Да и насчет личных отношений с Трибуном Решающим были вопросы. О союзнике хотелось и следовало узнать как можно больше, используя для этого и самых его оголтелых противников. Когда еще руки дойдут до просмотра системных блоков памяти, а живые свидетели событий глубокой древности – вот они, рядом. Сидят, насыщаются, провозглашают здравицы в честь своих освободителей и… выжидают.
Нет, были и такие, которые радовались от всей души, явно намереваясь хорошо, если не вдрызг, напиться. Просматривались и такие, даже целые группки, которые находились в тяжких раздумьях, а по их нескрываемой ауре можно было заметить и сожаление, и опасение, и некоторое раскаяние. Видимо, это были те, кто сожалел о том, что совершил побег, и наверняка осознавал, что полученная таким образом свобода – это не конец черной полосы в жизни, а вполне возможно, отверстие в заднице зебры.
Но самые активные, самые напряженные, поблескивая глазами – именно выжидали. Они и ели мало, тщательно проверяя чуть ли не каждую ложку салата или кусочек фрукта; почти, а то и совсем ничего не пили; да и между собой обменивались явно тайными знаками, как языком жестов, так и мимики. Как их ни пытались рассадить в разных местах за столами, все равно вокруг пары лидеров образовалась плотная группа наиболее близких сторонников из полутора десятков людей и троих баюнгов. Единственная, кто в той группе смотрелся инородным телом, – это Ледовая Владычица, сидевшая рядом с матерью, которая положила ладонь ей на плечо. И напряжение в этой группе просматривалось наивысшее.
Чтобы его хоть как-то разрядить, граф Дин вместе с Шу’эс Лавом уселись напротив них, за тот же стол. Бонзай Пятый сидел за отдельным столом, на возвышении. Там же расположилась Власта и оба шафика из личной свиты короля: Флавия Несравненная и Аристарх Великий. Им вменялось, в случае опасности, прикрывать венценосную чету любыми средствами, пусть даже ценой собственной жизни. Потому что сомнений по поводу идеальности всего запланированного действа оставалось предостаточно. Торговцы, прожившие более полутора тысяч лет, имели в запасе немало сюрпризов и могли что угодно учудить во время попытки их успокоить и повязать.
Приняв сообщение о том, что все гости за столами, Светозаров отвел для застольной беседы двадцать пять минут. Вполне достаточно, чтобы присмотреться к сотрапезникам, удостовериться, что они поели, проверить, появились ли у них в крови элементы растворенных в пище зеленых таблеток сна, и задать несколько провокационных вопросов.
Не стоило удивляться выбору цвета, который сделали лидеры при получении туник. Мельник был в белом одеянии, а Лучезарная выбрала ярко-желтый цвет. По сведениям из досье, так и должно было быть, но такая неизменность интриговала. Если за века люди не поменяли своих предпочтений, то они либо имеют неизлечимые психические расстройства, либо делают это намеренно.
Что и решил Дмитрий выяснить в первую очередь, после того как поднял тост в честь их величеств и личным примером показал, как надо обильно закусывать изумительное далийское вино.
– Тебе идет желтый цвет! – сделал он Наталье комплимент. – Нравится, или случайно такая туника попалась?
Госпожа Кох жеманно отложила вилку, картинно промокнула салфеткой поджатые губы и лишь затем поинтересовалась:
– Это уже можно считать началом собеседования?
– Можно, – улыбнулся граф. – Главное – отвечать искренне.
– Искренней меня нет никого, – красавица начала эманировать вокруг себя ментальную притягательность, продолжая говорить удивительно бархатным, мурлычущим голосом. – Тем более при такой праздничной атмосфере, изумительном застолье и той благодарности к нашим спасителям, которая так и рвется из моей души. Честно говоря, от переизбытка чувств у меня даже слезы на глаза наворачиваются…
– Да нет, мне кажется, что плакать не совсем уместно, достаточно будет просто правдиво ответить на все мои вопросы.
Женщина лукаво подмигнула землянину и перешла на воркующий тон:
– Про мои сексуальные приоритеты тоже следует рассказывать, ничего не скрывая?
– Пока я поинтересовался только выбором именно этой туники, – напомнил Светозаров без малейшего намека на улыбку и даже убрав из голоса доброжелательность.
Он всем сознанием четко ощутил, как по нему направленно бьют ментальным лучом повиновения, стараясь подчинить, сломить волю, превратить в покорного поклонника. Это уже не говоря о внешней красоте, которая завораживала, словно и в самом деле рассеивая вокруг себя лучезарную энергию.
