Коло Жизни. Бесперечь. Том первый - Елена Асеева

Коло Жизни. Бесперечь Том первый Елена Александровна Асеева

© Елена Александровна Асеева, 2015

Предисловие

И боль в голове не проходила…

То, что я увидела, пережила благодаря ей, не вызвало желание пойти к врачу. Она точно велела… точно толкала меня к тому, чтоб притерпеться, обвычься, сплотиться с ней. Ибо постичь испытанное, пройденное, познанное вероятно можно лишь через боль. Только болью, страданиями, потерями укрепляется твоя суть… естество и впитывая в себя теплые лучи солнца под порывистым секущим ветром, вроде набрякает от собственной мощи хлещущих по тебе ударов судьбы.

Теперь по утрам боль в голове казалась и вовсе нестерпимой. И если я наклоняла голову, напрягала мышцы живота, она немедля усиливалась. И еще меня начинало тошнить, а порой и рвать. Коли почитать всякие научные статьи, это были первые признаки… первые симптомы рака… рака мозга. Однако я почему-то не боялась ни самой болезни… ни самой боли.

Я давно уже подметила зримую разницу меж мной и живущими подле меня людьми, не только близкими, но и далекими.

Их желание жить насущным и мое лишь духовным…

Их желание взять, иметь, приобрести… И мое насладиться дыханием божественной природы, дуновением ветра, колыханием листвы, течением ленивой реки или падением далекой бело-стылой звезды в недоступном и единожды родном мне космическом пространстве… не черном, как думают люди, а вспять многоцветном.

Я давно уже поняла, что не могу, не умею, не хочу жить потому графику и закону, кое прописало человеческое общество. Что ощущаю иное и по-иному чувствую людское бытие… Ни только в целом общества, но и в отдельности его каждого члена… каждой живой, хрупкой и малой личности… крохи… капельки затерянной, где-то в селе, городе, государстве, континенте… а может и в целой Галактике.

Потому и не имело, видимо, смысла идти к врачам. Так как чувствовалось, желалось разобраться в том, что я видела… А вместе с увиденным, пропущенным, и увы! уже спаяным с тобой жаждалось познать новое, что накатывало вроде морской волны, захватывало в силки и требовало потерпеть и с тем узнать ответ на тревожащий меня все время взросления, становления как человека, вопрос– кто я? или лишь, что я?

Глава первая

По дороге укрытой плотными ровными каменными плитами, встык подогнанными друг к другу так, что нечасто меж ними можно было узреть трещинку, а еще реже выбивающуюся тонкую травинку иль пучок их, медленно шла высокая, миловидная женщина со светло-коричневой кожей. Это была женщина рожденная в семье болдырей, где один из родителей значился белым, а другой черным. Достаточно молодая женщина несла в себе, как черты одного народа, так и иного. У нее были удлиненные в сравнение с телом конечности. Выступающими вперед челюсти, где почитай не просматривалось подбородочного выступа, что в целом придавало чертам лица островатый угол. Широкий, плоский нос, толстые губы и крупные карие очи, отличали характерные признаки темного народа, отпрысков Господа Першего. Одначе, от ветви белой расы Небо у женщины осталась и довольно-таки светлая кожа и светло-русые, долгие, слегка вьющиеся волосы, ноне плетеные в косу. Обряженная в короткий, чуть ниже колен сарафан из темно-синей, легкой материи сшитый сразу из нескольких полотнищ ткани, и напоминающий своим видом высокую юбку на лямках, одеваемую через голову, пришивные бретели на груди каковой были обшиты белой тесьмой под цвет льняной рубахе с короткими до локтя и единожды широкими рукавами. Обута женщина, или как ее величали Эйу, была в крепиды, где к подошве пришитые тонкие кожаные бортики, удерживались на ноге при помощи ремешков крест-накрест охватывающих ступню до щиколотки.

Эйу шла уже несколько дней. Порой она останавливалась, обидчиво оглядывалась назад так, точно оставила позади себя, что-то весьма ей дорогое, утирала влажный нос и погодя туго вздохнув, продолжала свой путь. Изредка она заглядывала в разбросанные по дороге небольшие поселения, спрашивая работу аль затем, чтоб войти в деревянный трактир и задержаться там на ночь.

Вмале того, несомненно, долгого пути и безрезультатных поисков пред Эйу живописалась развилка дороги. Одна из менее значимых ездовых полос уходила вправо, где за раскинувшимися полями, окруженными полосами зеленых нив, похоже схороненных от порывистых ветров, на покатом возвышении наблюдалась барская усадьба, в оной молодая женщина, возможно, сумела бы найти работу кухарки, а значит и столь надобный ей приют.

