— Меня зовут Сэм Гэллоуэй. Я врач.
Жюльет смотрела на него. Ей вдруг ужасно захотелось понравиться ему. И в тот момент, когда она открыла рот, чтобы ответить, она уже знала, что сейчас сделает ужасную глупость. Но было поздно.
— Очень приятно. Жюльет Бомон. Я адвокат.
6
Холодный ветер по-прежнему пронизывал город насквозь, но перед отелем было людно. Жюльет ждала в холле, глядя на кружащие по Таймс-сквер такси и лимузины, из которых выходили торопившиеся в театр зрители в смокингах и вечерних платьях. Но вот появился Сэм, он поднялся на лифте с подземной парковки.
Пятьдесят этажей стекла и бетона — «Мариотт» был вторым по величине отелем на Манхэттене. Жюльет никогда не бывала внутри и теперь смотрела во все глаза, идя через огромный атриум, высотой в сорок этажей. Яркое, но ненавязчивое освещение заставляло забыть о том, что на улице зима.
Жюльет вошла вслед за Сэмом в лифт, они поднялись на третий этаж и пересели в одну из прозрачных кабин, которые проносились вверх и вниз, словно ракеты в космосе. Сэм нажал кнопку сорок девятого этажа, и головокружительное путешествие началось.
Они до сих пор не обменялись и парой слов…
«Зачем я пригласил ее?» — думал Сэм, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.
— Вы в Нью-Йорке по делам?
— Да, — ответила Жюльет, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Я приехала на юридический конгресс.
«Господи, зачем я сказала, что я адвокат? Никогда больше не буду врать!»
— Надолго задержитесь? Я имею в виду на Манхэттене?
— Завтра вечером я возвращаюсь во Францию. — «Хоть тут можно не врать».
Когда кабина поднялась на тридцатый этаж, Жюльет слегка наклонилась к стеклянной стенке, чтобы посмотреть вниз, но у нее закружилась голова. Ей казалось, что она висит в пустоте.
«Ох… Только бы меня не вырвало. Не самый подходящий момент».
Двери лифта открылись, служащий ресторана помог им снять пальто и проводил за столик. Панорамный бар занимал большую часть предпоследнего этажа отеля «Мариотт». К счастью, в это время посетителей было не много, и им достался столик у окна, откуда открывался сногсшибательный вид на Нью-Йорк.
Освещение было приглушенным. На небольшой сцене за роялем сидела девушка. Она играла медленный джаз в стиле Дайаны Крол.
Жюльет открыла меню. Самое дешевое блюдо тут стоило целое состояние. Сэм заказал сухой мартини, а она выбрала сложный коктейль с водкой, клюквенным соком и лаймом. В баре было тихо и очень уютно, но она переволновалась, и ей никак не удавалось расслабиться. Вдруг ей показалось, что здание движется.
Сэм заметил, что она испугалась.
— Бар крутится, — объяснил он, рассмеявшись.
— Как это?
— Он стоит на платформе, которая вращается вокруг своей оси.
— Потрясающе, — сказала Жюльет и наконец улыбнулась.
Было 19 часов 3 минуты.
19.08
На столике зажгли свечи. Жюльет заметила, что Сэм выглядит очень усталым и что глаза у него разного цвета — один голубой, другой зеленый. Говорят, такие глаза бывают у того, кто служит дьяволу.
Он и в самом деле дьявольски хорош. Gorgeous,[8] как говорят американцы. И еще у него был удивительный голос. Он словно укрывал, защищал от внешнего мира.
Жюльет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, но ее сердце билось гораздо чаще, чем ей бы хотелось.
19.11
Она: Вы уже бывали во Франции?
Он: Нет. Я обычный неотесанный американец, никогда не выезжал из страны, разве что в отпуск, на Гавайи.
Она: А вы знаете, что во Франции почти в каждом доме есть водопровод?
Он: Да ладно! Не может быть! А электричество?
Она: Ожидаем со дня на день…
19.12
Ему нравилось, что с ней так легко общаться. Она выглядела настоящей бизнес-леди, но оказалось, что она проста и естественна. По-английски она говорила прекрасно, но с легким, приятным акцентом. Когда она улыбалась, ее лицо словно освещалось изнутри.
Сэм смотрел на нее и чувствовал нечто напоминающее слабый электрический разряд.
