Она кивнула:
— Поместимся.
— Прекрасно, — сказал я, — под теплым одеялом так хорошо говорить о политике!
— И о торговле, — ответила она в тон. — Думаю, уже пора лезть под него, ночь на дворе.
Она хлопнула в ладоши. Из-за дальней занавеси появились две фрейлины, обе с опущенными глазками, присели в поклоне и смиренно ждут.
— Готовимся ко сну, — сказала Вирландина царственно. — Сэр Ричард, вам помогут раздеться…
— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Мне обычно помогает оруженосец, а то и мой пес с меня штаны стягивает.
Она усмехнулась:
— Как хотите. Мне кажется, он сейчас на кухне стягивает очередной окорок.
Фрейлины подошли к ней с двух сторон и снимали сперва все многочисленные кольца, аккуратно складывая в шкатулку, затем сняли одно платье, потом второе, что для меня тоже платье, хотя у женщин оно явно называется как-то иначе.
Я торопливо отошел к ложу, это то, что называется парадным, все четыре ножки идут на высоту в полтора человеческих роста, это чтоб и на кровати можно было встать, затейливая резьба по мореному дубу покрыта темно-коричневым лаком, легкая ткань подобрана к верхним рейкам и свисает красивыми волнами, это чтобы без помехи можно ложиться с любой стороны.
Сверху с четырех сторон еще и деревянные орлы с растопыренными крыльями. Я покосился на них, стиснул челюсти и, торопливо сняв штаны, полез под одеяло.
Пора бы привыкнуть, что у важных особ все совершается на виду, даже при совокуплениях обычно присутствуют гости и важные лица, что потом могут подтвердить и засвидетельствовать под присягой факт исполнения супружеских обязанностей.
Крыша балдахина ярко-красная и плотная, но стенки из полупрозрачной ткани, что скорее вообще прозрачная, чем полу, так что если их распустить во всю длину, они тоже не укроют от нескромных глаз.
Хотя эти балдахины вообще на юге используют, чтобы прятаться от жгучего солнца и всяких там комаров, а по эту сторону Хребта — от сквозняков.
Мне казалось, что под одеяло я зашмыгнул быстрее мыши, удирающей от голодного помоечного кота, за это время Вирландину раздели только до половины, но когда наконец закончили, еще две вошли с серебряным тазиком с некой жидкостью, моих ноздрей коснулся резкий запах уксуса, и стопкой белых полотенец.
Я наблюдал с угрюмым интересом, как две фрейлины смачивают чистые тряпочки и тщательно протирают тело хозяйки, сочное зрелое тело здоровой женщины, с небольшими отложениями на боках, чуть выступаюшим животом, крупной грудью, слегка провисшей от собственной тяжести, а две подбирают капли сухими платками.
Наконец ее тщательно вытерли полотенцами, она подошла и легла рядом со мной.
Я зыркнул в сильнейшем смущении на фрейлин.
— А они, — проговорил я, — чего?
Вирландина удивленно взглянула на меня, на фрейлин, снова на меня.
— Сэр Ричард, — сказала она почти нежно, — вы хотите, чтобы они ушли… или остались?
— Конечно, ушли, — сказал я нервно, — это же не первая брачная ночь, когда целая комиссия должна наблюдать за всеми подробностями!
Она сказала мирно:
— Как вам будет угодно. Девочки, вы можете идти. Вообще-то мы уже знаем, что делать.
Фрейлины, как мне показалось, были весьма разочарованы ее жестом и словами, присели в поклоне и удалились, но, как я предполагаю, там, за ширмой, всегда одна-две остаются на дежурстве даже ночью, вдруг да госпожа что-то изволит…
Как ни странно, мы в самом деле довольно долго обсуждали политику, экономику и расположение сил в Варт Генце, потом неспешно повязались, это было похоже на безмятежное и неторопливое плавание в плотной теплой воде лесного озера. Ее жаркое мягкое тело отзывалось на любой мой жест, я чувствовал себя свободным, счастливым и сытым.
Потом она повернулась ко мне спиной, упершись мягким разогретым задом, я обхватил ее и почти сразу заснул счастливым сном всем довольного человека.
Уром я проснулся от щебечущих пташек, даже подумал с закрытыми глазами, что эти существа скачут вокруг ложа, но оказалось, что уселись на подоконнике и требовательно стучат костяными клювиками, требуя зерен.
Вирландина улыбалась во сне, наконец потянулась и распахнула глаза, еще сонные, с поволокой, зевнула, повернулась ко мне и закинула на меня ногу.