«Надо будет поинтересоваться у Гегемона: как он и эта Наталья умудряются находиться в идеально молодом физическом состоянии? И что еще странно: он ведь на свободе и имеет в своем распоряжении потенциал сразу нескольких высших цивилизаций, а вот как ссыльные, находясь пятнадцать веков в одном месте, умудряются не только выжить, но еще и отлично сохраниться? А уж такая, как Кох, похоже, даже внешне не изменилась, вон как глазки-то молодо блестят. И сколько им еще осталось по внутренним расчетам? Многие уже умерли, а эти сколько протянут? Остальные сторонники не выглядят так молодо…»
Сейчас, при нормальном освещении и после того, как беглецы привели себя в порядок, разница и в самом деле бросалась в глаза. Многие выглядели сорокалетними, некоторые пожилыми, им можно было дать пятьдесят пять, а то и все шестьдесят лет. Ну и глаза почти у всех выдавали прожитую бездну лет. В какой-то момент Дмитрию даже показалось, что взгляд некоторых напоминает взгляд дракона, к которому совсем недавно Крафа проводил экскурсию в мир Богомолов. Причем нельзя было назвать эти взгляды мудрыми, всезнающими или отеческими, скорей – безмерно уставшими, циничными, подозрительными. То есть почти у всех просматривалась невероятно уставшая душа, окруженная коконом недоверчивости и оголтелой неприязни.
Нечто такое прозвучало и в ответе Натальи:
– Желтый цвет мне помогает защищаться от врагов, сигнализируя им о том, что связываться со мной смертельно опасно. А уж обмануть меня чревато еще большими неприятностями, чем просто умереть.
– И Крафа об этом знает?
– Лучше всех!
– Почему же он тебя не уничтожил? – цинично усмехнулся Дин. – Таких врагов надо уничтожать сразу.
Лучезарная картинно рассмеялась:
– Да потому, что он тупой! И вбил себе в голову, что лишением свободы воспитает из нас послушных дрессированных шавок. Ни ему, ни его тюремщикам не понять, что свобода для человека, а тем более для Торговца – превыше всего! И лучше умереть в застенках, чем унизить себя просьбой к кровожадному тирану и получить глоток мнимой свободы перед смертью.
– Глоток свободы? Но мне успели доложить, что где-то за поселком, за горами есть целый мир с нашими коллегами.
– Да, есть. Только никто оттуда, кроме самого Крафы, переходить в межмирское пространство не может. По сути, мир Грез – это гигантская тюрьма, окруженная миром Болот.
– Но, тем не менее, большинство Торговцев проживает именно там… – не то спросил, не то констатировал Светозаров. – А почему из поселка не сбежали все? Наши воины успели заметить, что большинство остались возле своих домов, хотя время и возможность для побега у них были.
Лучезарная смотрела на Дина, словно любящая мать на глупое наивное дитятко:
– Это же элементарно, милый. У каждого из нас в большом мире есть дети, внуки и прапраправнуки. Если кто-то совершит побег, их казнят.
Такая явная инсинуация заставила графа вполне естественно показать в ауре ужас с недоверием:
– Ну а вы?!
– А у нас нет детей. Ни у кого из тех, кто сидит за этим столом…
– Как же так? А Леда?
– Я верила, что мне при попытке побега из Грез удалось закинуть дочку в мир, который прячется за Зеленым Перекрестком. Так и случилось… А благодаря моему последнему побегу в Болота, мне удалось передать дочери и ментальный призыв-инструкцию к действию. Все получилось отлично, мы почти на свободе! Спасибо тебе, моя драгоценная!
И она порывисто обняла нахмуренную, явно чем-то недовольную Ледовую Владычицу, наигранно покрывая лоб дочери поцелуями.
Светозаров демонстративно оглядел зал и кивнул:
– Теперь я понимаю, почему не все веселятся. Они переживают за своих родственников?
– Да! Жуткая трагедия, жуткая! – маска скорби на лице красотки получилась такая выразительная, что землянин и Шу’эс Лав чуть не всплакнули от сострадания.
Слезы человеку удалось удержать лишь потому, что он знал: это ложь. А баюнгу – после вливания преизрядной порции ментального напоминания об участи его родителей, которых казнили как раз те, кто сидел напротив. Ну, может, и не они лично, но после их приказа или при полном попустительстве.
А Наталья продолжала:
– Хочется надеяться, что вы не станете к ним приставать с неуместными воспоминаниями. Мы уже на войне, и наши коллеги сами прекрасно понимают, что борьба за свою свободу не обходится без потерь. Нас только и согревает, дает силы двигаться вперед вера в то, что наше дело правое и мы победим. Именно поэтому…. – она сделала длинную паузу, тяжело вздохнув и меняя тон с сочувствующего на деловой, – …мы и должны как можно быстрей добраться до наших миров, вооружиться и отомстить кровавому узурпатору, устроившему истребление собственной цивилизации.