19.15
«Пригласил бы он меня сюда, если бы я сказала, что я официантка?»
19.20
Он заметил, что она мерзнет в тонкой водолазке, встал и набросил ей пиджак на плечи.
— Нет-нет, не стоит, — попыталась она возразить. — Мне и так хорошо.
Но он видел по ее лицу, что она хотела сказать совсем другое.
— Вы вернете мне пиджак, когда будем уходить, — спокойно ответил он.
«Вы удивительно красивы!»
19.22
Разговор зашел о мужчинах и женщинах.
Она: Вы правы, понравиться мужчине совсем несложно. Нужно только иметь длинные ноги, упругую задницу, плоский живот, осиную талию, сексуальную улыбку, оленьи глаза и большую, высокую грудь.
Он смеется.
19.25
Молчание.
Она пьет коктейль.
Он смотрит в окно. Там, пятьюдесятью этажами ниже, кипит и гудит город. Такой далекий. Такой близкий.
Он заметил ее обкусанные ногти, и она тут же спрятала их. Он усмехнулся. Даже когда они молчат, разговор между ними продолжается.
19.26
«Скажи ему.
Скажи ему правду. Сейчас. Скажи ему, что ты не адвокат».
19.34
Она: Любимый фильм?
Он: «Крестный отец». А ваш?
Она: «Соседка» Франсуа Трюффо.
Он попытался повторить имя режиссера, у него получилось что-то вроде «Фвансуа Твуффо», и это было очень смешно.
Он: Не смейтесь надо мной!
19.35
Она: Любимый писатель? Я очень люблю Пола Остера.
Он (задумчиво): Дайте подумать…
19.40
Он: Любимая картина?
Она: «Полуденный отдых» Ван Гога. А у вас?
Вместо ответа он протянул ей рисунок Анджелы и рассказал, что если бы не он, то они никогда бы не встретились.
19.41
«Если я нравлюсь такому классному мужчине, значит, я не безнадежна».
19.43
Она: Любимое блюдо?
Он: Хороший чизбургер.
Она (передернув плечами): Ф-фу…
Он: Вы можете предложить что-то лучше?
Она: Улитки, фаршированные фуа-гра!
19.45
«Мы встречаем тысячи людей, но полностью раскрыться можем только с одним. Почему это так?»
19.46
Он: Я знаю ресторан, который вам понравится. Там готовят отличные гамбургеры с фуа-гра.
Она: Вы что, смеетесь?
Он: Вовсе нет, это их фирменное блюдо. Небольшая булочка с пармезаном, фаршированная мраморной говядиной, фуа-гра и черными трюфелями. Подается с вашей знаменитой картошкой фри.
Она: Стойте, нет-нет! Молчите! Не то у меня проснется зверский аппетит!
Он: Я вам оставлю адрес.
«Я отведу вас туда».
19.51
«Это самый подходящий человек в самый неподходящий момент!»
19.52
Он: Любимое место в Нью-Йорке?
Она: Осенний рынок свежих овощей на Юнион-сквер, когда парк засыпан разноцветными листьями. А у вас?
Он: Сегодня, здесь, рядом с вами, посреди леса небоскребов, которые светятся в темноте…
Она (в восторге от его слов, но все-таки не позволяет запудрить себе мозги): Не заговаривайте мне зубы!
19.55
Она: Последний пациент, который вам запомнился?
Он: Несколько недель назад к нам попала старая португалка с инфарктом. Она не была моей пациенткой, я просто помогал оформить ее в больницу. Мои коллеги сделали ангиопластику, чтобы прочистить засорившуюся артерию, но у нее оказалось слабое сердце…
Он замолчал, словно снова наблюдал за операцией и еще не знал, чем она закончится.
Она: Пациентка не пережила операцию?
Он: Да. Мы не смогли ее спасти. Ее муж много часов просидел рядом с ней, дежурил ночью у ее тела. Он был очень печален. Я слышал, как он шептал: «Estou com saudades de tu».
Она: «Мне тебя не хватает»?
Он: Да, приблизительно. Я пытался утешить его, и он объяснил, что у него на родине словом «содад» называют тоску о том, кого нет рядом. О том, кто умер или где-то далеко. Это слово нельзя перевести на другой язык. Оно выражает особое состояние души, которое трудно описать, легкую, неуловимую грусть, которая пронизывает всю твою жизнь.