева в пути

Клумба у старого кирпичного дома была оцеплена. Андрей включил камеру и с независимым видом просунулся между двумя милиционерами. В видоискателе задрожало тощее, изломанное тело, еле заметное в пестроте тюльпанов, – редкие волосы слиплись от крови, на морщинистом лице застыл неуместный сарказм. Андрей перевел объектив вверх, ловя в кадр распахнутое окно на седьмом этаже, и в этот момент на его плечо легла тяжелая дубинка. Андрей со вздохом опустил камеру.

– Ладно, ладно, шеф, ухожу, – проворчал он, оглядывая заслон. Менты были все, как на подбор, румяные, кровь с молоком, и самую малость сутулые. Даже сейчас на их лицах играли покровительственные улыбки – как и предписано стражам порядка.

– Вали, – добродушно сказал тот, который держал Андрея за плечо, и легко подтолкнул к собравшимся в отдалении зевакам. Почесал спину дубинкой и вернулся в оцепление.

Андрей аккуратно ввинтился в толпу. Расспрашивать милицию было бесполезно – все равно ничего не скажут, – но еще оставалась надежда на слухи.

– Какая наглость! – возмущалась бабка за спиной. – Какое огорчение для господина Президента!

– Говорят, он лично прибыл, чтобы разобраться в происшествии, – подхватили рядом. – Инкогнито. Надел милицейскую форму и прибыл…

По толпе прокатился восхищенный вздох, и множество глаз вперилось в оцепление Андрей разочарованно вздохнул: похоже, в этот раз дело было глухо.

– Совсем президентские пиарщики офонарели, – тихо пробормотал он. Оказалось, недостаточно тихо: его расслышал стоящий рядом дед с клюкой – торчащая из ушей седая шерсть не помешала.

– Что вы сказали? – переспросил он негромко.

– Ничего, – буркнул Андрей, пятясь, но было уже поздно.

– Граждане! – дребезжащим голосом закричал дед. – Вы посмотрите, что делается! Вы не верите в господина Президента? – обратился он к Андрею, испытующе задрав клочковатые брови.

– Верю, верю, – успокаивающе замахал руками Андрей.

– Не верит! – провозгласил дед и замахнулся клюкой. Андрей шарахнулся, но кто-то с визгом: «Неблагодарная тварь!» ударил его под колени портфелем. Трость обрушилась на затылок, и Андрей скорчился на клумбе, вжимая голову в плечи и прижимая камеру к груди. Его били тростью, сумками, подобранными тут же ветками. Он успел увидеть, как мелькнули розовые коленки, край клетчатой юбки: какая-то девочка на мгновение присела на корточки и быстро пошла прочь, небрежно помахивая черным продолговатым предметом. По глазам скользнул солнечный зайчик, и Андрей вдруг понял, что это подзорная труба, и хотел крикнуть девочке, чтоб она подождала. Но тут какая-то разъяренная тетка хлестнула его по лицу выдранным с луковицей тюльпаном, Андрея, несмотря на боль, разобрал истерический смех, и он перестал видеть.

Он пил третью чашку кофе, нежно поглаживая синяк под глазом. Плакала статья, жаль. Самоубийца в счастливом городе – сенсация! Даже если прочтут всего пара человек… И те случайно – так стоила ли игра свеч? Несколько часов уже, как он смылся от озверевшей толпы, а голова все раскалывается. Хорошо поработал дед. Под носом снова стало горячо и влажно, и Андрей потянулся за салфеткой.

– У вас из носа кровь течет! Хотите платок?

Андрей поднял глаза. Перед ним стояла девочка-подросток – насмешливое тонкое личико, серый свитер, короткая юбка из шотландки, русые волосы растрепаны. В городе, где который уже сезон в моде были пастельные оттенки, развевающиеся одежды и одухотворенные лица в ореоле аккуратных локонов, это выглядело странно, и в журналисте робко шевельнулся прибитый было охотничий инстинкт.

– Спасибо, – Андрей взял пахнущий гиацинтами платочек, старательно держа руки подальше от пальцев девочки. Растерянно повертел в руках, боясь запачкать. Девочка бочком присела напротив.

– Можно, я с вами посижу? Все столики заняты… – Андрей кивнул, и девочка завертела головой, высматривая официанта. – Спасибо. Немножко отдохну и пойду дальше. Ужасно есть хочется! – она невнимательно пролистала меню и заглянула в кошелек. Белобрысые брови поднялись трагическими запятыми.

– Давайте я вас угощу, – спохватился Андрей.

– Ой, спасибо! – воскликнула она, просияв. – Я Ева, – представилась она и выжидающе уставилась на журналиста.

– Аааа…

– Что – «а»? – она мгновенно насупилась и посмотрела исподлобья, уже готовая привычно скривиться.