— А вы очень деловой человек, — проговорила она еще сонно с поощрительной усмешкой. — Стоит вартгенцам узнать, что вы провели эту ночь в моей постели, ваше положение…
— Пошатнется?
— Напротив, — сказала она, — упрочится.
Я сказал понимающе:
— Вы сейчас благодаря своей родне наиболее влиятельный человек в королевстве?
— Не только благодаря родне, — пояснила она. — Я жила во дворце и привыкла общаться с людьми, окружавшими… Марсала, а также придворными, военачальниками, самим Фальстронгом. У меня достаточно прочные связи не только с теми, с кем наш многочисленный и дружный род и так в хороших отношениях.
— Вы очень умный человек, — сказал я, — что удивительно, так как вы на редкость красивая женщина. Хорошо, что все эти многочисленные влиятельные знакомые не знают, насколько вы хороши в постели… наверное, не знают. Все, по крайней мере.
Она засмеялась:
— Уместная оговорка. Но по сути не в бровь, а в глаз. Будучи женой принца, я не могла шагу ступить без фрейлин…
— Я это заметил, — подтвердил я.
— А когда его не стало, — продолжила она, — я размечталась, что вот сейчас-то наверстаю…
— И что?.. Помешало что-то?
Она произнесла задумчиво:
— Даже не знаю. То ли уже привыкла без мужчин, то ли какие-то опасения… каких не было у юной девушки, те все безголовые, а я ж теперь умная, как вы льстите, а это значит, в данном случае, осторожная… Да вы это знаете. По себе.
Я повернул голову, наткнулся на прямой взгляд ее влажно мерцающих и расширенных в полутьме глаз. На щеках все еще густой румянец, уходит очень медленно, губы распухли от жадных поцелуев, а ключицы выступают остро и беззащитно.
— Да, — признался я. — Хотя мужчинам вроде бы проще, какой с нас спрос, кобели безмозглые, но все-таки начинаешь осторожничать, подозревая в каждой что-то хитрое и коварное, что пытается влезть в постель, чтобы получить какие-то преимущества.
В полутьме с ее стороны донесся тихий смешок.
— У меня несколько фрейлин… Все из лучших фамилий королевства. Вы можете пользоваться ими без всяких опасений.
Я воскликнул шокированно:
— Ваше высочество! Как можно!
Она ответила с тем же веселым спокойствием:
— Все равно вы, мужчины, не утерпите. Но эти, по крайней мере, ничего от вас не захотят, так как видят — место занято.
— Ваше высочество, — возразил я, — мне стыдно в этом признаваться, но я все-таки романтик и верю в чистые отношения… где-то там, в глубине моей мохнатой, заскорузлой, темной и чешуйчатой души. Потому я никогда не посмею изменить вам с вашими же фрейлинами, разве что удастся совсем уж тайно, и чтоб никакая зараза не подсмотрела.
Она тихо засмеялась.
— Ну да, так даже интереснее. Сладость нарушения запретов…
В комнате неслышно появились фрейлины, их видно сквозь полупрозрачную ткань кроватного комплекса, я все-таки спустил на всякий случай эти шторы, рассаживаются тихо и чинно, губки поджаты, а глазки опущены.
Мне почему-то показалось, что эти хитрые морденки все ночь не спали, прислушивались, а то и подсматривали втихую.
Вирландина поднялась, с каждым движением и жестом обретая царственность и величавость, даже величие, откинула небрежно штору и вышла.
Фрейлины тут же поднялись, поспешили к ней, я думал, начнут одевать, но она стоит обнаженная, а ее все так же обтирают смоченными в уксусном растворе тряпочками, старательно обмакивают сухими все места, лишь потом принялись за одежду.
Я наблюдал со стеснением, не решаясь выползти, только дивился, сколько этих одежд, оказывается, на женщинах, в прошлый раз и не рассмотрел, или же тогда она уже знала, что встреча с сэром Ричардом закончится постелью, умная женщина, и не надевала ничего лишнего.
Фрейлины все же пару раз бросили хитренькие взгляды в сторону ложа, но ни одна не показала виду, что заметила мужчину в постели хозяйки.
Вирландина оглядела себя в зеркало, его заносили со всех сторон, даже сзади, наконец произнесла с удовлетворением:
— Хорошо, можете идти.
Они присели и тихонечко удалились, а я торопливо выбрался из-под одеяла и натянул штаны.
— Что будете на завтрак, мой лорд? — произнесла Вирландина.
— Да че-нить съедобное, — сказал я. — Можно просто еду.
Она проговорила без тени усмешки:
— Хорошо, тогда я на свой вкус.
— Это будет прекрасно, — сказал я.
— Завтракать предпочитаете здесь, — спросила она, — или в завтракальной?