Эйу остановившись обок той развилки, раздумывала совсем чуть-чуть… Она еще раз оглянулась назад, вроде соизмеряя оставленное после себя расстояние и надрывисто вздохнув, свернула на дорогу, ведущую к усадьбе. Спустя какое-то время миновав небольшую деревеньку, с размещенными в ней не более двадцатью-тридцатью дворами, Эйу подошла к барскому дому огороженному невысоким штакетником собранным из тонких деревянных брусков окрашенных в зеленый цвет, как оно было принято у дарицев, многочисленного белого народа расселенного на одном из континентов, ноне величаемого Дари.

Широкий прямоугольный дом, расположенный за городьбой был каменным, сверху при том оштукатурен и покрашен таким образом, что просматривалась какая-то мелкозернистость на стенах, словно их чем обсыпали. Мягкий, изумрудный тон стен придавал в целом дому утопающему в низкорослых деревьях, растущих по правую и левую от него сторону, уют и теплоту. Два широких окна с полупрозрачными стеклами, поместились обок двухстворчатой двери, искусно расписанной цветами и плетущимися растениями, к проему коей вели махонистые каменные ступени, где гладкость крапленого камня поражала своей ровностью.

Эйу неспешно подошла к поскрипывающей на петлях резной деревянной калитке и легохонько толкнув ее вперед, вошла в широкий двор, где пред домом лежали разнообразные по форме и цвету клумбы. И с тем, не мешкая, направилась по ровной каменной дорожке к дому, даже не приметив сидящих подле одной из садовых грядок, поместившейся вблизи от забора, двух женщин. Одну молодую, красивую, худенькую с пшеничными волосами, убранными в ракушку, белокожую и с лучисто-голубыми очами, обряженную также, как Эйу, в сарафан на лямках только зеленый и желтую рубаху. И другую… уже пожилую, вельми полноватую, если не молвить грузную, невысокую. Седые волосы этой женщины были долгими и также убраны в ракушку. На яйцевидном лице смотрелась массивность нижней челюсти, вогнутым был нос, плоским лоб и крупными, серые, очи. Одетая несколько богаче, что, как можно догадаться, свидетельствовало о ее более значимом статусе. Поясная юбка, старшей женщины, шитая из семи полотнищ красного полосатого сукна собранная во множество складок, а потому придающая ее обладателю большую пышность, по краю дола была обшита полосой ажурных кружев. Белая шелковая рубаха с длинными рукавами и отложным воротником, также дивно украшенная вышивкой, соединялась с юбкой широким золотистым поясом. У пожилой барыни в мочках ушей висели крупные золотые серьги с янтарными камнями и небольшие перстни с тем же янтарем украшали сразу три пальца на левой руке.

– Кого ты тут ищешь? – послышался низкий, отдающий хрипотцой голос барыни, окликнувший идущую к дверям дома Эйу.

Женщина мгновенно остановилась, и, развернувшись к пожилой хозяйке, низко ей поклонилась.

– Госпожа, – начала было она.

– Нет, нет, – торопливо перебила ее хозяйка усадьбы. – Барыня Доляна, я не госпожа.

Эйу немедля поправившись, еще ниже склонила голову и своим высоким и единожды мягким голосом молвила:

– Очень приятно барыня Доляна… Я Эйу – кухарка, ищу работу. Вам не нужна кухарка? Я весьма хорошо готовлю. Могу работать в саду, в доме.

– Нет, мне не нужна кухарка, – перебивая женщину, отозвалась барыня и качнула грузной, как и все тело, головой, поместившейся на низкой, точно приземистой шее.

– Я могу работать так… не за плату, за приют, – голос Эйу тягостно дрогнул, а из глаз тотчас побежали ручьями слезы, и стало сразу видно, что она уже обессилена поисками приюта.

– О, да ты только не плачь деточка, – ласково протянула барыня, и, отряхнув друг об дружку ладони, смахнув с них остатки почвы, неспешно направилась к стоящей женщине. – Откуда ты?

– Я с града Лесные Поляны, – отозвалась Эйу. – Там работала у госпожи Собины и ее сына господина Благорода. Пять лет работала. Делала все по дому, стирала, убирала, поколь была моложе, а последние три лето кухарила. Прежняя кухарка обучила меня своему мастерству.