– Андрей, – ответил журналист, намертво задавив порыв к остроумию. – Извините, – покаянно добавил он. Они помолчали, разглядывая друг друга. Только теперь Андрей заметил, что с девочкой не все ладно: в ее глазах мелькала тоскливая растерянность, еле прикрытая подростковой задиристостью. Он уже хотел спросить, что с ней случилось, может быть, предложить помощь, но Ева заговорила первой.

– Где вы так разукрасились? – спросила она.

– Так, – отмахнулся Андрей, – поспорил о господине Президенте…

– Разве о нем можно спорить? – удивилась девочка, и Андрей еле сдержался, чтобы не расхохотаться – такое искреннее изумление было в ее голосе.

– Даже о Боге можно спорить, – наставительно ответил Андрей.

– Зачем? – хмыкнула Ева. – Тем более что… – в ее глазах снова мелькнули растерянность и тоска, как будто она вспомнила что-то важное и невозможное, о чем за пустой болтовней со случайным знакомым почти удалось забыть. Ее лицо вдруг сложилось в гримаску жалости: – Ой, так вы еще до Президента родились? Ну да, правильно … Бедный, как вам ужасно раньше жилось!

– На самом деле не так уж плохо, – улыбнулся Андрей. «Ну да, рассказывай», – явственно прочиталось во взгляде девочки. – Ну конечно, под конец было страшновато… – он передернул плечами, вспомнив мир, в предсмертной тоске замерший у телевизоров и приемников. Мир без надежды, без будущего, мир за три минуты до гибели. Бесконечно долгие три минуты, наполненные ожиданием – скорее бы все кончилось.

Неприметное, но значительное лицо, сменившее помехи на телеэкранах. Аккуратная седая бородка, мягкий баритон. Ослепительно-белый китель, не похожий на форму ни одной страны, и одновременно похожий на все. И слова, которым хочется верить больше всего на свете: «Все страшное позади. Человечество спасено, мир восстановлен, оружие уничтожено, границы стерты. Войн больше не будет. Не будет больше боли и горя. Это обещаю вам я, президент Земли…»

– А я как раз в тот момент родилась, секунда в секунду, – похвасталась Ева. «А я в тот момент, секунда в секунду, пустил себе пулю в сердце, – подумал Андрей. – Только она прошла мимо, сломав ребро, я потерял сознание, и когда очнулся, шел первый час правления Президента…»

Не зная, как прервать тягостный разговор, Андрей посмотрел на часы и спохватился.

– Тебя родители не потеряют? – спросил он. – Уже поздно…

– Не-а, – Ева мотнула подбородком. – Папа бродит где-то… – она махнула рукой в сторону окна.

– А мама?

Ева пожала плечами. Неслышно подошел официант, – Андрей и Ева привычно откинулись на стульях, чтобы он не мог задеть их. Перед девочкой появилась тарелка с отбивной, пирожное, Андрею подали новую чашку кофе. Ева потянула носом, вдыхая аромат жареного мяса, на ее лице засветилась рассеянная улыбка.

– Ужасно проголодалась, – пробормотала она и закопалась в тарелку. Андрей смотрел, как она ест, – с плохо сдерживаемой жадностью и откровенным наслаждением. Смотреть было приятно: он много лет уже не видел по-настоящему голодных людей и успел забыть, как это здорово – когда не копаются брюзгливо в тарелке, а бесхитростно утоляют голод. И на саму Еву приятно взглянуть: удивительно милая девочка, тоненькая, свежая, – только немножко встрепанная, и на рукаве серого свитера пятно ржавчины и темной пыли. Откуда она взялась такая? Бродяжка? Сбежавшая из дома неформалка? В голове привычно складывались строчки текста. Вот так, господин Президент, устроитель всеобщего счастья, архитектор и вдохновитель рая земного, – не все так замечательно, как описывает ваша служба пропаганды. Вот – голодная девочка, брошенная родителями, ей некуда идти, не к кому податься… тьфу, оборвал себя Андрей, сначала надо разобраться, а то ты в своей борьбе с Президентом любую школьницу в несчастные бродяжки готов записать.

«Ффух», – еле слышно выдохнула Ева, отодвигая опустошенную тарелку. Подтянула поближе блюдце с пирожным. Подняла глаза Андрея и слегка нахмурилась – видимо, мысли Андрея на лбу были написаны.

– Вы не думайте, я уже взрослая, и деньги у меня есть, я просто в квартире забыла, а вернуться не могу… Ключ забыла потому что, – поспешно добавила она, и Андрей сразу понял: врет. – Мне уже семнадцать, я секретаршей работаю… работала у одного старичка.

– Неужели старичок тебя уволил? – улыбнулся Андрей.

– Нет, он из окна выпрыгнул, – ответила Ева, безмятежно облизывая ложечку. Андрей поперхнулся. – Ужжасно глупо, – продолжала она.